Оказалось, не что, а кто.
— Да пребудет на белом шамане благословение Большого Полуденного Жирафа! — выпалил над ухом поздний визитер, торопливо пряча за спину занесенную для очередного стука руку[48].
Ученый недоуменно прищурился, вспоминая:
— Оламайд?.. Жена китобоя?..
Пухлые руки, спрятавшиеся было из виду, вырвались на волю и взметнулись к отсутствующему потолку:
— Верни мне мужа!
— Что?.. — вырванный из совершенного мира вычислений в мир иной, где пропавших китобоев отчего-то разыскивают в домах ни в чем не повинных волшебников, Анчар тупо нахмурился и захлопал глазами.
— Мужа!!! — возопила торговка, словно решив, что белый шаман оглох.
— Мужа?.. Какого мужа? Твоего мужа?.. — опешил чародей, лихорадочно пытаясь сообразить, каким образом пропавший — предположительно — супруг матроны имеет отношение к нему.
— Моего мужа!!!
— Он ко мне не заходил сегодня, — понимая, что ни в чем не виноват, и не понимая, что происходит, попытался оправдаться атлан. — И вчера. И позавчера. И вообще. И вообще! Я его знать не знаю! И с чего ты взяла, что я его здесь прячу?!
— Не притворяйся! Если б не ты — Мвенаи не ушел бы от меня!
— Я?.. я?.. Да причем тут я?! — выведенный из себя нелепым обвинением, подскочил атлан. — Я даже не видел твоего мужа! Никогда! И оставь меня в покое — я работаю!
— Над заговорами? Чтобы испортить жизнь еще какой-нибудь бедной женщине? — ядовито прошипела Оламайд.
— Нет! Я… — сконфуженно начал было Анчар, представил себя, объясняющего базарной торговке принципы архитектуры схемов и первичные алгоритмы выполнения задачи — и взорвался: — Я занят другой работой! Срочной и важной! И если кто-то с косоглазием не может точно бросить свой гарпун, то пусть его хоть вообще потеряет! Всё! И попрошу меня не отвлекать!
То ли вид мага, оторванного от любимого дела, был ужасен, то ли гостья поняла, что скандалом тут ничего не добьешься… Так или иначе, она спешно отступила на шаг, покорно сложила руки на груди и опустила очи долу.
— Я извиняюсь, белый шаман… Я понимаю, белый шаман…
И когда торжествующий чародей готов был уже услышать «Я удаляюсь, белый шаман», матрона смиренно проворковала:
— Я подожду, белый шаман.
И водрузилась на кровать с видом памятника, наконец-то отыскавшего свой пьедестал.
В ответ на полный ужаса взгляд Анчара она вскинула ладони и успокаивающе проговорила:
— Не бойся, я твою постель рыбой не запачкаю, тут бумажки положены.
Атлан закрыл глаза, стиснул зубы и испустил мученический стон.
— Что? — насторожилась Оламайд, но не успел атлан даже подумать, риторический это был вопрос или экзистенциальный, как она продолжила: — Ты не гляди на меня, белый шаман. Ты дело делай. Быстрее своё сделаешь — быстрее до меня руки дойдут.
От одной мысли о том, каким бы именно манером ему хотелось довести свои руки до незваной посетительницы, волшебник снова застонал, но стиснул зубы и, демонстративно не обращая на гостью внимания, снова погрузился в вычисления.
Вернее, сделал попытку.
