Волк растянулся рядом с ней, темный мех блестел, зеленые глаза светились.
— Райли, — произнесла она, на этот раз констатируя факт.
«Единственный и неповторимый».
— Что ты здесь делаешь? — Еще важнее, был ли ее внешний вид в беспорядке? Она осмотрела себя. На ней была голубая майка, одеяло сбилось в кучу на талии, скрывая нижнюю часть тела — мальчишеские шорты и голые ноги — от его взгляда. Она провела рукой по волосам. Несколько переплетений, но ничего особо ужасного.
«Ты можешь быть Опустошителем, и та ведьма, Мария, подозревает это. Ты ни за что больше не будешь спать одна».
Так он переживал. Ему пока не все равно. И он сказал «можешь быть Опустошителем», это было лучше, чем их последний разговор, когда он открыто заявил «Ты убьешь меня». Уголки ее губ приподнялись.
— Так ты был здесь всю ночь? — И защищал ее.
«Ага. Вернулся сразу после того, как проводил Эйдена и Викторию домой».
— Я рада. И спасибо тебе.
«Пожалуйста».
Их взгляды встретились, и в течение какой-то минуты он пылко смотрел на нее, как смотрел в самом начале, до ведьм и кормления, будто она была чем-то важным, будто она значила больше, чем что-либо в мире. Девушка может привыкнуть к такому.
Широко ухмыльнувшись, она упала обратно на матрас. Ей было жаль, что она не проснулась раньше.
— Теперь мы оба настороже, и нам, возможно, стоит поговорить о прошлой ночи. Мы наговорили друг другу слова, которые…
Внезапно дверь в спальню распахнулась, и ее папа влетел внутрь, насупившись.
— Что происходит, Мэри Энн?
— Папа! — Запаниковав, пойманная с поличным, она подскочила, выпрямившись и дернув одеяло на себя. — Что ты делаешь?
— Ты кричала имя того парня. Я подумал… — Его взгляд опустился на Райли, и он замолчал, ужас омрачил его глаза. Он был в своей пижаме, фланелевой рубашке и штанах, должно быть, кинулся прямиком из кровати. — Мэри Энн, слушай меня, детка. Встань медленно. Никаких резких движений, ладно? Я хочу, чтобы ты медленно передвинулась за меня. Ладно? Сейчас, давай, дорогая.
О, Боже. Этого ведь не происходило.
— Папа. Эм, собака безобидная, клянусь. — Самая. Большая. Ложь.
Чтобы доказать свою «безобидность», Райли лизнул ее ладонь. По коже побежали мурашки, и жар затопил ее щеки. Ей бы не хотелось, чтобы папа думал, что собака ее возбуждает.
— Откуда ты знаешь, что эта паршивая тварь безобидна? — Ее папа всегда ненавидел животных, боялся их. — А теперь, почему бы тебе не отойти от него и не подойти ко мне? Не хочу тебя пугать, но он может сделать из твоего лица жевательную игрушку, дорогуша. — Райли напрягся.
— Просто я знаю, — сказала она. — Он не обидит меня. Он… мой домашний питомец. — Пожалуйста, не сходи с ума, Райли, подумала она, хотя знала, что он не слышит ее. — Последние несколько недель.
Голубые глаза ее папы широко раскрылись, паника и страх уступили озадаченности.
— Нет. Нет, это невозможно. Я бы знал.
— Да, возможно. Видишь? — Она обняла большое тело Райли и спрятала лицо в его мягкой шее, прижимая его ближе.
— Нет, — настаивал ее папа, качая головой. — Ты сказала бы мне. Я бы знал.
Ох, папа. Ты столько не знаешь. Она выпрямилась, сердце все еще барабанило под ребрами.
— Я знаю, что у тебя сильная фобия животных, поэтому скрывала его. Но видишь? Он воспитанный. Он не доставит никаких проблем. Клянусь.
Он снова покачал головой, прежде чем последнее слово слетело с ее губ.
— Эта тварь могла съесть тебя на завтрак, Мэри Энн. Я хочу, чтобы он ушел. Сейчас же.
— Папочка, пожалуйста. Пожалуйста, пусть он останется, — сказала она, и слезы как по команде наполнили ее глаза. Она слишком переигрывала? Может быть. Но ей нужно было, чтобы он сказал «да». Тогда Райли сможет свободно приходить и уходить. Больше не придется скрываться. В самом деле, ей стоило подумать об этом раньше. — С ним я счастлива. С тех пор, как… ты знаешь, что произошло между нами. — Напоминание об их ссоре было низким, но она была в отчаянии.
