— Так я же Уитлок, — объяснила я.
— Здорово! — обрадовался он. — Беру тебя на работу, пойдешь?
— Конечно! — я обрадовалась еще больше, чем она.
Когда я теперь замуж-то выйду? У меня немного другое заведение на горизонте замаячило, а деньги они всегда нужны.
У меня вон, уже три дня как кредит за квартиру просрочен.
Хотя, подождите, какая работа? У меня же есть работа. Я уже думала ему об этом сказать, как меня перебили:
— Эй, парочка, — позвал нас полицейский, — приехали!
«Мои поклонники становятся всё более и более странными», — подумала я, когда Жасмин подал мне руку. Вернее руки, они же у неё в наручниках были.
— Завтра я тебя с братом познакомлю, — обрадовал он меня, — если нас до завтра выпустят, конечно.
— А что, могут и не выпустить? — поинтересовалась я и влетела Брайану в спину. Брайан, видимо, решил сменить тактику общения и радостно мне улыбнулся:
— Не ушиблась?
Дурдом.
— Могут и не выпустить, — сказал Жасмин, то есть Бенжамин, и объяснил: — в прошлый раз двое суток сидели, документы я забыл, а Дезмонд меня решил повоспитывать.
— Но сегодня ты ведь взял документы? — с опаской поинтересовался Брайан.
Мечтать не вредно.
— Неа, — смущенно улыбнулась Мими, — забыл.
— Успеете наговориться, — заявил нам работник чудесного заведения, — марш в камеру!
— Джи, ну надо же, тюрьма-то как настоящая, — потрясла Энн руками в наручниках и снова запела.
— Она у меня немного того, — объяснила я Бенжамину.
— Да, мы поняли, — ответил за него Брайан, и замок на камере с громким «Закрыто» закрылся.
И вот мы здесь. Мы стоим, но при этом мы сидим. За решеткою мы сидим. Сидим и ждем, когда нам позволят воспользоваться своим гражданским правом, когда нам позвонить разрешат, мы ждём.
И всё-таки Бенжамин тут любимый клиент. Местные полицейские его узнали, улыбались и здоровались. А я грустила. Никто не торопился дать мне телефон.
— Не грусти, Киска, — обнял меня Бенжамин.
Он снял свои шикарные локоны, и картина коротко подстриженного красноволосого красавца в платье и макияже напоминала одну из моих идиотских фантазий. Настолько нелепо он выглядел.
— Бен, — крикнул какой-то полицейский моему другу, — иди звони!
— Сейчас я Кларксону позвоню, — сообщил он мне, — он меня всегда вытаскивает! — от испуга я не успела его остановить, и он ушел, призывно раскачивая попой на высоких каблуках.
Мне конец.
Мне сейчас придет большой, репортерский конец…
И вот я совсем загрустила, а Брайан решил мне помочь справиться с грустью.
— Джи? — я подняла на него печальный взор.
— А?
— У меня есть шанс? — если бы я не сидела, я бы упала.
Нормально вообще, какой шанс?
— Какой шанс? — повторила я свой вопрос вслух.
— Шанс на то, чтобы заслужить твоё прощение, — нет у него ни единого шанса, конечно, и я сказала:
— Ни единого.
— О чём разговор? — вошел сияющий Бен и по-хозяйски пересадил меня к себе на руки.
— А мы думаем, нас накормят тут или вообще как? — ответила я.
— Киф, — крикнул Бенжамин куда-то в микрофон, — принеси сендвич!
«Класс, вот это сервис», — подумала я и улыбнулась.
Энн и другие девочки продолжали вечеринку прямо в камере. Чудный парень Киф принес мне чудный сендвич, Брайанн сидел и показательно страдал, и я решила, что девичник у меня всё-таки удался.
Я доела сендвич, допила кофе и хотела уже было встать с колен Жасмин, потому что она меня так и не отпускала, как тут у него снова случился приступ нежной страсти, и он поцеловал меня прямо перед открывающейся дверью в нашу камеру, за которой, что и понятно с моим везением, стоял Кларксон.
«Ну, всё» — поняла я. До свадьбы я не доживу.
Репортер был очень удивлён.
Сейчас он просто обязан подойти и вцепиться мне в шею со словами: «Молилась ли ты на ночь…» — не помню кто, пусть будет: «Молилась ли ты на ночь, неверная дочь Уитлоков?!» А я отвечу: «Молилась, молилась, не убивай же меня, о ревнивец!» Бенжамин, конечно, бросится отрывать скрюченные пальцы Кларксона от моего горла, Брайан… а что Брайан? А Брайан, как и положено бывшему, будет гаденько хихикать, глядя на это действие.
