— И для чего именно мне это нужно?
— Золото и деньги.
— Я привез золото домой...
— По версии Филиппа, это была очень выгодная экспедиция. Если ты избавился от остальных членов экспедиции еще до того, как они прибыли в Кейптаун, где в твоем распоряжении оставалось почти десять тысяч фунтов...
— Десять тысяч фунтов! — Джеймс кинулся к ней. — Мы не располагали деньгами даже для того, чтобы нанять солдат, когда корона согласилась на военный эскорт. Мы собирали по крохам...
Николь подняла руку.
— Ты не должен ничего мне объяснять.
— Я должен, если ты ему веришь.
— Я не верю, но Найджел поверит. А это гораздо хуже.
Джеймс набрал побольше воздуха в грудь, стараясь успокоиться.
— Продолжай.
— Кроме того, Филипп хочет отправиться в Африку с Найджелом. Он пойдет сам, уверенный, что знает, где ему нужно искать. И не будет защищать вакуа. Филипп хочет получить их золото. Хочет найти то богатое месторождение, о котором ты говорил. Он в ярости от твоего восторженного к ним отношения. О, и еще, Джеймс... — Она опустила глаза.
— Разве может быть еще что-то?
— Нет. Не совсем. — Она замолчала, затем проговорила: — Филипп предупредил министерство внутренних дел, и секретариат прислал кого-то. Будет проводиться расследование, оно займет некоторое время, и твое имя будет вычеркнуто из наградного списка. Это еще не случилось, но случится сегодня днем.
Джеймс обнаружил табурет в углу. Он придвинул его, сел и постарался сообразить, что же делать дальше. Совершенно просто: ему хотелось заболеть. Ах, его титул! Наблюдать, как он ускользает от него, гораздо тяжелее, чем он думал раньше.
Николь стояла рядом, у сточной трубы, облокотившись на нее.
Наконец Джеймс встал.
— Ты можешь подождать здесь? — спросил он.
— Что ты собираешься делать?
— Я собираюсь к епископу. Я расскажу ему всю историю. И если смогу достать этот мой чертов журнал, то покажу его епископу в правильном порядке. Найджел — фанатик, но не глупец.
— Это немного труднее, чем ты рассчитываешь. Ты ведь в самом деле фальсифицировал некоторые счета экспедиции: несколько примеров Филипп показал новому председателю финансового комитета. Однажды ночью он показал тебе, как работает эта система, как писать что-то, да?
Джеймс нахмурился, затем вспомнил тот разговор с Филиппом с внезапным ощущением бессилия перед роком.
— О-о, да! — прорычал он. — Ночь, когда он перепутал доходы колледжа с пожертвованиями для экспедиции. Я показал ему. О Боже! Я показал ему. Я вычеркнул цифры, которые у него были, и записал те, что он, кажется, назвал.
Наступила тишина, словно они оба стояли над могилой, которую сами вырыли. Замечательный взлет Джеймса в мир академии и английской знати был серьезно, если не фатально приостановлен.
Через минуту он повернулся к ней:
— Хм... Николь.
Она взглянула на него, выражение ее лица выдавало внутреннюю озабоченность, но она была спокойна. Переполненный любовью, Стокер заговорил.
Ему пришлось спросить:
— Почему Филипп доверил тебе такие важные сведения? Я подозреваю, что это был не простой разговор, не так ли?
— Нет.
Когда Николь поняла, что такой ответ его не устроит, она добавила:
— Я не спала с ним, если это то, о чем ты хочешь знать.
— Тогда почему же он тебе все это рассказал?
Николь выпятила пухлую верхнюю губку и поджала нижнюю.
— Ну... я дала ему понять, что может быть...
— О, хорошо. Это меня успокаивает. Что же могло заставить его думать так?
Она чуть нахмурила брови, но ничего не ответила. Тогда он помог ей:
— Могло ли это быть... о, дай мне подумать... что он вел себя недостаточно сдержанно по отношению к тебе?
— Нет! — Ее тон был решительным.
Хорошо. Пусть себе злится.
— Что тогда? Что могло заставить мужчину поверить женщине настолько, чтобы доверить свои тайны?
Но Николь вдруг заговорила, отбросив обет молчания. Она угрожающе посмотрела на него и сказала:
— Я не привыкла отчитываться перед мужчинами. Ты мне не сутенер, ты знаешь это.
— Нет, я не сутенер. — Ему не следовало этого говорить. Он знал, что за этим последует. — Что ты знаешь о сутенерах, Николь?