— Нет, ты не думай, я ж понимаю, отчего ты мычишь, я ж не вчера родилась, — матрона тем временем сочувственно сложила губы подковкой. — Зубы болят — это хуже не придумаешь. Вот однажды у меня зубы болели — хоть на стенку лезь, так мне тетка моя сказала к запястью руки, та, которая напротив зуба, чеснок привязать дробленый, мелко порезанный, только на голую кожу его нельзя класть, чтобы пузырь не выскочил, а то как у тетки моей — другой, у которой муж одноглазый, в прошлом году случилось так, она чеснок-то порезала, да положила на кожу просто, без тряпочки, вернее, с тряпочкой, да только тряпочкой-то она сверху примотала, а надо было тряпочку сначала на руку положить, чтобы тряпочка под низом у него была, а потом сверху тряпочкой той же обматывать, а лучше два слоя тряпочки под низом, чтобы для верности, но с другой стороны, тоже смотря какая тряпочка, если тонкая, выношенная, то и два слоя может мало оказаться, и опять же от чеснока зависит, если этовогоднишний первый урожай, то и двух слоев мало покажется, хотя если тряпочка толстая, мало ли, рубаха, бывает, порвется, за гвоздь зацепишься — ткань-то еще хорошая, добротная, а зашить уже не зашьешь, вот как у моей тетки было, но не той, у которой зубы болели, и не у той, у которой четыре сына, и не у той, у которой крышу перекрывали, и не у другой, у которой ревматизм, а у той, у которой муж одноглазый, только у него зубы никогда не болят, так вот, это я про тряпочку ведь всё еще рассказываю, полезла она в погреб за чесноком, только у нее зубы не болели тоже, вернее, вообще болели, но тогда не болели, это только у мужа ее никогда не болели, потому что у него зубов вообще нет, но вот когда у нее болели, это в другой раз, тогда она тоже чеснок тряпочкой привязывала, только у нее тряпочка-то толстая была, а надо было проношенную взять, ну а в погребе…
Атлан стиснул зубы, зажмурился, ощущая, что в его голове мозг превратился в очень большую кучу проношенных тряпочек, через которые продирались, цепляясь рубахами за больные зубы, одноглазые тетки с охапками чеснока в руках…
И отшвырнул грифель.
— Хватит!!!
— Неужто закончил? — не делая и секундной паузы при переходе, обрадованно встрепенулась Оламайд.
— Нет!!! — яростно прорычал атлан, чувствуя, что вдохновение прихватило идеи и решения и испарилось, оставив записку «Не ищи меня на этой неделе».
— Ну я не тороплюсь… — смиренно пробормотала посетительница и снова опустилась на кровать, сложив руки на коленях. — Ну так вот, про тетку я не дорассказала…
Только воспитание и соирский закон, запрещавший магам применять свое искусство против не обладающего даром населения, не дал сейчас обрушиться незапланированной молнии на голову визитерши.
— Нет, я не закончил, и я не скоро еще закончу, потому что ты мне мешаешь!!!
— Я подожду, пока ты всё закончишь, белый шаман, ты не беспокойся, — поспешила заверить его гостья.
— Года четыре? — мстительно прищурившись, вопросил Анчар.
— Чего?..
— Четыре года — не меньше, уйдет у меня на то, чтобы закончить всё! И я попросил бы тебя на это время уйти из моего дома!
Посетительница упрямо оттопырила нижнюю губу.
— Пока не вернешь Мвенаи — не уйду. Хоть десять лет просижу тут! Хоть двадцать!
— Тогда уйду я! — бледный от злости и бессилия против настырной тетки, вообразившей его филиалом то ли детективного агентства, то ли бюро находок, Анчар стукнул кулаком по столу, отправляя на пол листопад исписанных и чистых страниц, вскочил и ускоренным шагом двинулся на улицу.
Единственное, о чем он сейчас жалел больше, чем об испорченной рабочей ночи — это об отсутствующей двери, которой можно было бы хлопнуть перед носом нахалки.
— Э-э-эй! Погоди! Ты куда?! Я ж тебя жду!.. — Оламайд заполошно рванулась вослед.
— Прогуляться! — прорычал через плечо волшебник.
— Я с тобой! Я за тобой! Я от тебя…
Не дослушав, он выскочил за ворота, метнулся вправо, и почти тут же тусклый огонек домашнего светильника заслонила фигура выходящей торговки.
— …не отстану! — то ли пообещала, то ли пригрозила она, подобрала юбки и припустила за ним.
Перебирая в уме всевозможные проклятия и в первый раз в жизни сокрушаясь, что это — не его специализация, Анчар почти бежал по темным пустынным переулкам, спотыкаясь о выбоины и камни и спиной чувствуя, что клиентка не отстает ни на шаг. Оглядываясь в очередной раз, он едва не свалился в яму, выкопанную на обочине дороги, но успел в последний момент ухватиться за ствол дерева и удержаться на ногах. Ругаясь и отряхивая балахон, он на ходу потер ушибленное колено, снова прибавил шагу — и с чувством удовлетворения услышал за своей спиной вскрик, треск ломающегося деревца и звук падающего тела.