— За что ты душишь её, Душка? — вбегает Луи.
— Я решил самостоятельно спасти себя, — доверительно сообщает Гейбл, и я падаю в обморок от нехватки кислорода.
«Да… так и будет…» — решила я, глядя на алого Кларксона. У него, кажется, пар из ушей шел.
— Это что вообще такое?! — заорал на меня репортер, и я спрятала лицо в складках красного платья Жасмин.
— Гейбл, — удивился Бенжамин, — ты чего кричишь на Киску?
— На Киску?! — ой-ой… — На какую еще, к черту, Киску? Это невеста моя! У нас свадьба утром!
— Джинджер, ты выходишь замуж? — громко выдохнул Брайан. — А как же я?
— А вы, простите, кто? — спросил уже совершенно спокойный Кларксон.
— Жених он мой, — подняла я глаза на репортера и пояснила, — бывший. А вы, мистер Кларксон, нынешний, тут никаких сомнений.
— Ну, как тесен мир, — восхитился Бенжамин, а Энн добавила:
— Джи, ну как же с тобой весело!
— Очень весело, — процедил Гейбл и сказал Жасмин, — руки от моей невесты убери.
Я вскочила с чужих колен, а Бенжамин положил на ноги руки, как приличная школьница:
— А мы чего? А мы ничего, — заверил он репортера.
— Я вижу, — сказал Гейбл, — с вещами на выход! — распорядился он, и мы потрусили за грозной телезвездой.
— Мими, — тихонько спросила я у Бенжамина, — а вы давно знакомы?
— Ага, — ответила моя подруга, — мы учились вместе.
А, ну всё ясно. Там-то они и понабрались вот этих нездоровых замашек.
Вероятно, вместо лекции они сидели над рекламными проспектами с женским бельем и подбирали к этому белью косметику в цвет.
— Мими, дорогой, тебе так пойдет зеленый цвет! — делится Кларксон идеями.
— Габи, Душка, — это, наверное, университетская кличка, — а тебе лиловый!
И вот они милуются где-то на самом верхнем ряду огромной аудитории, а профессор, какой-нибудь очень умный профессор кричит:
— Уважаемые студенты. Мы не ходим в университет в колготках в сеточку. Мистер Кларксон, Ваше Высочество, вас это тоже касается.
Ну и профессора увольняют за то, что посмел перечить столь важной, как Бенжамин, персоне.
«Такова жизнь, что поделать», — вздохнула я и оказалась почему-то рядом с Гейблом.
— Убью, — тихо, но очень солидно сказал он мне.
Я сжалась, стараясь выглядеть поменьше, жалостливее, а еще лучше вообще исчезнуть.
— Я просто хотела, чтобы у меня был девичник, — пробормотала я, шаркнула для убедительности ножкой, и как-то так получилось, что при этом я этой ножкой подставила подножку Брайану, и он растянулся на гладком черном полу.
— Ой, извини, пожалуйста! — бросилась я к нему на помощь, радуясь, что тем самым немного отсрочила расплату за свои недавние прегрешения.
— Ничего, — ответил Брайан и полез целоваться.
— Нет, ну это уже наглость, — пробормотал репортер, двумя руками взял меня за талию, отставил, изловчился и ударил Брайана в правый глаз.
— То есть Бенжамину можно, а мне нельзя?! — разозлился Брайан и дал Кларксону кулаком в левый.
— Драка! — закричала Энн. — Ой, как здорово!
Вот не надо было ей это говорить, а тем более кричать.
Набежали полицейские и всех нас загнали обратно в камеру.
Кларксона и Брайа разнял Киф, тот хороший парень, который не оставил меня голодной. Разнял и спросил у них:
— Вас по разным или всё-таки всем вместе?
— Вместе, — ответили они хором и синхронно потерли пострадавшие, уже начавшиеся наливаться фиолетовым, прекрасные глаза.
Да, девичник совершенно точно удался.
«А кто нас теперь отсюда вытащит?» — пришла мне здравая мысль.
«Никто», — обреченно догадалась я.
Глава 9
Я присела на краешек длинной скамьи, она тянулась вдоль одной из стен уютного помещения, в котором мы отдыхали. Села и подперла рукой подбородок.
