Целителям и их пациентам нужно доверие. Связь.
Если бы она повернулась к нему спиной и ушла, она не думала, что эту трещину можно будет починить.
Поэтому она жестом предложила ему переместиться в центр кровати и повернуться на живот, затем села на край кровати.
Ирэн провела рукой по позвоночнику.
Она не учитывала — его чувства. Что он может иметь их. То, что преследует его…
Его дыхание было быстрым. Затем он сказал:
— Чтобы внести ясность: ты обижаешься на меня или на Адарлан в общем?
Он уставился на отдаленную стену, вход в комнату для купания, закрытую деревянным резными дверями. Ирэн крепко держала руку, опустив её на спину, даже когда стыд пронзил девушку.
Нет, она была не в лучшем виде в последние несколько дней. Даже близко.
Этот шрам на верхушке его спины был резким в предутреннем свете, тень ее руки на его коже.
Тварь, которая ждала в этом шраме… Ее магия снова отшатнулась в непосредственной близости. Она слишком устала прошлой ночью и была слишком занята этим утром, чтобы даже подумать об этом. Созерцать то, что она могла видеть, могла сражаться — и то, что он мог бы вынести.
Но он выполнил слово, дал указания девочкам, несмотря на ее глупые, бесчувственные ошибки. Она предположила, что может только вернуть благосклонность, делая то же, что и обещала.
Ирэн застыла. Не было никакой подготовки к этому, она не знала. Не хватало крепкого дыхания, чтобы сделать это менее мучительным. Для любого из них.
Ирэн тихо предложила Шаолу кусок кожи.
Он стиснул зубами и сжал.
Она уставилась на него, его тело сжалось от боли, лицо не читалось.
Ирэн сказала тихо:
— Солдаты из Адарлана сожгли мою мать, когда мне было одиннадцать.
И прежде, чем Шаол смог ответить, она положила руку на шрам.
Глава 16
Здесь была только тьма… И боль…
Он взревел, отдалённо осознавая, что во рту у него кусок кожи, а горло воспалилось от криков.
Сожгли заживо. Сожгли заживо. Сожгли заживо.
В пустоте вокруг него вспыхнул огонь. Появилась женщина с золотисто-коричневыми волосами и кожей похожего цвета, которая надрывалась в крике, взывая к небесам. Также он видел сейчас изуродованное тело на пропитанной кровью постели. Отрубленную голову, покатившуюся по мраморному полу.
Ты это сделал. Ты это сделал. Ты это сделал.
Теперь же он смотрел на девушку с глазами цвета синего пламени и волосами из чистого золота, что нависла над ним с кинжалом в руке, который поднялся вверх и наклонился под нужным углом, чтобы пронзить его сердце.
Он думал об этом. Иногда он даже мечтал о том, чтобы она не остановилась. Шрам на его лице… Он остался с тех самых пор, когда она ударила его рукой и впилась в кожу ногтями. Тогда она впервые ударила его. Это было жалкое желание, о котором он думал, когда смотрел в зеркало. Он вспомнил тело, лежащее на кровати, холодную комнату и тот крик. Ошейник на загорелой шее, и улыбку, что никак не могла появиться на лице, которое он любил. Сердце, предложенное им и упавшее на деревянный настил речных доков. Ассасина, что уплыла в далёкое королевство, и королеву, что вернулась оттуда. Хороших людей, висевших на воротах замка.
Все эти воспоминания находились внутри этого тонкого шрама. Всё, что он не мог простить или забыть.
Пустота вокруг него показывала ему всё это снова и снова. Она набросилась на его тело раскаленными кнутами с острыми наконечниками, заставляя его переживать всё это вновь и вновь.
Она показала ему его мать. Его брата. И отца.
Всё, что он оставил. Провалил. Всё, что он ненавидел и то, кем он стал.
Границы между последними двумя почти стёрлись.
А ведь он пытался. Пытался все эти недели и месяцы…
Пустота внутри него не хотела этого знать. Огонь чёрного цвета заструился по его кровеносным жилам, стараясь загасить эти мысли.
Полыхающая роза, оставленная на туалетном столике. Последние объятия его короля.
Он старался. Старался не терять надежды, но всё же…
Девушки, ростом с детей, снимавшие его с лошади. Показывая в его сторону пальцем и толкая его.
