– Ха!
Он осмотрел прачечную взглядом полицейского, ищущего сбежавшего преступника. Затем Дерек повернулся ко мне и начал сверлить таким взглядом, что у меня земля ушла из-под ног.
– Что ты видишь, Хлоя?
– Я - я - я не-е-е-е…
– Успокойся, – нетерпеливо отрезал он. – На что они похожи? Они говорят с тобой?
– Ты действительно хочешь знать?
– Да.
Я пожевала губу, затем поднялась на цыпочки. Он наклонился ко мне.
– Они носят белые простыни с большими вырезами для глаз. И кричат: 'Бууу!' – я сердито посмотрела на него. – Теперь пропусти меня.
Я думала, что он начнет издеваться надо мной. Скрестит руки и произнесет: "А ты меня обойди, малявка".
Уголки его губ дернулись вверх, я приготовилась дать отпор и тут поняла, что он улыбается. Смеется надо мной.
Он отошел в сторону, и я рванула прямо к лестнице.
* * *
Доктор Джилл была невысокой женщиной с длинным носом, как у грызуна, и выпуклыми глазами, как у крысы. Они изучали меня столь внимательно, словно крысой была я – один глаз все время подергивался, когда она что-то строчила в своем ноутбуке. Я уже была у терапевтов. У двоих, сразу после смерти матери. Я ненавидела первого: это был старик со зловонным дыханием, который всегда закрывал глаза, когда я говорила, словно его одолевала дремота. Пожаловавшись на это, я попала ко второму врачу, доктору Анне, женщине с ярко-рыжими волосами. Она шутила со мной и напоминала маму. И именно она помогла мне продолжить жить. После десяти минут беседы с доктором Джилл я поняла, что она нечто среднее. Она казалась весьма хорошей и внимательно слушала, но и не собиралась в ближайшую минуту травить анекдоты.
Мы поговорили о том, как я спала, как ела, что я думала о других, и, главным образом, как я себя чувствовала. Я солгала о последнем. Я не дура. Если я хочу выйти отсюда, то не могу стонать, что мне здесь не место, или жаловаться, что кто-то совершил ужасную ошибку.
Так что я ответила, что знаю, папа и тетя сделали правильный выбор, поместив меня в Лайл Хаус, и что я готова поправиться, независимо от того, сколько времени это займет.
Крысиная мордочка доктора Джилл расслабилась.
– Это очень зрелое отношение. Я рада слышать это.
Я кивнула и попыталась выглядеть искренней.
– А теперь, Хлоя, скажи, ты когда-либо слышали о шизофрении?
Мое сердце перестало биться.
– Ш–шизофрения?
– Да. Ты знаешь что-нибудь о ней?
Я открыла и тут же закрыла рот – мозг просто отказывался подбирать слова.
– Хлоя?
– В–вы думаюте, что я – шизик?
Уголки ее губ напряглись.
– Мы не используем это слово, Хлоя. Фактически, мы предпочитаем не использовать ярлыки. Но диагноз – необходимая часть процесса. Пациент должен знать о своем состоянии, понять и принять его прежде, чем мы сможем начать курс лечения.
– Н–но я только приехала сюда. Откуда вам знать…
– Помнишь процедуры в больнице? Беседы с докторами? Тесты?
– Они выявили шизофрению?
Она покачала головой.
– В то время как ученые работают над способом окончательно диагностировать шизофрению, мы не можем сказать наверняка. Тем не менее, тесты исключили другие возможности: такие как опухоли или употребление наркотиков. Взяв те результаты и сопоставив их с симптомами болезни, мы пришли к выводу, что наиболее вероятный диагноз – шизофрения.
Я уставилась на пол.
– Вы думаете, что у меня шизофрения.
– Ты знаешь, что это такое? – медленно произнесла она, будто уже начиная подвергать сомнению мои умственные способности.
– Я смотрела "Игры разума".
Она еще сильнее поджала губы.
– Это – Голливуд, Хлоя.
– Но фильм основан на реальных событиях, правильно?
– Основан, – успокаивающе произнесла она. – Я прочитала в твоей анкете, что ты увлекаешься кино, и это просто замечательно. Но это не самый лучший источник информации о психических заболеваниях. Существует множество форм и типов шизофрении, и твоя болезнь не совсем то, что ты видела в кино.