Впрочем, поторжествовать сему чувству пришлось всего секунд несколько: нечто глубоко засевшее, занудное и с крокодильей хваткой дало ему пинка и остановило хозяина на половине шага.
— Да чтоб тебя, клушу бестолковую!.. — сквозь зубы ругнулся маг, зажег светошар, повернулся и зашагал к яме.
Матрона ухватилась за протянутую руку и вылезла, охая и призывая все кары Большого Полуденного Жирафа на головы безмозглых бабуинов, выкопавших свою дурацкую яму под самыми ногами приличных людей. Волшебник погасил свет и, пользуясь замешательством преследовательницы, снова ускользнул в темноту.
Безлюдные улочки, утонувшие во мраке, рассеять который было не под силу хрупкому осколку месяца, петляли и разбегались переулками, закоулками и проулками. Атлан, уже не уверенный не только в какой стороне остался его дом, но и в каком районе города они теперь находятся, петлял вместе с ними, не переходя на бег лишь из опасения свернуть себе шею в одной из непредвиденных канав. Жена китобоя пыхтела, вздыхала, взывала то к справедливости, то к белому шаману, то к Большому Полуденному Жирафу[49], но не отставала. Там, где магический дар позволял атлану смутно видеть препятствия и обходить их хотя бы в последний момент, Оламайд с незавидной регулярностью спотыкалась, запиналась, оступалась, налетала на что-нибудь или кого-нибудь. И то и дело Анчару — истинному джентльмену даже сейчас — приходилось возвращаться, скрипя зубами, и вытягивать расстроенную торговку из кюветов или спасать от любителей легкой ночной поживы.
Запустив искрящимся шаром вслед очередной тройке несостоявшихся грабителей[50], атлан привычно протянул руку матроне, помогая подняться.
— Ты… всегда… так быстро… гуляешь?.. — жалобно пропыхтела Оламайд.
— Нет, — буркнул Анчар, могучим усилием воли проглотил «Только когда за мной увязываются всякие надоедливые курицы», и хмуро буркнул: — Иногда еще быстрее.
— С-спасибо, — шумно выдохнула торговка, отряхиваясь и спешно поправляя блузу в тусклом свечении светошара. — Что бы я без тебя делала!
Волшебник снова проглотил напрашивавшийся на язык ответ и скупо выдавил:
— Не за что.
Убедившись, что вырез теперь находился там, где предписывала консервативная узамбарская мода, а не авангардная вондерландская, она вскинула сжатый кулак в сторону проулка и погрозила:
— Так вам и надо, гиенам шелудивым! Мало еще досталось! Будете знать, как к честным женщинам приставать!
Атлан хмыкнул что-то неразборчивое, погасил свет, и хотел уже было двинуться дальше, как почувствовал, что крепкая мозолистая рука вцепилась ему в запястье — точно поставила на якорь.
— Белый шаман?.. — тихо и умоляюще, словно не гремел только что в праведном возмущении над сонными улочками, прозвучал голос Оламайд. — Не убегай, пожалуйста. Ответь мне на вопрос, очень тебя прошу.
— Где твой муж? — желчно фыркнул волшебник.
— И про Мвенаи тоже, но потом. А сначала скажи мне, потому что я не понимаю, вот честное слово, чтоб мне моей лавки больше никогда не увидеть… Ты можешь сделать свет из тьмы. Ты можешь создать огонь из воздуха. Ты можешь заставить камень ходить и даже говорить — если твои соседи не врут, хотя я бы на твоем месте следила, что и кому рассказываю, особенно Очингу Корзинщику с женой, Монифой Белобрысой — это она седину так закрашивает, а вовсе не за модой следит, молодится, курица старая, да врет она через слово, язык у нее как помело потому что, а еще старику Удо с дочкой, старой девой, у которой одна нога короче другой, а глаз косит, но она добрая, хоть и трепло изрядное, когда ананасовки переберет на праздниках, и этой глухой трещотке Номусе тоже, что слово не дослышит, так два придумает, да и…
Уловив интуитивно, что еще несколько слов — и Анчар сорвется в темноту несмотря на все колдобины и выбоины Альгены, Оламайд быстро превратила лонг-лист в шорт-лист и договорила:
— …но это ведь всё это гораздо труднее, чем просто вернуть мне мужа? Почему ты не хочешь?
