Но ему все равно было наплевать на тех, кто заставил его страдать. Я провела рукой по завиткам татуировок на его мускулистой груди. Он дрогнул под моими пальцами, зашевелив крыльями.
— Они-моя семья. Ты должен простить Несту в какой-то момент.
Он уперся лбом в мою грудь, прямо между грудями, и обхватил руками мою талию. В течение долгой минуты он только вдыхал мой запах.
— Это должно быть моим подарком тебе на день Солнцестояния? — пробормотал он.
— Простить Несту за то, что она позволила своей четырнадцатилетней сестре пойти в тот лес?
Я коснулась пальцем его подбородка и подняла голову.
— Ты не получишь от меня никакого подарка в день Солнцестояния, если будешь продолжать нести эту чушь.
Порочная ухмылка.
— Придурок, — прошипела я, делая шаг назад, но его руки крепче обвили меня.
Мы замолчали, просто любуясь друг на другом. И Рис сказал по связи,
Одна мысль взамен на другую, дорогая Фейра?
Я улыбнулась просьбе, старой игре между нами. Но ответила я уже без улыбки,
Сегодня я посетила Радугу.
И?
Он коснулся кончиком носа моего живота.
Я провела пальцами по его темным волосам, наслаждаясь ощущением шелковистых прядей против моих мозолей.
Есть художница, Рессина. Она пригласила меня рисовать с ней и другими фейри через два дня.
Рис откинул голову и посмотрел на меня, а затем выгнул бровь.
— Почему ты не радуешься этому?
Я показала на нашу комнату, на городской дом, и выдохнув ответила.
— Я уже давно ничего не рисовала.
С тех пор как мы вернулись с войны. Рис молчал, позволяя мне разобраться со своими мыслями.
— Это эгоистично, — призналась я. — Тратить время, когда есть так много дел…
— Это не эгоистично. — Его руки погладили мои бедра. — Если хочешь рисовать, то рисуй, Фейра.
— У некоторых людей в этом городе до сих пор нет дома.
— Ничего не изменится, если ты будешь рисовать несколько часов каждый день.
— Дело не только в этом. — Я наклонилась, приложив свой лоб к его, цитрусово-морской запах, заполнял мои легкие, мое сердце. — Их слишком много… вещей, которые я хочу нарисовать. Нужно выбрать что-то одно… — я вздохнула. — Я не совсем уверена, что готова увидеть то, что получится, когда я нарисую некоторые из них.
— Вот как. — Он вычертил успокаивающие, полные любви линии на моей спине.
— Присоединишься ли ты к ним на этой неделе или через два месяца, я думаю, ты должна пойти. Просто попробуй.
Он осмотрел комнату, затем толстый ковер, словно он мог увидеть весь городской дом внизу.
— Мы можем превратить твою старую спальню в студию, если захочешь…
— Все в порядке, — прервала я его. — Свет не идеален там. — На его удивленно приподнятые брови я призналась, — я проверяла. Единственная комната, которая хорошо подойдет — это гостиная, и я бы не заполнила дом вонючей краской.
— Я не думаю, что кто-то будет возражать.
— Я бы не возражала. И мне все равно нравится уединение. Последнее, чего я хочу, это чтобы Амрен стояла за спиной, критикуя мою работу.
Рис усмехнулся.
— Амрен может справиться с тем, чтобы не делать этого.
— Я не уверена, что мы говорим об одной и той же Амрен.
Он ухмыльнулся, снова прижимая меня к себе:
— Твой день рождения в день Солнцестояния.
— И что?
Я предпочла бы забыть об этом. И пусть другие тоже забудут.
Улыбка Риса стала приглушенно-кошачьей.
— Значит, ты получишь два подарка.
Я застонала.
— Я не должна была тебе говорить.
— Ты родилась в самую длинную ночь в году. — Его пальцы снова погладили мою спину.
— Ты должна была быть на моей стороне с самого начала.
Он продолжил медленно спускаться по спине. И когда я стояла перед ним вот так, он мгновенно почувствовал изменения в моем запахе, биение моего сердца. И прежде, чем Рис успел, что-то сделать, я сказала по связи.
Твоя очередь. О чем ты думаешь.