Разве? Я видела людей, которые не существовали, точно так же, как тот парень из фильма.
Доктор Джилл продолжала.
– Твой случай мы бы назвали недифференцированной шизофренией, подразумевая под этим то, что у тебя проявились не все основные симптомы – в твоем случае, это видения и голоса. Визуальные и слуховые галлюцинации.
– Паранойя?
– Нет доказательств. Ты не показываешь признаков неорганизованного поведения или дезорганизованных речевых образцов…
– А заикание?
Она покачала головой.
– Это другое. У тебя нет этих симптомов, Хлоя.
– А будут? В конечном счете?
– Необязательно. Мы должны, конечно, быть бдительными, но мы выявили ее очень рано. Обычно диагноз ставится в восемнадцать–двадцать лет. Это похоже на болезнь на ранней стадии, так что у нас есть прекраснейшая возможность минимизировать ее развитие.
– И избавиться от нее.
Какое-то время она молчала, просто перебирая ожерелье на длинном шнурке.
– Шизофрения... не грипп, Хлоя. Она навсегда.
Кровь гремела в моих ушах, заглушая ее следующие слова. Она наклонилась вперед и коснулась моего колена.
– Хлоя, ты меня слышишь?
Я кивнула.
Она выпрямила спину.
– Шизофрения – не пожизненное заключение. Но это пожизненное состояние. Как наличие астмы. С изменением образа жизни и лечением, ее можно контролировать, и ты сможешь прожить нормальную жизнь. Никто не поймет, что у тебя шизофрения, если ты только не захочешь им об этом рассказать, – она откинулась назад, посмотрев мне прямо в глаза. – До этого ты говорила, что настроена пройти через это, независимо от того, сколько времени понадобится. Я понимаю, что ты надеялись на быстротечную болезнь, но и это требует того же уровня зрелости и решительности. Ты все еще готова сделать это, Хлоя?
У меня было много вопросов. Это обычно происходит быстро и без предупреждения? То есть, вот ты идешь совершенно нормальная, и тут у тебя начинаются галлюцинации, и ты с криком бежишь по коридорам? А потом, бац, тебе говорят, что у тебя шизофрения, и дело закрыто?
Все это было слишком неожиданно. Но когда я увидела доктора Джилл, как испытующе она смотрит на меня, ожидая перейти на следующую стадию, я просто испугалась. Если я спрошу что-нибудь, то она скажет, что у меня еще фаза отрицания болезни; если я сделаю это, то никогда не выберусь из Лайл Хауса.
Таким образом, я кивнула.
– Я просто хочу поправиться.
– Хорошо. Тогда мы начнем.
* * *
Доктор Джилл рассказала мне о лечении. Оно, как предполагалось, остановит мои галлюцинации. Со временем мы найдем нужную дозу лекарства, не вызывающую сильных побочных эффектов, но сначала я могу испытать частичные галлюцинации, депрессию и паранойю. Звучит так, будто лечение не сильно отличается от болезни.
Доктор Джилл уверила меня, что к тому времени, как я покину лечебницу, прием таблеток будет ничем не отличаться от ежедневного принятия лекарства от астмы.
– Так ты должна думать о шизофрении, Хлоя. Как о болезни. Ты ничего не сделала, чтобы вызвать ее.
И ничего не могу сделать, чтобы вылечить ее.
– Ты пройдешь через период депрессии, агрессии и даже отрицания заболевания. Это естественно, и мы будем бороться с этим на наших сеансах. Наши встречи будут длиться по часу.
– А групповая терапия будет? – спросила я.
– Нет. Когда-нибудь ты можешь решить, что хочешь попробовать динамику групповой терапии. Мы можем обсудить это позже, но в Лайл Хаусе личная жизнь ставится во главу угла. Ты должна полностью смириться со своим состоянием прежде, чем расскажешь все остальным.
Она поставила ноутбук на стол и скрестила руки на коленях.
– И мы подошли к заключительной теме на сегодня. Конфиденциальность. Я уверена, что ты понимаешь, что все пациенты здесь борются с психическими проблемами. Но это – все, что каждый из вас должен знать. Мы не обсуждаем детали твоего состояния, симптомы или курс лечения с другими. Если кто-либо будет давить на тебя, требуя рассказать ему об этом, ты должна придти к нам.
– Они уже знают, – пробормотала я.
