— Во-первых, склеп предназначен для мертвых. Во-вторых, даже месяц — слишком долго, — проскрежетала Виктория. — Если нужно ждать… — она сделала паузу и выждала, пока они кивнут, — тогда подождем… полмесяца. — Она хотела сказать день, может быть, два, но знала, что предложение вызовет возражения. И в этом случае, у Эйдена будет время свыкнуться с мыслью о том, чтобы стать королем.
Другая сестра провела языком по очень острым и очень белым зубам.
— Отлично. Решено. Ждем четырнадцать дней. И мы оставим его в склепе. Его запечатают внутри, чтобы всякие припозднившиеся мятежники в дальнейшем не причинили ему вред.
Виктория вздохнула:
— Да, ладно. Вы согласились с моим условием, поэтому я согласна с вашим.
— Ничего себе. И никому не пришлось махать кулаками, чтобы выиграть спор. Смена караула уже работает в нашу пользу. — Стефани лопнула очередной пузырь. — В общем, возвращаясь к дорогому папочке. Знаете, а он — счастливчик. Он умер тут и потому может здесь остаться. Если б его прибили в Румынии, вся оставшаяся семья заплевала бы его склеп.
Мгновение стояла ошеломляющая тишина, после чего вздохи негодования затопили собрание.
— Что? — Стефани развела руками в полном простодушии. — Знаю, вы подумали о том же самом.
Слава богу, Виктория не отправится на похороны на родину. Эйден не смог бы поехать с ней, поскольку жил на ранчо Д и М, реабилитационном центре для «непутевых» подростков, иначе говоря, никому не нужных преступников, где контролировали каждый его шаг.
Все полагали, что у него была шизофрения из-за того, что он разговаривал с заключенными в нем душами, которые-то и обеспечили ему целую жизнь лечебных учреждений и лекарств. Ранчо было последней попыткой системы спасти его, и если он упустит этот шанс, его увезут. Раз-два и готово. Привет, жизнь в палате для буйных.
Он потеряет Викторию навсегда.
— Закрой рот, Стефани, не то я сделаю это за тебя. Влад учил нас выживать, и держал людей в неведении о нас, по большей части. Он сделал нас легендой, мифом. Он научил наших врагов бояться нас. Только за это он заслуживает уважения. — Голубоглазая сестра, Лорен, ее звали Лорен, склонила голову набок, внезапно задумавшись. — А теперь что мы будем делать со смертным, пока тикает наша четырнадцатидневная отсрочка?
— Эйден? — Лоб Стефани наморщился. — Так ведь его звали, верно?
— Хейден Стоун, но все зовут его Эйден, да, — ответила Виктория. — Но я…
— Мы будем следовать его правилам, — произнес мужской голос, перебивая девушку. — Потому что, остановите меня, если вы уже слышали это, он — наш правитель. — Это был Райли, волк-оборотень, страж, которому Виктория доверяла больше всего. Он подошел к образованному девушками полукругу и впился взглядом в Лорен. — Если ты не понимаешь этого, скажи мне, и я потяну за ниточки. Он убил Дмитрия, последнее слово за ним. Конец истории.
Лорен насупилась на него, ее клыки заострились больше прежнего.
— Следи за своим языком, щенок. Я — принцесса, а ты всего лишь наемник.
Прокатилось еще больше вздохов.
Эйден не обращал внимания толпу, но внезапно она появились в его поле зрения, так как Виктория изучала их, готовая вступить в бой, если кто-то нападет на ее сестру. Определенно им не понравилось оскорбление, нанесенное волку. И ей в том числе. Волки заслуживали уважения… куда больше, чем это требовалось даже для Влада. Волки могли бы…
Эйден выругался, так как Виктория скрыла свои мысли, заставляя себя сосредоточиться на происходящем вокруг нее. «Волки были важнее вампиров?» — размышлял он. — «Важнее, чем королевская чета вампиров? Почему?»
Райли искренне рассмеялся:
— Твоя ревность дает о себе знать, Лора. Я бы соблюдал осторожность на твоем месте.
На этот раз Лорен проигнорировала его, перевела взгляд своих кристально ясных глаз обратно на Викторию и рявкнула:
— Приведи Эйдена сюда завтра ночью. Все хотят познакомиться с ним официально.
И убить его прежде, чем «протикают» его четырнадцать дней?