Всё не так и плохо. Тюремная камера временная, без кроватей и санузла, а значит, шанс на то, чтобы её покинуть, у нас имеется.
«А Гейбл-то левша», — с удовольствием разглядывала я прелестный фингал Брайана.
«Ну а Брайан, известно. Брайан правша», — перевела я взгляд на почти такого же красивого репортера.
Глаза наши встретились, как в лучших кинолентах о страстной любви, и он поморщился как от зубной боли.
Подумаешь. Герой, тоже мне.
— Что-то я устала, — зевнула Энн и прилегла мне на колени.
— Спи, — разрешила я и погладила её по коротким платиновым волосам.
«Золото, а не подруга!» — решила я и тут на звонок вызвали Кларксона.
Интересно, кому он позвонит? Луи?
— Дорогуша, спаси меня! — звонит репортер.
— Я лечу, Душка, — отвечает Луи и врывается в камеру.
Врывается он в камеру, видит у любимого фингал, видит меня и налетает на несчастную невесту с громкими криками:
— Мерзавка! — хватает меня за грудки и трясет.
Нет, что-то как-то не очень…
Лучше так, он хватается за сердце, оно у него слабое, падает на пол, неудачно падает на пол и разбивается насмерть.
Кларксон рыдает, Бенжамин стенает, Энн в обмороке, и тут я, нет, никого я не воскрешаю.
Я жалею репортера, я поддерживаю его в этом страшном горе. Каждое воскресенье мы кладем на маленькую белую мраморную могилку свежие цветы. На почве страданий и жалости мы сближаемся, Кларксон от такого потрясения становится нормальным, и мы предаемся порочной страсти прямо за маленькой оградкой кладбища.
Готичненько…
Почему все мои фантазии о репортере переходят в горизонтальную плоскость?
«Ты уже давно и совершенно точно не в себе», — ответил внутренний голос, который появился у меня с момента знакомства с репортером.
Всё ясно, это не мир сошел с ума, это я сошла с ума. И виноват в этом — Кларксон.
Во всей этой ситуации был только один, но вполне весомый плюс. Я поняла, что больше не мучаюсь от несчастной любви к бывшему, мне есть о ком мечтать!
Я гладила Энн по волосам, размышляла о превратностях судьбы, о страданиях, и о деньгах.
Придется всё-таки занять у папы денег, а так не хочется…
И только я подумала о папе, как он вошел вместе с Кларксоном и…
— Эмма! — я подскочила, совсем забыв о сладко сопящей на коленях подруге.
— Где?! — сквозь сон пробормотала она.
— Просыпайся, соня, за нами пришли, — сообщила я Энн и пошла обнимать свою начальницу.
— Джинни, детка, а у меня новости! — сияла Эмма.
— Какие? — надо полагать, хорошие, судя по веселым глазам подруги.
— А нашу газету-то закрыли! — радостно сообщила она.
— Как закрыли, почему закрыли? — как мне теперь за кредит заплатить?
— А вот так, Дэвидсон решил, что мы не приносим ему достаточно денег, и вчера все получили расчет и выходное пособие.
Ну, всё. Денег нет, работы нет, мужа тоже пока нет. Как жить?
— Да ты не переживай, — поцеловала меня Эмма, — я твое пособие уже перевела в счёт долга за квартиру, выставила её на продажу и нашла покупателя!
— За два дня? — недоверчиво поинтересовалась я и посмотрела на папу.
— Кхе, — закашлялся он, — Эмма, такая молодец! — молодец-то она, конечно, молодец.
Но, по-моему, дурят меня бессовестным образом. И только я хотела этот вопрос уточнить, как Эмма меня опередила:
— Зачем тебе эта Терра, детка? — заворковала она, посмотрела на папу, дождалась еле заметного кивка и продолжила: — У Котёночка чудесный дом, найдешь себе работу на Силионе.
— А зачем искать? — вступил в разговор Жасмин. — Я её уже взял!
— Куда взял? — не понял папа.
— На работу, — пояснил Бенжамин, — правда, еще не решил на какую, но взял!
— Взял, — подтвердила я и с опаской посмотрела на Кларксона.
Я посмотрела на Кларксона, Кларксон посмотрел на меня.
До чего хорош, фингал ему очень к лицу, так сказать, делает его чуть более близким к простому обывателю.
Интересно, как мы будем смотреться на свадебной фотографии?
Хорошо будем смотреться, по крайней мере, у меня не разовьется новый комплекс. Луи что-нибудь придумает. Черные очки, черный котелок, накладная челочка, вуаль? Хихикнула.