Наконец, ее папа смягчился.
— У него не будет вторых попыток.
Он не сказал «да», но она знала, что победа была за ней. Она хотела смеяться, хлопать в ладоши и танцевать.
— Я отвезу его сама в ветеринарную клинику.
Пауза. Вздох. Он сжал переносицу.
— Ты назвала его Райли.
О-оу.
— Да.
— Так ты назвала домашнего питомца именем своего парня?
— Мм, да.
— Почему ты это сделала?
Он читал обо всех видах психологических причин в анализе ситуации?
— Просто показалось… подходящим. Они оба защищают меня. — Вот. Правда.
Он смягчился еще чуть-чуть.
— Райли знает?
— Да, и он одобряет. Ему польстило.
— Это всего лишь доказывает, что он странный, и тебе не стоит проводить с ним время.
— Это твое профессиональное мнение? — многозначительно спросила она.
Он надолго замолчал.
— Не могу поверить. Паршивая шавка в доме, все время. Прекрасно. Оставь его. Но если он испачкает коврик, он пойдет вон.
Она сжала губы, чтобы не расплыться в улыбке.
— Я поняла.
Он повернулся, бросив через плечо:
— И если он зарычит на тебя, хотя бы один раз, он пойдет вон. Он выглядит диким.
«Какой есть», — рявкнул Райли в ее голове.
Не смейся, сказала она себе.
Ее папа задержался в дверях.
— Где он останется, пока ты в школе?
Это. Прелестно.
— Снаружи.
— Ты могла бы пригласить и блох в наш дом, Мэри Энн.
Не. Смейся.
— Он чистый, пап. Клянусь. Но если я найду хоть одну маленькую букашку, я его искупаю.
«Это может оказаться занятным», — сказал Райли.
— И спасибо тебе, — добавила она. — За все.
— Всегда пожалуйста. — Дверь закрылась, оставляя ее наедине с Райли.
Наконец, давая своему веселью бить ключом, Мэри Энн упала спиной на кровать и прижалась к своей паршивой шавке.
Глава 16
«Испачкает коврик», — прорычал Райли. — «Да неужто».
Мэри Энн смеялась, пока по щекам не потекли слезы. Столько ужаса и подозрительности, беготни и ожиданий, столько времени в страхе перед тем, что произойдет и должно произойти, ей было немного странно именно сейчас поддаться веселью, но она не могла ничего с собой поделать. В общем-то, ей и не хотелось.
И Райли ей не помогал.
«Блохи. Паршивый». — Еще один рык. — «Посмотрим, что он скажет, когда я перегрызу его коленку».
— Теперь уже не выйдет, — произнесла она в перерыве между смехом, — или тебя выбросят на улицу.
Он еще раз зарычал, но растянулся на матрасе около нее.
«У меня шелковистый мех, черт возьми».
Наконец, она успокоилась, но усмешка все еще была широкой и нескрываемой.
— Очень.
Он вздохнул.
«Просто ложись спать. Тебе нужно хорошенько отдохнуть».
Она хотела возразить. В самом деле хотела, но пока лежала, поглаживая его и слушая, как он чуть ли не одобрительно мурлычет, его тепло и мягкость опьянили ее, убаюкали обратно в темноту, как ничто другое. Ее тревоги растаяли, оставив только ощущение счастья. Она скучала по этому и по знанию, что он будет здесь, когда она снова проснется…
Когда она открыла глаза, зевая, Райли все еще был рядом.
«Видишь! Все еще рядом».
Мэри Энн взяла мобильник с прикроватной тумбочки, взглянула на часы и нахмурилась. У нее было пятнадцать минут до того, как ей придется встать, умыться и пойти в школу. Ей нужен был час. Они с Райли еще не поговорили.
О, ладно. Ничего не поделаешь. Она насладится этими пятнадцатью минутами, словно последними. Однако, с утренним светом все ее беспокойства вернулись, затопив сознание, она проигрывала прошлую ночь снова и снова.
«Мы встречаемся», — сказал он. — «По крайней мере, я так думаю».
Ой.
«Однажды ты убьешь всех, кого я люблю», — добавил он. — «Черт, однажды ты и меня убьешь».
Двойное «ой».