— Да. — Виктория кивнула, ни словом, ни делом она не показала свою внезапную тревогу. — Хорошо. Завтра вы увидите своего нового короля. А пока мы в трауре.
Разговор закончен, все должным образом наказаны.
Виктория вздохнула и окинула взглядом тело отца. А значит, и Эйден сделал то же самое. Он раздумывал об обуглившихся останках, гадая, как выглядел король прежде. Конечно, высокий и сильный. Были ли у него такие же голубые глаза, как у Виктории? Или зеленые, как у Стефани?
Пальцы Влада сжались в кулак.
Эйден успокоил себя мыслью, что ему это только привиделось. И должно быть, так и было, объяснил он себе, потому что, казалось, Виктория не заметила шокирующего действия, а он смотрел ее глазами.
Пальцы Влада разогнулись.
И снова Эйден затих, выжидая и проверяя с колотящимся о ребра сердцем. Он это не вообразил. Он не мог это вообразить, потому что, когда мысль сформировалась, те пальцы дернулись, как если бы пытались снова сжаться в кулак. Движение, настоящее движение, а движение — это жизнь, верно?
Почему Виктория не заметила? Почему никто не заметил? Может быть, они были слишком потеряны от горя. Или может быть, некогда бессмертное тело Влада просто исторгло последние отголоски существования. Как бы то ни было, нужно было рассказать Виктории о том, что он видел.
«Виктория», — мысленно обратился к ней Эйден, отчаявшись привлечь ее внимание.
Ничего. Нет ответа.
Виктория!
Она погладила руку Влада и поднялась, намереваясь приказать самому крупному вампиру перенести его внутрь для подготовки к похоронам. Разумеется, она не слышала Эйдена.
А затем стало слишком поздно. Его мир переключился, перестроился, темнота окружила его. Нет, не темнота. Свет. Так много света. Сине-белый огонь покрыл все тело Дмитрия, а потому и тело Эйдена. Опаляя его, образуя волдыри на том, что осталось от него.
На сей раз Эйден пронзительно закричал.
Еще сильнее заметался.
И умер.
Глава 1
В спальне Мэри Энн Грей изучала себя в зеркале в полный рост. Дневной макияж не смазан. Темные волосы не спутаны. Она даже подумать не смела, что они… шелковистые? Одежда — немятая женственная футболка и чистые узкие джинсы. Обувь — походные ботинки. Она заменила простые белые шнурки толстыми розовыми, придав им женственный колорит.
Теперь нормально. Она была официально готова.
Глубоко вздохнув и слегка встряхнувшись, она собрала книги в рюкзак, повесила его на плечо и отправилась вниз на кухню, где ее ждал отец с завтраком, который она была обязана съесть.
Живот скрутило в знак протеста. Девушке придется сделать вид, что она ест, потому что она сомневалась, что в состоянии проглотить хоть кусок. Слишком уж на нервах она была.
Из гостиной Мэри Энн услышала грохот кастрюль, звук льющейся в раковину воды и… расстроенный мужской вздох?
Она остановилась перед тем, как повернуть за последний угол, и прислонилась плечом к стене, теряясь в мыслях. Несколько недель назад они с папой перешли в новую сферу отношений. Ужасную, лживую сферу. «Мы всегда будем честны друг с другом», — говорил он раньше. Все. Это. Время. Конечно, в то же самое время, он лгал ей о ее биологической матери. Женщина, которая воспитала ее, не родила ее, а на самом деле была ее тетей.
По правде говоря, ее настоящая мать обладала способностью путешествовать во времени, в младшие версии самой себя, и все же он отказывался верить ей, считал ее психически нестабильной. Она же не могла доказать обратного, потому что ее мать умерла, и ее душа ушла. Навсегда потерянная для Мэри Энн.
Боже, эта потеря все еще причиняла боль.
Мэри Энн довелось провести с ней один день. Один удивительный, прекрасный день, потому что Ева, ее мать, была одной из душ, заключенных в голове ее друга Эйдена. А потом — бум! И Ева ушла.
Слезы жгли глаза Мэри Энн, когда она вспомнила их прощание, но она зажмурилась, не давая им выхода. Она не могла позволить себе плакать. Ее тушь растечется, и она будет похожа на жертву домашнего насилия, когда Райли придет за ней.