Вспышка боли, где-то глубоко в нижней части позвоночника, и он уже не может дышать, не может даже вскрикнуть…
Полыхнул белый свет.
Трепетание. Где-то далеко-далеко.
Не золотое и не красное, и не цвета синего пламени. Но белое, как солнечный свет, яркий и чистый.
Мерцание сквозь темноту, похожее на молнию, дугой вспыхивающую в ночном небе…
Затем боль вновь сходилась в одной точке.
Глаза его отца — полыхающие гневом глаза его отца, когда он объявил, что уходит в королевскую гвардию. Кулаки. Его мать умоляет остаться. Страх, отразившийся на её лице в тот день, когда он видел её в последний раз, когда он покинул Аньель. Тот день, когда он в последний раз видел свой город, свой дом. Своего брата, маленького и жмущегося позади отца.
Брат, которого он продал. Брат, которого он оставил.
Тьма сжалась, превращая его кости в пыль.
Это убьет его.
Всё это убьет его, эта боль, эта… бесконечная пустота, уходящая в никуда.
Возможно, это является милосердием. Он не был полностью уверен, что его присутствие… его присутствие там чем-то поможет. Этого недостаточно, чтобы пытаться и дальше. И вообще возвращаться.
Тьме нравилось это. Казалось, что она пирует этими мыслями.
Даже когда она сжала его кости в тиски. Даже когда она заставляла его кровь вскипать в жилах, и он стонал и стонал от боли…
Белый свет врезался в него. Ослепил.
Заполнил эту пустоту.
Темнота вскрикнула, отступая назад, а затем, как волна, поднялась вокруг него…
Только чтобы отскочить от сердцевины того белого света, который обернулся вокруг него, подобно скале, с которой тьма справиться уже не смогла.
Свет в бездне.
Он излучал тепло, тишину и доброту. Он не бросился в темноту.
Как будто он долго жил в такой темноте и понимал, как это работает.
Шаол открыл глаза.
Рука Ирэн соскользнула с его позвоночника.
Она уже отворачивалась от него, пытаясь дотянуться до его отброшенной в сторону рубашки, лежащей на ковре в спальне.
Он успел заметить кровь, прежде чем она смогла скрыть её.
Выплюнув изо рта кусочек кожи, он схватил её за запястье, чувствуя, как же громко он дышит.
— Тебе больно.
Ирэн вытерла нос, рот и подбородок, прежде чем повернулась к нему лицом.
Однако следы крови, которая сейчас впитывалась в её платье, нельзя было скрыть.
Шаол резко поднялся.
— Святые боги, Ирэн…
— Я в порядке.
Слова были сказаны сердитым тоном, а из её носа все ещё капала кровь.
— Такое… Такое у тебя в порядке вещей? — он наполнил свои лёгкие воздухом, чтобы позвать кого-то, кто смог бы привести ещё одного целителя.
— Да.
Лгунья — она ответила не сразу, и он распознал ложь. Видел он ложь также в том, что она хотела встречаться с ним взглядом. Шаол открыл рот, но она положила свою руку на его, опустив окровавленную рубашку.
— Я в порядке. Мне просто нужен… отдых.
Она предстала перед ним с кровью, текущей из её носа и окрашивающей в алый цвет её подбородок и рот.
Ирэн снова прижала рубашку к носу, когда из носа потекла новая струйка.
— По крайней мере, — сказала она сквозь ткань, — предыдущее пятно теперь подходит моему платью.
Жалкая попытка перевести всё в шутку, однако он мрачно улыбнулся.
— Я думал, что это часть платья.
Она одарила его измученным, но ошеломленным взглядом. — Дай мне пять минут, я смогу вернуться туда и…
— Ложись. Прямо сейчас.
Он подвинулся, освобождая ей место на матрасе.
Ирэн обследовала взглядом подушки, приметила кровать, достаточно большую даже для четверых людей, которые могли спокойно спать на ней рядом друг с другом. Со стоном она прижала рубашку к лицу, упала на подушки, отбросила свои туфли и подняла ноги вверх. Она задрала голову вверх, чтобы остановить кровотечение.