Нет, о наслаждении и речи нет. Однажды, если она Опустошитель, как он предполагал, она может убить его. Убить этого парня, который оживил ее, вытащил из безопасной жизни, которую она себе создала, где она никогда по-настоящему не чувствовала, а только существовала на автопилоте. Она ни в коем случае не позволит этому случиться.
Если ей придется оставить его и всех, кого она знала и любила, она это сделает. Но. Огромное но. Это не значит, что она не хотела сделать все, что в ее силах, чтобы доказать, что она не была Опустошителем. Или сделать все, что необходимо, чтобы вернуться к той, кем она была.
«Голодна?» — с надеждой спросил Райли.
Его голос пронесся в ее сознании такой же теплый, как и его тело. Она проанализировала себя. Ее желудок был пуст, но не сжимался и не урчал.
— Нет, — призналась она, хотя ей сильно хотелось солгать.
Вздохнув, он спрыгнул с кровати и бесшумно направился в ванную, чтобы перекинуться в человеческую форму и одеться в одежду, которую там прятал. Он не в первый раз оставался в ее спальне. К счастью, и не последний. Пока его не было, она бросилась к двери и повернула замок, потом села на край кровати, ожидая его появления.
Ей не пришлось долго ждать. Через несколько минут дверь ванной со скрипом открылась, Райли вышел, одетый только в джинсы, и ее дыхание перехватило. Такой загорелый, такой поджарый и мускулистый, он был поражающей ожившей мечтой любой девчонки. Серьезно, практически испытываешь необходимость дотронуться до этих кубиков пресса.
Может быть, поэтому от него исходила эта явная энергетика плохого парня.
И он мой, подумала она с гордостью.
Может быть. Пока что.
Расправив плечи и отказываясь впадать в депрессию, она встала на ноги.
— Я только на минутку.
— Ладно.
Он шагнул к кровати, она направилась в ванную. Быстро почистила зубы, расчесала волосы и обо всем позаботилась. Под глазами чернели круги, несмотря на безмятежный отдых ночью. Плюс, ее щеки слегка ввалились.
Не в первый раз она захотела быть такой же красивой, как Виктория. Или Лорен. Мэри Энн сердито посмотрела на себя. Лорен, которая встречалась с Райли и только недавно рассталась с ним. Лорен, которая, возможно, лучше целовалась, определенно была смелее, на все сто была увереннее в себе, и которая в конечном счете не убьет его и всех, кого он любит.
Самооценка Мэри Энн получила очередной удар.
Чувствуя отвращение к себе, она протопала обратно в комнату. Райли опять откинулся на кровать, и она пристроилась рядом, положив голову на его плечо. Он был такой же теплый, как и с мехом. Он мой, подумала она снова, когда его сердце застучало у ее виска. Ни Лорен, ни чей-либо еще.
Возможно.
Она напряглась. Возможно, снова. Слова, как рак в мозгу, съедали и ломали ее. Чем больше времени она проводила с ним, тем сильнее влюблялась в него. Это факт. Еще один факт, что чем сильнее она влюблялась, тем тяжелее было оставить его, если именно это, в конечном счете, придется сделать, чтобы спасти его. А она оставит его, чтобы спасти.
— Что случилось? — Той рукой, на которой она лежала, Райли обнимал ее, поглаживая пальцами по лбу.
— Просто думаю, — ответила она.
— О чем?
— Опустошитель ли я? Когда мы узнаем точно? Как мы это узнаем?
Он вздохнул, и, конечно, проигнорировал вопросы.
— Послушай, мне не стоило кричать на тебя прошлой ночью. Я был шокирован и беспокоился за свою семью. Но ты тоже моя семья, и я прошу прощения. Мне не стоило обращаться с тобой подобным образом.
— Тебе не нужно извиняться. — Это была правда, но ей понравилось, что он произнес эти слова. — Это серьезная, опасная вещь, и если бы что-то угрожало моему папе… — или тебе — … я бы поступила точно так же.
— Все равно. — Он нежно поцеловал ее в щеку. — Когда я оставил тебя здесь, чтобы проводить Викторию и Эйдена домой, мысль о том, что ты в опасности заставила меня попотеть. Я проклинал этих двоих и практически распихал их по комнатам, чтобы вернуться к тебе. И, между прочим, я буду спать здесь каждую ночь до тех пор, пока ведьмы больше не потревожат тебя.
