— Уверена в разумных пределах, — сказала я, выравнивая свой взгляд. Но я не стану тратить кучу времени на зацепки, которые тебе нравятся, просто потому что ты слишком зацепился за своего подозреваемого на данный момент, Ник. Особенно, когда я вижу, что твои эмоции влияют на твоё видение этого парня.
Ник издал не верящий звук.
— Мои эмоции? — сказал он. — Влияют на моё видение, док? Ты уверена, что происходит именно это?
— Ты спросил моего мнения, — холодно сказала я. — Моего беспристрастного мнения.
— И именно его я получил? — спросил он.
Я моргнула. Я взглянула на коронера, который наблюдал и слушал нас обоих. Он поправил на носу очки в темной оправе, затем вновь сложил руки на груди и усмехнулся мне. Увидев самодовольный взгляд за этими толстыми линзами, я сосредоточилась обратно на Нике, решив проигнорировать это.
Этот парень явно был придурком.
— Я просто не уверена, что это в его стиле, Ник, — сказала я, позволяя холодному и беспристрастному тону немного уйти из моего голоса. Я решила быть более честной, говорить с ним скорее как с другом. — Я пока не могу полностью объяснить это, поэтому и не пытаюсь… Но я сильно подозреваю, что тебе, возможно, придётся искать по меньшей мере возможного сообщника. Если бы ты меня не подталкивал, я бы подождала, пока не получила чего-то более конкретного в этом отношении, хорошо? А пока тебе просто придётся поверить, что я смотрю на вещи объективно. Или снять меня с дела и найти другого психолога-криминалиста.
Последовало молчание.
Я пыталась пробить эту более подозрительную сторону Ника, сразить его искренностью в попытке заставить его опустить свои барьеры.
Однако когда я в тишине встретилась с взглядом детектива отдела убийств Наоко Танаки, я поймала себя на мысли, что выбрала неверный путь.
Более того, мои слова произвели эффект, противоположный тому, на который я надеялась. Обеспокоенный взгляд проступил в его глазах. Я также заметила, как его выражение лица скрылось за маской копа и более сосредоточенным изучением, которое он нацелил на меня.
Он думал, что я им управляла.
Он думал, что я использовала свой интеллект и знания, чтобы заставить его отступить.
Черт, да может он и прав.
Более того, я заметила проблеск того, что именно скрывалось за его внезапной переоценкой меня.
Осознавая, что мой проблеск мог быть именно тем, в чем обвинял меня мистер Квентин Блэк в допросной комнате, я тут же подавила эту мысль, но не раньше, чем воспоминание о нашем обмене заставило меня покраснеть.
К сожалению, Ник это тоже увидел.
Он также неверно истолковал мой внезапный румянец.
Я чувствовала это… даже если не хотела.
Но с другой стороны, я всегда могла чувствовать больше, чем мне хотелось.
Глава 4
СНЯТА С ДЕЛА
Полагаю, пришло время мне признаться.
Мне не так-то просто в этом сознаваться, но ради полного разоблачения… Я уже знала, что во мне что-то иначе.
До Квентина Блэка, я имею в виду.
Можно сказать так: с самого детства я знала вещи, неизвестные большинству людей. Вещи, которые, по возражениям многих людей, я знать не могла.
Вещи, которые, как говорили другие люди, я знать не должна.
Когда я была ребёнком, сложнее всего было понять не то, что я знала эти вещи. Сложнее всего — то, что вызывало больше всего недоумения, одиночества и горя — было понять, что большинство людей не знали этих вещей.
Слава Богу, у меня была моя сестра Зои.
Возможно, поэтому теперь я по ней так скучала. Она была такой же, как я. Мы практически имели свой собственный язык, пока росли, поскольку на неё это влияло так же сильно, как на меня, когда я осознала, насколько мы «отличались» от других детей.
В любом случае, я была старшей, так что многие из этих уроков выучила первой. Например, как упоминание всего, что я слышала или видела в сознании людей, вызывает много непонимающих взглядов, выгнутых бровей, оглушающей тишины… и страха.
По большей части страха.
В том числе от наших собственных родителей.