– Что?
Негодование, блестевшее в ее глазах, сказало мне, что я должна была держать рот на замке. Я знала по прошлой терапии, что нужно рассказывать обо всем, что тебя беспокоит, но я не должна была начинать свою жизнь в Лайл Хаусе со сплетен.
– Н-не о шизофрении. Просто... кто-то узнал, что я вижу это. Призраков. Но я никогда не рассказывала об этом. Никому.
– Кто это был?
– Я-я предпочту не говорить. Это не так уж и важно.
Она развела руками.
– Нет, это важно, Хлоя. Но я ценю, что ты не хочешь никому доставлять неприятности. У меня есть догадки, кто это был. Она, должно быть, подслушивала, когда мы обсуждали твои галлюцинации, и сделала собственные выводы о... – она пренебрежительно покачала руками. – Привидениях. Я сожалею, что это произошло, но обещаю, что мы осторожно решим данный вопрос.
– Но…
– Она не узнает, что ты все рассказала нам, но с этим нужно разобраться, – она откинулась на спинку кресла. – Мне жаль, что это произошло в твой первый день. Молодежь, по своей природе, очень любопытна, и как бы мы ни старались обеспечить неприкосновенность личной жизни, это не всегда возможно в небольшом жилом помещении.
– Все в порядке. Никто не поднял из-за этого шум.
Она кивнула.
– Здесь есть отличные ребята. В целом, они очень вежливые и чуткие. В Лайл Хаусе это очень важно. Тебя ждет тяжелый путь, и мы все здесь для того, чтобы эта поездка прошла столь гладко, насколько это возможно.
* * *
Шизик.
Не имело значения, сколько раз доктор Джилл сравнивала эту болезнь с физическим недостатком, это не одно и то же. Совсем не одно. У меня была шизофрения.
Если на улице я увижу двух парней: один сидит в инвалидном кресле, а другой разговаривает сам с собой, кому я поспешу открыть дверь? А от кого убегу на другую сторону дороги?
Доктор Джилл сказала, что это лишь вопрос времени, найти нужное лекарство и научиться справляться с заболеванием. Если это так просто, почему так много людей болтается на улице и разговаривает сами с собой? Бездомные с безумными глазами, сотрясающие воздух своими криками?
Видеть людей, которых нет. Слышать голоса, которых не существует.
Шизики.
Такие же, как я.
* * *
После сеанса терапии я зашла в медиа-комнату, чтобы привести мысли в порядок. Свернувшись калачиком на двухместном диване, я прижала подушку к груди. И тут в комнату зашел Саймон.
Не заметив меня, он пересек комнату и схватил бейсболку, лежащую на компьютерном столе. Напевая что-то, он подбросил кепку в воздух, а затем поймал.
Он выглядел счастливым.
Как он может быть счастлив? Расслабленн, возможно. Но счастлив?
Повертев кепку в руке, он натянул ее на себя. Он остановился и пристально посмотрел в окно. Я не могла видеть его лицо, но он вел себя очень тихо. И тут он резко дернул голову. Саймон обернулся и увидел меня. Секундное удивление, а затем широкая улыбка.
– Эй, привет!
Он подошел ближе и перестал улыбаться.
– Ты в порядке?
"Я в порядке", – было готово сорваться с моих губ, но я не смогла выдавить из себя эти слова. Я не в порядке. Я хотела сказать ему это, что не смогла. Я лишь хотела, чтобы все было хорошо, хотела сказать, что я не в порядке. Но беспокойство в его голосе затронула лишь уголки губ, но не глаза. Он стоял поодаль и прилагал все усилия, чтобы быть милым, потому что он был милым парнем, и это было правильно.
– Все в порядке, – выдавила я из себя.
Он крутил козырек кепки и смотрел на меня. А затем просто пожал плечами.
– Хорошо. Можно дать совет? Не дай им узнать, что ты здесь прячешься ото всех. И не поднимайся в спальни днем. Иначе тебе прочитают лекцию об апатии.
– Я не…
Он поднял руки.
– Их слова, не мои. Я лишь предупреждаю. Тебе может сойти с рук, если ты включишь телевизор и притворишься, что смотришь какую-нибудь передачу, но они будут счастливее, если ты будешь бодрствовать и крутиться с нами. Мы не такая уж плохая компания. Не слишком сумасшедшая.