Он оставил поцелуй на моем животе, прямо над пупком.
— Я рассказывал тебе о том, как ты меня впервые победила в схватке и повалила в снег?
Я ударила его по плечу.
— Ты об этом думаешь?
Он улыбнулся в мой живот, его пальцы все еще изучали, уговаривали.
— Ты схватила меня, как Иллирийка. Идеальная форма, прямое попадание. Но потом ты упала на меня, задыхаясь. Все, что я хотел сделать, это раздеть нас обоих.
— Почему меня это не удивляет? — И все же я провела пальцами по его волосам.
Ткань моего халата между нами, была едва толще паутинки, когда он рассмеялся мне в живот. Я не стала ничего надевать под халат.
— Ты не пускаешь меня в свою голову. На протяжении всех этих месяцев. Я все еще не совсем верю, что у меня получится это сделать.
К моему горлу подступил ком. Это была мысль, которой он хотел поделиться.
— Я хотела тебя, даже под горой, — мягко сказала я.
— Я описал это до тех ужасных обстоятельств, но после того, как мы убили ее, когда я не мог никому рассказать, что я чувствовал — о том, как действительно мне было ужасно, я говорил с тобой. Я всегда мог поговорить с тобой. Думаю, мое сердце знало, что ты моя задолго до того, как я осознал это.
Его глаза заблестели, и он снова уткнулся лицом в мою грудь, лаская спину.
— Я люблю тебя, — вздохнул он. — Больше, чем жизнь, больше, чем свои земли, больше, чем свою корону.
Я знала. Он отказался от этой жизни, чтобы восстановить Котел, материю самого мира, чтобы я могла выжить. Я не могла злиться на него после этого или в последующие месяцы. Он был жив — это было подарком, за который я никогда не перестану благодарить. И в конце концов, мы спасли друг друга. Все мы.
Я поцеловала его в макушку.
— Я люблю тебя, — прошептала я в его сине-черные волосы.
Руки Риса сжались на моей попе, единственное предупреждение, прежде чем он плавно перевернул меня и уложил на кровать.
— Неделю, — сказал он, его дыхание ласкало мою кожу. — Неделю с тобой в этой кровати. Это все, чего я хочу на Солнцестояние.
Я рассмеялась, но он согнул мои ноги в коленях, между нами были лишь обрывки ткани. Рис поцеловал меня в губы, его крылья образовали темную стену за плечами.
— Ты думаешь, что я шучу.
— Мы, конечно, сильны даже для Высших Фэ, — размышляя сказала я, пытаясь сконцентрироваться, когда он укусил меня за мочку уха зубами, — но неделя секса? Не думаю, что смогу ходить после этого. Или ты смог бы пользоваться, по крайней мере, твоей любимой частью тела.
Он поцеловал кожу чуть ниже уха и мои пальцы сжались.
— Тогда тебе придется поцеловать мою любимую часть и восстановить ее.
Я приложила руку к этой любимой части — моей любимой части — и схватила его через нижнее белье Риса. Он застонал, прижимаясь сильнее, и одежда исчезла, осталась только моя ладонь против его бархатистой твердости.
— Нам нужно успеть одеться, — сказала я, поглаживая его.
— Позже, — отрезал он, всасывая мою нижнюю губу.
Действительно. Рис откинулся назад, татуированные руки находились по обе стороны от моей головы. Одна была покрыта Иллирийскими символами, другая татуировкой близнецом моей: последняя сделка, которую мы заключили. Оставаться вместе, несмотря на то, что поджидало нас впереди.
Мое нутро колотилось, вторя моему громовому сердцебиению, необходимость почувствовать его внутри…
Словно в насмешку удары во мне сотряслись стуком в дверь.
— Просто чтобы вы знали, — защебетала Мор с другой стороны, — мы должны скоро уйти.
Рис издал низкий рык, который оставил мурашки на моей коже, прядь его волос упала на брови, когда он повернул голову к двери. Ничего, кроме хищнических намерений в его затуманенных глазах.
— У нас есть тридцать минут, — сказал он с поразительным спокойствием.
— И вам нужно два часа, чтобы одеться, — с острила Мор через дверь. — И я говорю о не Фейре.