Славный парень.
— Только не пачкай коврик, — съязвила она.
Он насмешливо зарычал.
— Смешно.
Внезапно ее осенила мысль, и она нахмурилась.
— Ты обычно прячешься, когда слышишь, что идет мой папа. Почему не в этот раз?
Райли пожал плечами, отчего ее голова подскочила вверх и вниз.
— Я хотел, чтобы он увидел меня. Хочу приходить и уходить, когда это необходимо, без опаски, что он пристрелит меня, как только увидит.
— Умно.
— Гениально.
Ее губы дрогнули.
— Ладно, возвращаясь к теме о насущном. Я задала пару вопросов несколько минут назад, а ты меня проигнорировал. Я бы хотела, чтобы ты ответил сейчас. Так, сначала. Когда мы будем знать, точно ли я Опустошитель?
— На самом деле, давай не будем возвращаться к этой теме. Давай забудем пока об Опустошителях.
— Нет. Я не могу. — Он может быть в опасности. — Ответь, пожалуйста.
Он испустил еще один выдох, теплое дыхание всколыхнуло маленькие прядки волос и уложило их на лоб.
— Еда будет вызывать у тебя отвращение, потому что тело больше не будет в ней нуждаться или не захочет ее. Ты будешь жаждать непосредственной близости с ведьмами и другими существами, будешь узнавать их, и что они делают еще до того, как увидишь.
Желудок свело… Ничего из этого не помогало ей. Она уже начала чувствовать, когда существа были рядом. Она знала, что Мария в городе еще до того, как увидела ее. И да, ей бы понравилось переживать этот прилив сил снова. Жаждала ее, как он сказал.
— Скажи, если что-то из этого уже происходит.
Она лучше покажет ему, чем расскажет. Она встала с кровати и прошла к столу.
— Что ты делаешь?
— Узнаешь. — Возможно, ей стоило подождать, пока она останется одна, но ему так же нужно было знать, как и ей. Дрожа, она вынула шоколадный батончик из верхнего ящика, где лежали пакетики с орехами и другие сладости. Ее тайные запасы для учебы. Она сняла обертку, повернулась к натянутому и встревоженному Райли, и откусила кусочек.
Обычно она закрывала глаза и наслаждалась сладким вкусом шоколада. На этот раз пища во рту напоминала пепел. Ее желудок напрягся, готовый восстать, но она все же сглотнула. Как будто кусок угля съела.
Вначале волна сожаления накрыла ее, затем тошнота, как и обещал Райли, сильная, изматывающая, охватывающая каждый дюйм ее тела. Подступила желчь, обжигая горло. В любую секунду, с ней могло произойти это… С широко раскрытыми глазами, она бросилась в ванную и сгорбилась над унитазом. Ее рвало снова и снова.
Когда ее желудок наконец опустел, она несколько раз почистила зубы, затем в течение нескольких минут полоскала рот, пока у нее не стало покалывать во рту от жидкости для полоскания. Все это время ее трясло.
«Нет. Нет, нет, нет».
— Лучше? — спросил он, когда она вошла в комнату.
— Прекрасно.
— Возможно, из-за нервов.
— Да.
Но она знала, глубоко внутри, она знала, также как и он. Вероятно, они не хотели признавать это и отрицали всеми фибрами своей души, но не могли. Уже нет. Она стала теперь другой. Она изменилась.
Она была Опустошителем.
Почти в трансе она вернулась к постели и заняла свое место рядом с ним. Ей придется оставить его. Если она этого не сделает, то однажды причинит ему боль. Было ли это в последний раз, когда она вот так могла быть с ним?
— Я уверен, что это нервы. Самовнушение, — произнес он голосом, лишенным эмоций. — Я сказал, что тебя будет тошнить, поэтому тебе стало плохо.
Он всегда был реалистом, а она мечтательницей. Сейчас они, казалось, поменялись ролями.
— Райли, — сказала она мягко.
— Нет, — перебил он, как будто подозревал, к чему она клонит. — Мы уже обсуждали эту тему. Время двигаться дальше. — Он еще раз поцеловал ее в щеку. — Я хочу, чтобы ты знала, когда я сказал тебе вчера, что мы, возможно, встречались, я все еще был в шоке. Я не это имел в виду, и я сам себе хочу надрать задницу. Мы все еще вместе, так что даже не думай встречаться с кем-то еще. Ты только моя.