Она не ответила, только скрестила руки на груди.
После этого они стояли и долго смотрели друг на друга в неловком молчании. Наконец она сказала:
— Ты переутомился, Джеймс, тебе лучше уйти. Я подожду здесь. — Она рассмеялась так цинично, что ее смех звучал, как разбитое на мелкие осколки стекло. — Хотя мы, кажется, уже сняли этот дом. — И тут же добавила: — Филипп считает очаровательным обычай вакуа съедать своих врагов. Он сказал, я цитирую: «Возможно, Стокер поймет это, когда я обглодаю его на обед. Я бы на твоем месте подавал его вместе с супом».
Джеймс кивнул и встал с табурета.
— Я вернусь.
Он ушел, ужасно себя чувствуя. Он гадал: идти к Филиппу или просто спрятаться где-нибудь, затаиться. У него все кипело внутри. Что он сказал? Что сделал? Он был зол и виноват в том, что случилось, взбешен тем, что узнал.
И еще ему было стыдно. Стыдно, что он оскорбил Николь, которая нашла его, чтобы все рассказать, потому что Джеймс знал, чего ей это стоило. Но для него была невыносима мысль, что Филипп мог прикасаться к ней. Николь всецело принадлежала ему, Джеймсу Стокеру. Это были глупые мысли, но Джеймс ничего не мог с собой поделать. Он принадлежал ей. И она принадлежала только ему.
Глава 21
Джеймс не стал доставать записи университета. Он был уверен, что Филипп уже сделал это. Вместо того он занялся бухгалтерскими книгами колледжа. Затем Джеймс телеграфировал в Королевское географическое общество, запросив разрешение на проверку их книг. В течение часа Барни Килмур прислал ему ответ по телеграфу. Конечно, говорилось в нем, все пожертвования обществу, хотя иногда и анонимные, открыты для проверки, как и сведения, где размещены деньги и кем они получены. Только после этого, зная, что Филипп очень осторожен, Джеймс пошел к нему домой, куда попал через черный ход.
Слуга остановил его в холле, но Джеймс сказал, что Филипп попросил его забрать кое-что. После этого он смело вошел в кабинет к Филиппу.
Было до смешного легко найти его банковские записи — в глубине верхнего ящика, в папке. Счета Филиппа и документы на имущество виконта шли сразу же после записки от кредитора. Это было вежливое напоминание о неоплаченном счете. Джеймс забрал все, затем сел за письменный стол и стал просматривать бумаги.
На первый взгляд все выглядело нормально. Прошел час, прежде чем Джеймс заметил постороннюю запись в корреспондентских счетах колледжа, с которых четыре года назад были переведены деньги на банковский счет Филиппа в Лондоне. Это случилось потому, что счет, который заметил Джеймс, содержал одну запись: двадцать восемь фунтов и два шиллинга. Колледж Всех Святых получил эту сумму как «нежное» пожертвование миссионерам для Библейского фонда.
После этого Джеймс понял, что там подгонялись и другие цифры. Отдельные записи, сделанные четыре года назад по счетам колледжа Всех Святых, и более поздние депозиты точно таких же банковских счетов Филиппа. Все счета были исправлены, что выглядело как выявление ошибок. Сказать точно, допускались ошибки или нет, после часовой разборки было трудно, но становилось ясно, что пожертвования на экспедицию Джеймса перекочевали в карман этого дрянного человека.
В действительности счетов было не так уж много, выходило что-то около тридцати фунтов в месяц. На первый взгляд в этом не было смысла, но на самом деле он был, и удивительно последовательный.
Этого было достаточно. Джеймс собрал вместе все бухгалтерские книги и бумаги и отнес их в свой экипаж — с помощью этих бумаг можно доказать многие серьезные вещи. Все это время сердце гулко билось у него в груди. Филипп... Филипп, которому он так доверял, который долгое время был его идеалом, который помог ему получить образование, дал профессию, непонятно почему изменил свое отношение к нему.
Джеймс намеревался разоблачить его. Его и Найджела Азерса. Потому что в записях значилось: Суонсбридж.
Именно там находился старинный собор, где можно было найти отца Менлоу, а неподалеку располагалось поместье самого епископа Суонсбриджского.