Рис рассмеялся и прикоснулся лоб к моему. Я закрыла глаза, вдыхая его запах, разжимая пальцы.
— Это не закончено, — пообещал он мне хриплым голосом, прежде чем поцеловать в ямочку на шеи и отстраниться. — Иди, терроризируй кого-нибудь другого, — крикнул он Мор, убирая крылья и направляясь в ванну. — Мне нужно успеть принарядиться.
Мор усмехнулась, ее легкие шаги вскоре исчезли.
Я упала на подушки и глубоко вздохнула, желая охладиться. Вода зажурчала в ванной комнате, а затем послышался легкий вскрик.
Как мне показалось, не я одна нуждалась в холодном душе.
Действительно, когда я вошла в ванную комнату через несколько минут, Рис все еще купался.
Погрузив пальцы в мыльную воду, я подтвердила свои подозрения: она была холодной.
Глава 6
Морриган
В этом месте не было света.
Здесь его никогда не было.
Даже гирлянды из вечнозеленых растений, венки из падуба и треск костров в честь Солнцестояния не могли побороть вечную тьму, которая обитала в Вытесанном городе.
Это тьма не была похожа на ту, которую Мор любила в Веларисе, которая была частью Риса, как кровь текущая в его венах.
Здесь обитала тьма гниющих вещей и всего разлагающегося. Душащая тьма, поглотившая все живое.
И мужчина с золотыми волосами, стоявший в тронном зале, среди возвышающихся колонн, с высеченными чешуйчатыми, противными монстрами, был создан из всего этого. Процветал во тьме.
— Я прошу прощения, что прервал ваше торжество, — промурлыкал ему Рисанд. Кейру. И мужчине рядом с ним.
Эрис.
Тронный зал был пуст. Все фейри, которые обедали, танцевал и плели интриги, ушли, оставив только Кейра и старшего сына Высшего Лорда осени.
Кейр заговорил первым, поправляя лацканы на своей черной куртке.
— Чем мы обязаны такому удовольствию видеть вас?
Насмешливый тон. Она все еще могла слышать шипящие оскорбления скрывающиеся за ним, в ее личной комнате, на каждой встрече и собрании, на которых ее двоюродный брат не мог присутствовать. Уродливый полукровка. Позор семьи.
— Высший Лорд.
Она произнесла эти слова не раздумывая. И ее голос, голос, который она использовала здесь… не был ее. Здесь, в этой темноте он был другим. Холодным тоном Мор добавила:
— Чем мы обязаны такому удовольствию видеть вас, Высший Лорд.
После этих слов Мор не удержалась от улыбки.
Кейр проигнорировал ее.
Его предпочтительный метод оскорбления: действовать так, словно человек не стоит его дыхания, чтобы даже заговорить с ним.
Попробуй что-нибудь новое, жалкий ублюдок.
Рис заговорил, прежде чем Мор смогла подумать, его темная сила заполнила комнату и гору:
— Мы пришли, пожелать вам хорошего Солнцестояния. Но, похоже, у вас уже есть гость для развлечений.
Информация от Аза была безупречной, как и всегда. Он нашел Мор, когда она читала в библиотеке дома Ветра этим утром, Морриган не стала спрашивать, как он узнал о том, что Эрис будет здесь сегодня вечером. Она итак знала, что Аз не расскажет ей.
Но мужчина из двора Осени стоявший рядом с Кейром… Мор, заставила себя взглянуть на Эриса. В его янтарные глаза.
Они были холоднее, чем любой зал во дворе Каллиаса. Они были такими с того момента, как она встретила его, пять веков назад.
Эрис положил бледную руку на грудь своего, оловянного цвета, пиджака.
— Я думал передать свои поздравления в день Солнцестояния.
Этот голос. Этот шелковистый, высокомерный голос. Ни тон, ни тембр не изменились в течение прошедших столетий. С того дня ничего не изменилось.
Теплый, маслянистый солнечный свет проникал сквозь листья, заставляя их светиться, как рубины и цитрины. Влажный, земляной запах гниения под листьями и корнями, на которых она лежала. Была выброшена и оставлена.