Я научилась молчать о том, что чувствую, ощущаю… и да, иногда слышу… из сознания людей вокруг меня. Я научила Зои тому же, как только поняла, что она такая же. Это навык выживания, который мы обе усвоили в юности.
Вдобавок к этому, недостаточно было просто не упоминать то, что мы можем слышать и видеть эти вещи. Нам также приходилось быть крайне осторожными, чтобы не поступать так, будто мы знаем эти вещи, по крайней мере, если не существовало разумного объяснения, откуда мы их знаем. Нам приходилось быть крайне осторожными, чтобы не изменять своё поведение таким изобличающим образом.
Иногда сделать это было очень, очень сложно.
Стало ещё сложнее после смерти Зои.
И намного более одиноко.
Психология уже по одной этой причине стала для меня логичным выбором в школе. Если я сумею понять, как устроены обычные люди, я смогу легче вливаться в их ряды. Вот почему я предпочитала заниматься чистыми исследованиями, а не получать деньги за то, что я сижу целыми днями и слушаю, как люди мне врут, а я должна улыбаться, вежливо кивать и притворяться, будто не замечаю.
Я ненавидела даже само слово «экстрасенс» и все современное дерьмо, ассоциирующееся с ним.
Но да, полагаю, оно подходит.
Я, Мириам Кими Фокс — экстрасенс.
По правде говоря, у меня аллергия на эту мысль.
Было намного проще терпеть, когда мы с Зои могли шутить над этим. После смерти Зои, конечно, я натыкалась и на других так называемых «экстрасенсов». К счастью, большинство из них понятия не имели, что я такое.
На самом деле, до Квентина Блэка я помню лишь одну женщину, которая посмотрела на меня особенно пристально, а затем спросила, какого черта я делаю со своим разумом. Она пожаловалась, что ни черта не может меня прочитать. Это была пожилая женщина, слегка похожая на ведьму своей одеждой и длинными седыми волосами, заплетёнными в косы, и всеми теми кристаллами, которые она носила.
Ещё она была очень прямолинейной.
Она сказала, что что-то во мне совершенно по-другому. Ещё она сказала, как будто обвиняющим тоном, насколько я помню, что она видит вокруг меня лишь какое-то дерьмо типа дымовой завесы, которую я поставила, чтобы скрыть мой разум ото всех смотрящих.
Она была права, конечно же.
Потому что с чтением мыслей есть вот какой прикол: даже если ты вроде как знаешь, что никто другой этого делать не может, тот факт, что ты-то сам это умеешь, делает тебя параноиком. Особенно когда я была ребёнком — до того, как я поняла, что все эти голоса, образы и шепотки эмоций обширное большинство нормальных людей не замечает — я практически предполагала, что любая моя мысль равносильна крику в переполненной комнате.
Поскольку Зои меня слышала, казалось логичным, что меня слышат и остальные.
Возможно, в результате, быть экстрасенсом — это ещё и следить за тем, что ты думаешь.
По правде говоря, ты остаёшься до некоторой степени параноиком даже после того, как понимаешь, что скорее всего тебя никто не услышит. Ты все равно задумываешься. Это все равно приходит тебе на ум. Это все равно, что говорить на иностранном языке среди людей другой страны — ты в любом случае время от времени сомневаешься, задаваясь вопросом, а вдруг они тебя понимают. Хотя бы один или два из них.
В конце концов, ты же понимаешь.
Логично, что остальные тоже могут тебя слышать.
Будучи полной противоположностью меня, большинство этих других «экстрасенсов», которых я встречала, с гордостью носили это звание. Некоторые даже зарабатывали этим себе на жизнь, вешая стандартный светящийся отпечаток руки на фасадное окно, разбрасывая орлиные перья, хрустальные шары и статуи Будды по своим наполненным фимиамом пещерам за пурпурными занавесками.
Некоторые даже работали с копами, как я, хотя не совсем в том же качестве. Однако никто из тех, с кем я сталкивалась, не обладал большим, чем способности низкого уровня. По крайней мере, если не считать ту женщину-ведьму, взглянувшую на края моего щита, но после той единственной встречи я больше никогда её не видела.
Некоторые были обманщиками до мозга костей.