Когда Джеймс появился на длинной подъездной аллее к дому епископа, то увидел много экипажей. Что-то вроде званого чаепития, подумал в первый момент Джеймс. Миссис Азерс стремилась чаще бывать в обществе своих соседей. Затем Стокер увидел экипаж, знакомый ему с незапамятных времен. Старая одноконная карета Филиппа стояла в дальнем конце ряда.
Войдя в дом, Джеймс передал шляпу дворецкому и услышал голоса. Он тут же узнал голоса Татлуорта и Тедди Ламотта.
Джеймс вошел в комнату, и все повернулись к нему. Кроме Тедди и Татлуорта, там были Найджел Азерс, еще двое из колледжа Всех Святых, несколько членов финансовой комиссии, несколько человек из правления плюс три человека, которые были ему незнакомы. Они расступились, позволив Джеймсу войти, — у него были все права присутствовать там, если собрание было официальным: и то, что его не пригласили, не предвещало ничего хорошего. После некоторого замешательства Джеймс был представлен незнакомцам. Двое были из министерства внутренних дел, а третий — местный констебль.
Присутствующие расступились, Джеймс увидел Филиппа, и комната наполнилась молчанием. Вице-президент сидел на обитом кожей стуле рядом с Найджелом Азерсом. Последний поднялся при появлении Джеймса. Оба они, казалось, пребывали в растерянности, не зная, как отнестись к его появлению. Собрание, похоже, проходило под знаком «Что нам делать с Джеймсом Стокером?».
Джеймс только теперь понял, что выглядит дико. Костюм в пятнах грязи, оставшихся после дождя, волосы взъерошены — он не успел их причесать, под мышкой бухгалтерские книги и счета, часть из которых он выкрал из дома наиболее уважаемого члена университетской администрации.
Филипп не выглядел огорченным. Он подошел с едва заметной, но торжествующей улыбкой на губах.
— Джеймс, — сказал он. — Мы только что беседовали о вас. Что вы привезли? Дайте взглянуть.
Возможно, он узнал обложки бухгалтерских книг колледжа Всех Святых.
Тедди самоуверенно вмешался в разговор:
— Джимми, скажу откровенно, я чертовски рад тебя видеть. Ты должен знать: мы обсуждаем возможность твоего ареста.
Филипп раздраженно бросил на него свирепый взгляд:
— Ламотт, позвольте мне все уладить.
— Хорошо. Я только хочу, чтобы Джеймс знал мою позицию в этом вопросе. Татлуорт и я присутствуем здесь, чтобы защитить интересы нашего университета.
Джеймса осенило, что Татлуорт — адвокат.
— Но я хочу тебе сказать, старина, что не верю в обвинение в убийстве, и я ни на минуту не сомневался в том, что ты не причастен ко всем этим омерзительным делишкам, связанным с неграми. — Он был серьезен и печально качал головой. — Однако деньги, Джеймс. Что с деньгами?
— Я не брал их.
Азерс подался вперед:
— Доктор Стокер, на самом деле это закрытое собрание. Я должен с сожалением сказать...
Джеймс протянул вперед бухгалтерские книги колледжа с банковскими счетами Филиппа поверх них и сказал:
— Найджел, прежде чем продолжить, может быть, кто-нибудь захочет взглянуть на это?
Филипп попытался отобрать у него все.
— Где ты это взял?
Джеймс не ответил.
— Это мое, — слабо запротестовал Филипп. — О, Джеймс, эта твоя воровская черта так разочаровала...
— Это его банковские счета... — заявил Джеймс. Его голос прозвучал резче, чем следовало.
— О Джеймс! Проникнуть в мой дом, взять мои вещи...
Филипп бросил на Азерса, как и следовало ожидать, сдержанный взгляд, но на этот раз тот колебался. Одного взгляда на документы было достаточно, чтобы его лицо побелело.
Джеймс использовал свое преимущество.
— Еще здесь собраны все финансовые документы колледжа Всех Святых. Здесь есть отметки, я думаю, о поступлениях на нужды экспедиции, которые в действительности ушли на банковский счет Филиппа. Суммы совпадают.
— Мы не интересуемся колледжем Всех Святых! — раздраженно вскричал Филипп. — У нас счета по университету. — Он нахмурился. — У нас громадное количество счетов, Джеймс, с твоим собственноручным исправлением на сотни фунтов. Объясни это.
Джеймс принялся объяснять:
— Филипп назначил меня в финансовый комитет. Это давало ему возможность обсуждать со мной все, что касалось финансирования экспедиции. Каким облегчением, я подозреваю, было для него то, что я не занимался ничем, кроме геологической партии, все остальное уплывало в их карманы. Но Найджел тупо бубнил о Библейском фонде, и Филиппу нужен был кто-то, на кого можно взвалить ответственность.