Все болело. Все. Она не могла пошевелиться. Ничего не могла сделать, кроме как смотреть на движение солнца сквозь ветви деревьев над головой, слушать ветер гуляющий между серебристыми стволами.
И эпицентр этой боли, сквозящий наружу, как живой огонь, с каждым неровным, обжигающим дыханием…
Легкие, устойчивые шаги послышались на засохших листьях. Шесть человек. Пограничники, патрульные.
Возможно они пришли помочь…
Мужчина с чужим и глубоким голосом, выругался. Потом замолчал.
Пара шагов стали ближе. Она не могла повернуть голову, не могла вынести агонии. Ничего не могла сделать, кроме как хрипло дышать.
— Не прикасайтесь к ней.
Шаги остановились.
Это не было предупреждением, чтобы защитить ей. Уберечь.
Она узнала голос, который говорил. Боялась услышать его снова.
Она почувствовала, как он приближался. Чувствовала с каждым шорохом листьев, мха и корней. Словно сама земля содрогалась перед ним.
— Никто не тронет ее, — сказал он. Эрис. — С этого момента она не наша забота.
Холодные, бесчувственные слова.
— Но… они прибили…
— Никто не прикасается к ней.
Пригвожденная.
Они вкололи ей гвозди.
Держали ее, когда она кричала, держали, когда она ревела, а затем умоляла их. А потом они вынули из нее эти длинные, ужасные железные гвозди. И вонзили снова.
Все трое из них.
Три удара молотка, заглушенные ее криком боли.
Она начала трястись, ненавидя его так же, как ненавидела попрошайничество. Ее тело ревело в агонии, эти гвозди в ее животе были чертовски беспощадны.
Над Мор нависло бледное, красивое лицо, закрывая жемчужные листья. Непоколебимый. Бесстрастный.
— Я так понимаю, ты не хочешь здесь жить, Морриган.
Она скорее умрет, истечет кровью. Она предпочла бы умереть и вернуться… вернуться, как что-то злое и жестокое, и уничтожить их всех.
Должно быть, он прочитал это в ее глазах. Слабая улыбка изогнула его губы.
— Я так и думал.
Эрис выпрямился и повернулся к своим сопровождающим. Ее пальцы сжали листья и глинистую почву.
Она хотела вырастить когти…вырастить когти, как мог это Рис, и вырвать это бледное горло. Но это был не ее дар. Ее дар оставил ее здесь. Покалеченную и истекающую кровью.
Эрис отошел на шаг.
Кто-то позади него заговорил:
— Мы не можем просто оставить ее…
— Можем и сделаем это, — просто сказал Эрис. — Она решила запятнать себя; ее семья решила больше не иметь дел с этим мусором. Я уже сказал им о своем решении по этому вопросу. — Долгая пауза, а затем Эрис грубо добавил. — И у меня нет привычки трахать отбросы за Иллирийцами.
Тогда она не могла сдержаться. Слезы вырвались наружу, горькие и обжигающие.
Одна. Они оставят ее здесь одну. Ее друзья не знали, куда она ушла. Она едва знала, где находилась.
— Но… — этот неизвестный голос снова заговорил.
— Уходим.
Никто не возразил.
И когда их шаги стихли, исчезли, тишина вернулась.
Солнце, ветер и листья.
Кровь, железо и земля под ногтями.
И не прекращающаяся боль.
Касание руки Фейры вытащила ее из воспоминаний о той кровавой поляне, расположенной чуть выше границы Осеннего двора.
Мор бросила своей Высшей Леди благодарный взгляд, который Фейра быстро проигнорировала, вернувшись к разговору. Никогда не отвлекалась от этого с самого начала.
Фейра стала хозяйкой этого ужасного города с гораздо большей легкостью. Одетая в сверкающее платье из оникса, с диадемой в виде полумесяца на голове, ее подруга смотрела на часть Риса в образе властного правителя. Такая же часть, как и извивающиеся змиеподобные звери, вырезанные и выгравированные повсюду. То, что Кейр, возможно, однажды изобразил для самой Мор.
Не красное платье, которое обычно носила Мор, яркое и смелое, или золотые украшения на ее запястьях, в ее ушах, мерцающие здесь, как солнечный свет во мраке.