— Чем я могу тебе помочь? — спросил он, наблюдая, как она безучастно смотрит на потолок. Она сделала это, помогая ему, несмотря на всё паршивое настроение, в котором он пребывал ранее…
Ирэн только покачала головой.
В тишине он наблюдал, как она прижимает рубашку к носу. Снова и снова просматривалась кровь. Пока, наконец, не замедлилась. Пока не остановилась.
Её нос, рот и подбородок были красными от крови, её глаза затуманились либо болью, либо истощением. Возможно, и тем, и другим.
Поэтому он и не заметил, как спросил у неё:
— Как?
Она знала, что он имел в виду. Ирэн посмотрела на пятно крови в области грудной клетки.
— Я дотронулась до шрама, и он был таким же, как и раньше. Стена, на которую не действует моя магия. Я думаю, эта тьма показала мне… — Её пальцы сжались на рубашке, когда она прижала её к кровавому пятну, что просачивалась сквозь ткань платья спереди.
— Показала… Что?
— Морат… — выдохнула она. Он мог поклясться, что даже птицы в саду замолкли. — Я увидела некоторые воспоминания, запертые глубоко в тебе. Увидела огромную крепость чёрного цвета, наполненную ужасами. Армию, что ждёт своего часа в окружающих её горах.
Его кровь застыла в жилах, когда он понял, чьи воспоминания могут находиться внутри него.
— Это было реальностью или… просто какими-то манипуляциями, способными ввести тебя в заблуждение? — Именно так были использованы его собственные воспоминания.
— Я не знаю, — призналась Ирэн. — Но потом я услышала твой крик. Не здесь, но… там.
Она снова вытерла нос.
— И я поняла, что моя атака этой сплошной стены было… Я думаю, что это было своего рода отвлечением. Манёвром. Поэтому я последовала за звуками твоего крика. К тебе.
В это место глубоко внутри него.
— Это существо было так сосредоточено на том, чтобы разорвать тебя на части, что не увидело моё приближение.
Она вздрогнула.
— Я не знаю, помогла ли я чем-нибудь, но… Я не могла этого вынести. Не могла смотреть на это и слушать твои крики. Я напугала его своими действиями, но я не знаю, будет ли оно ждать меня в следующий раз. Вспомнит ли оно меня. У этого существа есть… сознание. Оно не живое, а как будто чья-то освобождённая память.
Шаол кивнул, и между ними повисла тишина. Она снова вытерла нос, теперь его рубашка была вся покрыта кровью, а затем положила её на стол рядом с кроватью.
В течение нескончаемых минут солнечный свет скользил по полу, а ветер шевелил пальмовые ветви.
Тогда Шаол сказал:
— Я сожалею. О твоей утрате…
Размышляя о том, когда это случилось, Шаол пришёл к выводу, что всё это, вероятно, произошло через несколько месяцев после того, как в жизни Аэлины случился её собственный кошмар.
Как же их много — детей, в чьей памяти Адарлан оставил такие глубокие шрамы. Если Адарлан вообще оставил их живыми.
— Она сочетала в себе самые лучшие качества, какие только могут быть, — сказала Ирэн, повернувшись на бок, чтобы посмотреть на окна сада за кроватью. — Она… я поняла это, потому что она…
Ирэн замолчала.
— Она сделала то, что сделала бы любая мать, — закончил он за неё.
Девушка кивнула.
Как целители, они были одними из первых жертв. И продолжали быть гонимыми даже после того, как исчезла магия. Адарлан всегда безжалостно охотился на одаренных магией целителей. Возможно, их продавали Адарлану даже собственный народ, просто чтобы получить из этого какую-то лёгкую наживу.
Шаол сглотнул. После одного удара сердца он сказал:
— На моих глазах король Адарлана жестоко убил женщину, которую Дорин любил, и я не смог ничего сделать, чтобы остановить это. Чтобы спасти её. И когда король собрался убить меня за все мои действия по его свержению… Дорин вмешался. Он завладел вниманием своего отца и купил мне время на побег. И я побежал… Я побежал, потому что… больше не было никого, кто смог бы продолжить восстание. Чтобы рассказать обо всём этом людям, которые в этом нуждались. Я позволил ему остаться с отцом и столкнуться с последствиями, и я… просто убежал.
Она молча наблюдала за ним.
— Хотя бы сейчас он в порядке.