Я никогда не говорила Зои, на что я способна. Однако я жила в Сан-Франциско, так что не могла полностью избегать экстрасенсорной части. Технологии «яппи» к тому времени почти полностью захватили мир, но в Сан-Франциско все ещё имелись останки эзотерической хиппи-культуры, особенно в отдельных частях города. Так что я просто игнорировала это. Притворялась нормальной.
Я могла игнорировать это… большую часть времени.
Никто не мог меня увидеть. И меня это абсолютно устраивало.
Ещё одно большое преимущество обладания способностью, которой почти ни у кого нет? Никто не может представить, что у тебя есть такая способность.
Ну, пока ты держишь рот на замке и ведёшь себя как все.
***
— Привет, Мири.
Я подняла взгляд, слегка поморщившись после синеватого свечения своего монитора.
Дело было следующим утром.
Рано, как и накануне.
Достаточно рано, чтобы я устала, однако хотя бы допила первую чашку кофе. Йен уехал из города по работе, так что я провела ночь в одиночестве, и возможно, это не помогало. Хотя у нас с Йеном имелись раздельные квартиры, мы делили большую часть пространства в шкафу, и когда он был в городе, я обычно спала в его доме на Чайна Бич.
Накануне вечером мы с Йеном поссорились… по телефону, и в основном из-за того, как долго он отсутствовал. Теперь вдобавок ко всему остальному я чувствовала себя виноватой из-за ссоры. Проснувшись за три часа до обычного сигнала будильника, я не сумела обратно заснуть, вопреки упорной тренировке в классе по спаррингу прошлым вечером.
Слегка отодвинув от себя ноутбук, я сложила руки на столе, выгнув бровь и посмотрев на Ника, который стоял в дверном проёме со слегка робким видом, держа в руках два больших стакана кофе из «Королевской Смеси».
Я не полностью купилась на виноватое выражение лица, но заметила его.
Он решил выбрать такой подход. Я понимала, почему он пошёл этим путём, но я отчётливо видела копа, наблюдающего за мной из-под этого взгляда.
А ещё я прекрасно понимала, зачем он здесь.
— Так вот, — сказал он осторожно, все ещё задерживаясь в дверях. — Я думаю, мне правда надо турнуть тебя с дела, Мири. Со свадебного.
Я издала невесёлый звук, скрещивая руки на груди.
Изображая удивление, я улыбнулась Нику.
— О? — только и сказала я. — Как это я отделалась так легко? Ты же знаешь, что до моего дня рождения ещё несколько месяцев, да?
Последовало молчание.
Затем Ник широко улыбнулся.
В этот раз облегчение в его глазах выглядело и ощущалось куда более искренним.
Он тут же подошёл ко мне, шмякнув один из принесённых стаканчиков с кофе на мой стол рядом с ноутбуком, затем плюхнулся своей мускулистой тушей в старенькое кресло, стоявшее напротив моего стола. Я смотрела, как он расслабляется на темно-красной кожаной обивке, скрипящей под его облачёнными в кожу плечами.
— Я решил тебя пожалеть, — широко улыбнулся Ник, снимая пластиковую крышку с кофейного стаканчика и зажимая стакан между бёдрами.
Я наблюдала, как он достаёт два пакетика сахара из кармана куртки и отрывает им краешки, прежде чем высыпать содержимое в чёрный кофе.
Кофе — единственный случай, когда Ник позволял себе сахар.
В остальных отношениях он типа был помешан на здоровом питании.
— … Ты явно втюхалась в нашего клоуна, — добавил он, подняв взгляд и подмигнув, когда он наклонился, чтобы выбросить пустые пакетики в мою мусорную корзину. — Я не хочу, чтобы ты заливалась слезами, когда они засадят его задницу в газовую камеру в Квентине, — подняв свой стаканчик без пластиковой крышки в насмешливом тосте, он добавил: — Квентин в Квентине… поэтично, тебе не кажется?
Я знала, что он имел в виду местную федеральную тюрьму, Сан-Квентин, которая находилась буквально по ту сторону моста Золотые Ворота.
— Мило, — сказала я, награждая его сухой улыбкой и откидываясь на стуле. Я взяла принесённый им стаканчик, принюхавшись перед тем, как сделать благодарный глоток. Улыбнувшись и опустив стакан, я встретилась с ним взглядом, наблюдая, как он смотрит на меня все ещё с тенью той улыбки.