Филипп быстро оглядел присутствующих, чтобы оценить обстановку, и улыбнулся:
— О, Джеймс, Африка сделала тебя хитрецом.
Когда никто больше не поддержал его, все выглядели смущенными, не зная, кому верить, Филипп разочарованно вздохнул.
— Вы не можете ему верить. — Он хмуро оглядел присутствующих. — Он сам замазался. Он плут, вероломный, как жало...
— Успокойтесь, Филипп, — приказал Найджел.
— Библейский фонд, — продолжал Джеймс, — был первым случаем присвоения денег.
Затем ему пришлось пойти на риск, явных доказательств было мало.
— Вы видите, у Филиппа долг, большой долг, и он рос. Когда управляющий из Бата предложил ему оплатить по нескольку шиллингов за фунт с помощью колледжа Всех Святых, Филипп сделал это: он заплатил двадцать восемь фунтов и два шиллинга...
— Это ложь! — закричал Филипп. — Я оплатил каждый счет. Я был вынужден это сделать, иначе они не приняли бы ее в следующий раз, и я знал, что следующий раз не за горами. Я был вынужден.
Все глаза присутствовавших в комнате обратились к нему.
— Что был вынужден? — переспросил Джеймс.
— Ну, я... — Филипп запутался.
— Ты был вынужден устраивать Вилли, не так ли? — догадался Джеймс.
Его голова судорожно дернулась. Это могло быть кивком, означавшим подтверждение, или просто спазмом от напряжения. Филипп начал смеяться, не очень убедительно тряся головой, словно отрицая все.
— Это невозможно. Какая ложь!
Но он испугался, что так много его темных делишек выплыло на свет.
— Ты стараешься запачкать меня, старина Джеймс, когда все мы знаем, что я унаследовал состояние. Я убежал из большого дома с сорока слугами, тремя каретами и конюшней для лошадей. Я мог купить и продать ваш маленький финансовый комитет. В то время как ты, — он поднял палец, — ты убил добропорядочных англичан. Это все записано в твоем журнале, который я нашел, Джеймс, и передал...
— После того как ты перетасовал в нем страницы. Он взял мой журнал, перемешал все страницы, из-за чего теперь потеряна связь между событиями. Он разобрал его и поставил страницы в нужном ему порядке.
Филипп уставился на него. Затем сказал как будто бы про себя:
— Боже, она — твоя любовница. — И замолчал, как будто ему было трудно осознать этот факт. Затем уже мягче добавил: — Николь рассказала тебе... Я не могу в это поверить.
— Нет...
Филипп обрел дар речи:
— О да! Никто больше не знал об этом. Боже, она — такой надежный человек, действительно надежный. Но теперь, видимо, старость — шлюха просто любит свою работу.
Джеймс вскипел от ярости, такой сильной и неожиданной, что ему стало жарко. У него возникло первобытное желание предать Филиппа мучительной смерти. Ему потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться. «Нет, — приказал себе Джеймс, — не поддавайся искушению. Ты выиграл!»
Он сказал:
— Я обнаружил это, когда проверял книги, Филипп.
— А твой журнал? Как ты о нем узнал? Ха, негодяй подтверждает все.
— Я сам обнаружил это. — Джеймс ощутил приближение триумфа. — Почему, Филипп? Как насчет Вилли? Расходы на нее не могли быть такими большими.
Филипп фыркнул.
— Нет, но они были нескончаемыми, — ответил он и прикрыл глаза, обхватив себя за плечи. Лицо его исказилось. — Мы никогда в действительности не планировали их, — сказал он. — На самом деле для вида мы планировали, что больше к ним не будем возвращаться. Она приезжала домой, чувствовала себя лучше. Мы праздновали это, тратили больше денег Но эти чертовы счета от клиники, от врача и больниц и сам опий. Расходы росли постоянно. И дом. Знаете ли вы, сколько требуется на поддержание дома в хорошем состоянии — дома, которому уже триста пятьдесят лет? А, Джеймс? — Филипп бросил на него быстрый, смущенный взгляд, полный сожаления. — Я не ожидал, что кто-то вернется из экспедиции после этих массовых смертей и болезней в джунглях. Я не думал, что это будет иметь значение. — После минутного замешательства он добавил: — Я должен был сделать это, вы видите.