От его обворожительной улыбки у меня скрутило живот. Я села, изо всех сил пытаясь сказать хоть что-нибудь, чтобы удержать его. Я хотела поговорить. Не о докторе Джилл. Не о шизофрении. О чем угодно кроме этого. Саймон казался нормальным, а я так отчаянно нуждалась в нормальном.
Но его взгляд уже переместился на дверь. Несомненно, он думал, что я должна болтаться... с кем-то еще. Он просто дал совет новенькой.
Кто-то появился в дверном проеме, и Саймон вновь улыбнулся.
– Эй, брат. Не волнуйся. Я не забыл о тебе. Просто болтал с Хлоей.
Он указал на меня. Дерек заглянул в комнату с таким невыразительным взглядом, что можно было подумать, будто Саймон показывает на мебель.
Я вспомнила сцену в подвале – Дерек выпытывал из меня признания о том, что я говорю с призраками. Он рассказал Саймону? Скорее всего. Держу пари, что они вдоволь посмеялись над сумасшедшей девчонкой.
– Мы идем на улицу, – сказал Саймон. – Побросать мяч, пока идет перемена. Можешь присоединиться к нам.
Приглашение прозвучало легко, автоматически, и он даже не ждал ответа, а просто пронесся мимо Дерека со словами: «Я скажу миссис Тэлбот выключить сигнализацию на двери».
Дерек не сдвинулся с места. Просто продолжал смотреть на меня.
Уставился на меня.
Словно я была странной.
Словно я была шизиком.
– Может, сделаешь фотографию? – выпалила я. – Так тебе будет проще[25].
Он просто моргал и ничего не делал. И не уходил. Просто изучал меня взглядом, будто бы я ничего не говорила. Он уйдет, когда сочтет нужным. И он ушел, не сказав ни слова.
* * *
Когда я вышла из медиа-комнаты, поблизости была лишь миссис Тэлбот. Остальные вернулись в класс после перемены. Она отправила меня на кухню чистить – картошку, на этот раз.
Прежде чем я приступила к своим обязанностям, она дала мне еще одну таблетку. Я хотела спросить, сколько мне ждать, чтобы они подействовали, но если бы сделала это, то пришлось бы признаться, что я слышу голоса. Однако видений больше не было. Только та рука этим утром, прямо после того, как я приняла таблетки. Возможно, они подействовали. Быть может, лучше мне уже не станет. Что тогда делать?
Притворяйся. Подави голоса и сделай вид, что не слышишь их. Учись…
И тут по всему дому эхом разнесся дикий крик.
Я подскочила на месте, роняя нож в раковину. Сердце глухо билось в груди, я ждала какой-нибудь реакции. Отсутствие ее означало, что голос раздался лишь в моей голове. Видите, я уже научилась.
– Элизабет Делани! Вернись на место!
Хлопнула дверь. Кто-то, рыдая навзрыд, пробежал вниз по коридору. Волосы на моей шее встали дыбом, когда я вспомнила о плачущей школьнице. Я заставила себя подойти к двери, открыла ее и увидела, как Лиз поднимается по лестнице.
– Наслаждаешься шоу?
Я подпрыгнула на месте и заметила сердитый взгляд Тори за секунду до того, как она поднялась вслед за подругой. И тут из гостиной в коридор вышла мисс Ван Доп.
– С меня хватит! – закричал кто-то в классной комнате. – Я ждала проблем с поведением у учеников данного заведения, но этой девочке нужна профессиональная помощь.
– Мисс Ванг, пожалуйста, – успокаивала ее мисс Ван Доп. – Не на глазах…
– Она бросила в меня карандаш. Метнула его. Как оружие. Еще бы полдюйма, и она бы выбила мне глаз. Разрезала кожу. До крови. Карандашом! Все потому, что я сделала ей замечание, что десятиклассница должна бы уже понимать основы математики.
Мисс Ван Доп пыталась оттащить ее в коридор, но женщина вырвалась из ее хватки и влетела в другую комнату.
– Где совет директоров? Я ухожу. Та девочка – угроза...
Мимо меня промелькнула тень, и, обернувшись, я увидела Дерека. За его спиной захлопнулась дверь, но я мельком успела различить книги и калькулятор на столе. Он, должно быть, сидел там все время и делал самостоятельную.