— Ты скажешь мне причину, по которой не хочешь моего участия в деле, Ник? У тебя появилась какая-то горячая студентка-психолог, чьи трусики ты хочешь проинспектировать?
Он издал смешок — невольный, как мне казалось.
При этом он едва не прыснул кофе через нос.
Облегчение осязаемо схлынуло по его телу, ещё сильнее, чем прежде.
Это облегчение заставило и меня расслабиться.
Я видела, как посерьёзнело его лицо, когда он отказался от спектакля, затеянного при входе.
— Этот парень слишком заинтересован в тебе, Мири, — сказал он, и его глаза внезапно посерьёзнели. — Слишком, слишком заинтересован. Если честно, я не хочу, чтобы он ещё хоть раз на тебя взглянул… не говоря уж о регулярных беседах, — он поколебался, затем бросил на меня ещё один открыто извиняющийся взгляд. — Особенно поскольку нам, возможно, придётся отпустить его на какое-то время… временно, то есть.
Я застыла.
— Отпустить его?
— Ага. Возможно, даже сегодня, — он снова виновато посмотрел на меня, но в этот раз в его взгляде было больше стали. — Временно, как я и сказал. Нам просто нужно больше времени.
— Почему? — я не сумела скрыть удивление в своём голосе.
Более того, моё сердце уже грохотало, я вспомнила, насколько Блэк был уверен в этом, когда я говорила с ним в комнате для интервью.
— Мудак обложился адвокатами, — сказал Ник, пожимая плечами. — И его адвокат хорош.
— Кто? — я знала большинство адвокатов защиты в городе. По крайней мере, хороших.
— Фаррадэй, — сказал Ник. — Ты о нем слышала? Парень родом из Нью-Йорка… реальный яйцекрут. Сделал себе имя на том двойном убийстве с говнюком-инвестором несколько лет назад. С использованием монтировки. Помнишь?
Я кивнула. Я помнила.
Мои губы поджались, я все ещё боролась с недоумением.
— С дерьмовым париком, верно? — сказала я, делая ещё один глоток кофе. Когда Ник фыркнул и рассмеялся, кивая, я кашлянула. — Я думала, он в основном работает на парней с Уолл-стрит. Как, черт подери, Блэк может себе его позволить?
Помедлив ещё полсекунды, Ник поставил свой кофе на край моего стола, выуживая что-то из кармана потрёпанной кожаной куртки — другого кармана, не того, откуда он достал пакетики сахара. Наклонившись к моему столу, он бросил нечто, напоминавшее прямоугольную визитку. Ещё раз наклонившись таким же образом, он забрал стакан кофе, откидываясь обратно на кожаное кресло. Кресло протестующе скрипнуло, когда два слоя кожи потёрлись друг о друга.
— Этот засранец — частный сыщик, — проворчал Ник. — Представляешь себе?
Я недоуменно уставилась на него.
— Кто?
— Блэк. Квентин Блэк. Он частный сыщик. Лицензия и все такое.
— Он частный сыщик? — у меня отвисла челюсть.
Посмотрев вниз, я подхватила визитку, которую он мне бросил.
Ник мрачно кивнул, наблюдая, как я разглядываю визитку.
— Ещё и неебически богат. Ему даже не надо работать, у него столько денег… по крайней мере, если отчёты верны. Как только появился Фаррадэй, твой мистер Блэк запел совершенно другую песенку. Теперь он утверждает, что был на месте преступления. Говорит, что хранил молчание в «ожидании совета адвоката», поскольку знал, что обстоятельства говорят не в его пользу. Говорит, что боялся тюрьмы, боялся сказать что-то не то.
Ник раздражённо фыркнул, давая мне знать, что он думает об этой истории.
Я все ещё таращилась на визитку.
Каким-то образом это проклятая бумажка ощущалась как он сам… будто я чувствовала какой-то след Квентина Блэка, отпечатавшийся на куске холста.
Сама визитка была белой как кость, за исключением чёрного символа орла, отштампованного в центре. Символ выглядел почти по-военному, инициалы Квентина Блэка вплетались в дизайн снизу, напечатанные архаичным шрифтом.