И пока я хихикала, а хихикала я долго, все вышли из камеры и направились к выходу.
Остались только я и мистер необыкновенно прекрасный репортер.
— Знаете что, мисс Уитлок, — он навис надо мной как скала, — знаете что?
— Что? — простонала я сквозь слёзы.
— А не буду я на вас жениться! — я напряглась.
— Это как это — не будете? — и снова хихикнула, такой он был грозный.
— А так, не буду. И пускай я попаду в немилость к Дезмонду, меня уволят с телевидения, оштрафуют счета и сошлют на Терру, зато вы, моя дорогая, останетесь без приза, а я останусь психически здоров!
Что делает умная девушка в такой вот деликатной ситуации?
Правильно, в любой нестандартной ситуации главное отвлечь противника!
Как отвлечь противника?
Правильно, надо его удивить!
— Гейбл, я вас люблю! — выдала я и застыла.
Ну всё, мне точно конец, он не то, что не поверил, он озверел.
— Да вы, да вы… — у него сжимались челюсти, и ситуацию могло спасти только чудо.
Чудо явиться не спешило, и я приняла молниеносное, антикризисное решение. Подошла, дернула его за галстук и поцеловала.
Он сначала растерялся, а потом подхватил мою инициативу. Да еще как подхватил. Я оказалась прижатой к стене, и ноги мои почему-то были не то что на весу, я ими его обнимала!
«Неправильный он какой-то гей…» — пронеслось где-то на задворках сознания.
Как пить дать, неправильный!
— Кхе, — кажется, папа, — дети мои, ну я всё понимаю, но не в тюрьме же!
Мы с Гейблом отпрянули друг от друга.
— Тем более, на вас весь участок любуется, — выглянула из-за папы Эмма.
— Мы случайно, — пискнула я и покраснела.
— Да уж, — Кларксон поправил волосы.
— До завтра, в девять у мэрии, — скромно, но довольно-таки громко сказала я и быстренько слиняла, чтобы не напоминать жениху одним своим видом о том, что он, вроде как передумал.
— Киска, — остановила меня Жасмин, — до завтра!
— До завтра! — обняла я его на прощанье и совершенно никакого значения не придала этим словам.
Погрузилась в папину машину, Энн уже сидела, нет, Энн уже там лежала. Из окна авто проследила за тем, как все прекрасные дамы, включая Бенжамина, рассаживаются в желтые такси, дождалась папу.
— Молодежь, — сел он за руль и пристегнулся, — молодец, хорошо повеселились, я тобой горжусь!
— Спасибо, — поблагодарила я папу, снова посмотрела в окно, где совершенно растерянный Кларксон сажал тетю в свою ужасно дорогую машину.
Тут наши глаза опять-таки встретились, но вместо искры, которая должна пробежать между двумя возлюбленными, я покраснела, а он, а он захохотал.
«Ну и ладно», — решила я, слегка обидевшись. Лишь бы в мэрию завтра пришел.
А вообще, удивительный сегодня вечер. С кем я только не целовалась.
Я, можно сказать, нацеловалась за все годы одиночества.
Но Кларксон, к моему глубочайшему неудовольствию, целовался лучше всех.
— А скажи-ка мне, папуля, — повернулась я к отцу, — а как давно ты знаком с Эммой? Что-то вот я не припомню, когда я вас знакомила? — папа бросил на меня возмущенный взгляд.
— Я, если ты не заметила, за рулем, — я подняла бровь, — и трафик, между прочим, тариффик! — посмотрела на пустую магистраль.
— Да? — хихикнула. — Где же тут трафик, извините, таррифик, если мы на десятом уровне одни? — тут я бросила взгляд в зеркало заднего вида, за нами летело знакомое черное авто. Потом это авто поравнялось с нашей машинкой и полетело рядом.
— Сопровождает, — одобрительно отозвался папа, — молодец. Я же говорю, хороший мальчик, тебе подходит. Страстный вон какой, опять-таки, — и папа мне подмигнул. Я покраснела.
— Очень смешно, — буркнула я и задумалась.
Как я теперь ему в глаза смотреть буду? В его красивые, местами подбитые глаза. А что со мной сделает Луи? Луи меня убьет, и это не я, это он будет ходить на мою могилку. Хотя, помимо Луи, есть еще много желающих меня придушить. Одни поклонницы моего жениха чего стоят. Поёжилась.