Райли.
Мой парень. Да, она лучше подумает о нем, заглядывая в будущее, вместо того, чтобы погрязнуть в прошлом. Ее губы изогнулись в небольшой улыбке, а сердце неудержимо пустилось вскачь. Она не видела его с тех пор, как они вместе побывали на Балу Вампиров, когда Король Вампиров был убит, а Эйдена назвали их новым правителем. Не то что бы Эйден желал этого титула… или ответственности, которую тот влечет за собой.
Конечно, все это произошло только в субботу. Но два дня порознь были похожи на вечность, когда дело касалось Райли. Она привыкла видеть его каждый день в школе, а также каждый вечер, когда он прокрадывался в ее комнату.
И если быть честной, она никогда не любила никого так, как любила его. Может быть, потому что таких как Райли не существовало. Он был сильным, умным, а с ней и милым и оберегающим. И сексуальным. Все эти мускулы… он годами нарабатывал бегом, как оборотень, и сражениями, как страж вампиров. И то, и другое выковали множество граней его личности.
Будучи стражем, он был бесстрастным и отстраненным со всеми, кроме нее. Ему пришлось стать таковым, чтобы выполнять жестокую работу. Но как оборотень он был мягким, теплым и приятным. «Не могу дождаться, когда снова обниму его», — подумала она, широко улыбаясь.
— Ты собираешься весь день там простоять? — позвал ее папа.
Девушка вытянулась по стойке смирно, улыбка увяла. Как он узнал, что она тут?
Просто нужно покончить с этим утренним накалом страстей. Вздернув подбородок, она промаршировала остальную часть пути на кухню и села за стол, бросив рюкзак к ногам. Отец поставил перед ней тарелку с блинами, запах голубики и сиропа внезапно наполнил воздух. Ее любимый. Желудок уже не сводило, когда она подумала о Райли, но, тем не менее, она не думала, что сможет притронуться к еде. Или скорее, она не хотела рисковать из-за возможных последствий, как рвотные позывы на глазах ее новоиспеченного парня.
Отец уселся на стул напротив нее. Его светлые волосы были взъерошены, будто он несколько тысяч раз распутывал их пальцами, а обычно яркие голубые глаза были тусклыми, под ними темнели круги. Напряженные линии расходились ото рта, из-за них он выглядел так, будто не спал неделями. Может быть, и не спал.
Несмотря ни на что, ей не нравилось видеть его таким. Она знала, что он любил ее, но именно поэтому его предательство жалило так сильно. И под словом «жалило» она имела в виду закинуло-ее-в-мясорубку-и-бросило-на-корм-рыбам.
— Папа, — произнесла она в тот же момент, когда он сказал:
— Мэри Энн.
Мгновение они смотрели друг на друга, затем широко улыбнулись. Это было первое простое мгновение, которое они разделили за последние недели, и это было… приятно.
— Ты первый, — сказала она ему. Он был врачом, клиническим психологом, и был адски хитер. Он мог бы заставить ее излить свои чувства всего лишь несколькими словами, а она бы даже не поняла, что отрыла свой глупый рот. Но сегодня она рискнет, потому что не знала, с чего начать.
Он положил несколько блинов в свою тарелку.
— Я просто хотел попросить прощения. За всю ложь. За все. И сказать, что сделал это, чтобы защитить тебя.
Хорошее начало. Она последовала его примеру и наполнила свою тарелку, после чего продолжила ковырять еду, делая вид, что ест.
— Чтобы защитить меня от..?
— Мышление твоей родной матери лишилось душевного равновесия. Мысль, что ты каким-то образом… что ты…
— Убила ее? — Мэри Энн прохрипела слова через внезапно сжавшееся горло.
— Да, — прошептал он. — Ты не делала этого, ты знаешь. Это не было твоей виной.
Ее настоящая мать Анна, которую Эйден знал как Еву, умерла при ее родах. Иногда такое случалось, правда? У ее отца не было причин обвинять ее. Но тогда он не знал всей правды. Он не знал, что Мэри Энн заглушала сверхъестественные способности.
Она только узнала об этом сама, и все, что она знала — это то, что всего-навсего ее присутствие мешало людям — и существам — использовать свои «таланты».