— Я не знаю. Он свободен… Он жив… Но в порядке ли он? Он страдал. Много страдал. Причём так, что я даже не знаю, с чего начать… — его горло сжалось так, что стало больно. — Это должен был быть я. В моих планах должен был страдать я, а не он.
Слеза покатилась по её переносице.
Шаол стёр её пальцем, прежде чем эта солёная капелька смогла попасть на другую сторону.
Ирэн долго смотрела на него, не отводя взгляда. Из-за слёз её глаза сияли на солнце. Он не знал, сколько времени прошло. Сколько ей понадобилось сил на то, чтобы пробиться сквозь эту темноту… Хотя бы чуть-чуть.
Дверь в комнату открылась и закрылась, причём достаточно тихо, и он сразу понял, что это Каджа. Однако её появление заставило Ирэн отвести от него взгляд. Без её взгляда ему стало холодно. Спокойно и холодно.
Шаол сжал кулак, эта слеза, что пустила Ирэн, просочилась сквозь его кожу, и он едва сдержал себя от того, чтобы повернуть её лицо к себе вновь. Прочитать все её мысли, смотря ей в глаза.
Её голова поднялась вверх так быстро, что чуть не ударила его в нос.
Золото в глазах Ирэн вспыхнуло.
— Шаол, — выдохнула она, и он подумал, что, возможно, впервые она назвала его по имени.
Но она смотрела вниз, буквально заставив его сделать тоже самое.
Её взгляд был устремлён не на его обнажённый торс, не на голые ноги.
А на пальцы.
На пальцы ног, которые медленно сжимались и разжимались. Словно пытались вспомнить движение.
Глава 17
Кузены Несрин ушли в школу, когда она постучала во входную дверь прекрасного дома ее тети и дяди в квартале Руни. С пыльной улицы все могли видеть, что за высокими, толстыми стенами дома были резные дубовые ворота, укрепленные железом.
Но когда двое охранников их распахнули, одновременно поманив ее, они открыли затененный обширный внутренний двор из бледного камня, окружённый колонами, ползущей пурпурной бугенвиллеей, и оживленный фонтан, инкрустированный морским стеклом, журчащий в центре.
Дом был типичным для Антики — и людей Балруха, у которых воспитывались Несрин и ее семья. Приспособленный к пустынному климату, всё здание было возведено вокруг солнца и ветра: наружные окна никогда не размещались вблизи южной жаркой стороны, ветряные узкие башни на вершине здания, повернутые от заполняющего песком восточного ветра, чтобы оградить от проникновения в комнаты, которые они охлаждали. Ее семье повезло не достаточно, чтобы иметь канал, проходящий под домом, как это делали многие из более богатых в Антике, но с возвышающимися растениями и резными деревянными навесами, тень сохраняла общественные нижние уровни вокруг двора достаточно холодными на протяжении дня.
Действительно, Несрин глубоко вдохнула, проходя через красивый внутренний двор, ее тетя поприветствовала ее на полпути:
— Ты уже поела?
Она поела, но Несрин сказала:
— Я берегла аппетит для твоего стола, тетя.
Это было обычное приветствие халху, среди семей — никто не посещал дом, особенно в семье Фалюк, без еды. Хотя бы один раз.
Ее тетя — все еще фигуристая красивая женщина, чьи четверо детей не затянули ее вниз, — одобрительно кивнула.
— Я сказала Брахиму сегодня утром, что наш повар лучше, чем те, что находятся в этом дворце.
Фырканье послышалось из окна, отделанного деревом, выходящего во внутренний двор. Рабочий кабинет ее дяди. Одна из немногих общих комнат на обычно закрытом втором уровне.
— Осторожно, Захида, или каган может услышать тебя и доставить милого старого повара в свой дворец.
Тетя закатила глаза на фигуру, едва видную сквозь декоративный деревянный экран, и обхватила руку Несрин:
— Проныра. Всегда подслушивает наши разговоры здесь».
Ее дядя усмехнулся, но больше ничего не сказал.
Несрин ухмыльнулась и позволила своей тете отвезти ее к великолепно оформленному дому, мимо пышной статуи Инны, Богини мирных домашних хозяйств и народа Балруха, ее руки были подняты в знак приветствия и защиты.