Если бы не Эйден, она никогда не обнаружила бы и этого. Он был самым огромным магнитом сверхъестественного за всю историю. А если и не был, то должен был стать, потому что те, кто был сильнее, содрогались. Ее мать слабела с каждым днем беременности, маленькая Мэри Энн буквально высасывала из нее жизнь. А потом, в момент ее рождения, Анна/Ева просто ускользнула.
Прямо в Эйдена, со вздохом подумала Мэри Энн. В Эйдена, который родился в тот же день и в той же самой больнице. И который также притянул три другие человеческие души — призрака — прямиком в свою голову.
Только Анна/Ева не сразу вспомнила Мэри Энн, ее воспоминания стерлись, когда она втянулась в Эйдена. Как только они во всем разобрались, ее маме даровали то, чего она больше всего желала в жизни, и в чем ей было отказано из-за смерти. Единственный день с Мэри Энн. И как только ее мама осуществила свое желание, она исчезла. Девушка больше никогда ее не увидит и не услышит. Живот… скрутился… опять…
Ее папа также не знал ничего об этом, и Мэри Энн не собиралась рассказывать ему. Он не поверил бы ей. Он подумал бы, что она «лишилась душевного равновесия», как ее настоящая мама.
— Мэри Энн? — подтолкнул ее отец. — Пожалуйста, скажи, как ты себя чувствуешь. Скажи, о чем думаешь, когда я…
Звук дверного звонка спас его от завершения, а ее — от необходимости формулировать ответ. С дико танцующим сердцем она вскочила на ноги. Райли. Он здесь.
— Я открою, — сказала она торопливо.
— Мэри Энн.
Но девушка уже мчалась через кухню к парадной двери. В тот момент, когда толстая дверь из вишневого дерева распахнулась, и Райли показался за сеткой от насекомых, ее желудок полностью успокоился.
Он улыбался своей улыбкой плохого мальчишки, наполовину порочной, наполовину действительно порочной.
— Привет.
— Привет.
О да. И сексуальной. У него были темные волосы и светло-зеленые глаза. Он был высоким, с телом человека, посвятившего себя футболу, которого-нельзя-уволить и у которого роман с гирями. Его плечи были широкими, а живот — подтянутым. Прискорбно, что она не видела тот аппетитный трос под его черной футболкой. Его джинсы сидели слегка мешковато на сильных ногах, и он носил обувь, заляпанную грязью.
Подождите. Она только что полностью оценила его тело? Угу. С пылающими щеками она перевела взгляд обратно на его лицо. Вне всякого сомнения он пытался не рассмеяться.
— Одобряешь? — спросил он.
Жар усилился.
— Да. Но я не закончила, — добавила она. Он был не столько красив как модель, но по-мужски притягателен со своим слегка искривленным носом, вероятно, потому что тот был сломан множество раз, и сильной челюстью. И как-то она поцеловала его, прямо в эти великолепные губы.
Когда мы поцелуемся снова?
Она была готова. Больше, чем готова. Это было самое замечательное, что случалось с ее языком.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, и захлопнул. Шаги эхом отозвались позади нее, и она повернулась. Подошел ее отец, рюкзак свисал с его руки. Она сократила расстояние между ними, взяла рюкзак, встала на носочки и поцеловала его в щеку прежде, чем отговорила себя от этого.
— Увидимся позже, пап. Спасибо за завтрак.
Напряжение в его лице слегка ушло.
— Увидимся позже, милая. Надеюсь, ты прекрасно проведешь день.
— Ты тоже.
Его взгляд переместился на парня, все еще стоящего в дверях.
— Райли, — натянуто поприветствовал он.
Они встречались однажды, но только мельком. Ее отец не знал этого, но Райли был старше, чем он. Лет на сто примерно. Как оборотень, Райли старел медленно. Очень, очень медленно.
— Доктор Грей, — вернул Райли, как всегда уважительно.
— Мэри Энн, — сказал папа, снова обращая на нее внимание. — Возможно, ты захочешь взять куртку.
Было первое ноября, и с каждым днем становилось все холоднее. Но она сказала:
— Я буду в порядке. — Райли согреет ее. — Обещаю. — С любезностями было покончено, и Мэри Энн повернулась к двери, плечом надавила на сетчатый экран и схватила теплую, огрубевшую руку Райли. Она затрепетала. Ей нравилось прикасаться к нему. И как к человеку и как к волку.