Готовый к крику, обвинениям, напору и даже истерике, а получивший вместо этого коктейль из местных сплетен и комплиментов, атлан на несколько секунд растерялся. Помолчав, раздумывая, стоит ли пытаться объяснить базарной торговке систему классификации отраслей магии и врожденных способностей магов, он проговорил:
— Я не не хочу. Я не могу. Потому что для меня сделать свет из тьмы… как ты выразилась… гораздо проще, чем найти кого-то.
— Не найти, а вернуть! И… это как — проще?
— Проще, оттого что розыск пропавших, равно как и многие другие области магии — не моя специализация.
— Специи…лизация?.. — ошарашенно произнесла Оламайд. — Это… зачем? Это… причем тут специи?
Чародей нетерпеливо фыркнул и закусил губу, подыскивая подходящее сравнение.
— Ну вот возьмем, к примеру, тебя. Смогла бы ты торговать одинаково и рыбой, и книгами, и драгоценностями, и лошадьми?
— Да что ты такое говоришь! — расхохоталась женщина. — Конечно, не смогла бы! И никто не сможет! Тут же знать надо, опыт иметь, понимать в огранке, в чистоте породы, в стати, отличать, целый камень или склеенный… А что нужно понимать, чтобы книжки продавать, я даже и не понимаю!
— Так вот в магии — точно так же, — устало проговорил чародей. — Я не шаман и не знахарь. Я — ученый. Исследователь. Големостроитель. И я ничего не понимаю в пропавших гарпунах и мужьях, не попадающих в цель.
— Наоборот!..
— И наоборот.
— Но постой… Если и впрямь так, то чего же ты взялся наговаривать мне в первый раз? — ворчливо припомнила женщина. — Да еще сказал, что всё будет хорошо? Да еще взял плату за то, что не умеешь делать? Это все равно, если бы я брала с покупателей деньги за креветок, которых у меня нет!
Атлан потупился.
— Креветок я потом верну. И рыбу. Или деньгами. Когда они будут. Извини. Но я тебе говорил, что не умею. А ты не хотела даже слушать.
— Мвенаи то же самое говорит, — поникла вдруг Оламайд, и лицо ее печально вытянулось. — «Ты никогда меня не слушаешь». А я его слушаю… слушала бы… просто у него терпения не хватает дослушать до конца меня, а когда я до конца договорила бы, я бы его начала слушать, честное слово!.. А теперь… когда он… я перебывала у всех знахарей, шептунов, шаманов, колдунов и порчушников — и ничего не помогло… и я пошла к тебе… подумала… что хуже не будет… наверное…
— Я бы на твоем месте на это не надеялся, — кисло возразил атлан.
Торговка подумала над его словами и нехотя кивнула.
— И я на своем не буду…
— Вот и договорились, — стыдясь понять на клиентку глаза, но вместе с тем радуясь, что хотя бы одно недоразумение первого дня его частной практики прояснилось, буркнул волшебник. — Неплохо было бы теперь и по домам разойтись? Только не пойму, где мы…
— О, это же Крабьи Огрызки! — завертела головой и захлопала глазами Оламайд. — Ну и погулял же ты, белый шаман!..
— А где это? — опешил волшебник.
— Поблизости от порта и складов. Но ты не волнуйся, я тебе дорогу покажу.
— От складов? — встрепенулся Анчар. — И склады Кваку Квам Кваси Квези Квеку где-то близко?
— Ну не так, чтобы очень уж близко… — задумчиво протянула матрона. — Но и не далеко. А что?
— А… — замялся маг. — Не могли бы мы заскочить туда? На минутку? Посмотреть кое-что — и сразу по домам? Это не сильно тебя задержит?
— Это? Да нет, нисколько, — женщина задумчиво подперла бока руками и обвела взглядом перекресток. — Оттуда проулками даже быстрее в наш район выйдем.
— Тогда скорее идем!..
Чем ближе подходил Анчар к складам, тем плотнее сжимался в комок его желудок в ноющем предчувствии, и тем скорее, несмотря на рытвины, колдобины и темноту, переступали его ноги — точно сами по себе. Когда Оламайд, на минутку прервав пылкий монолог об обитателях этого квартала, сообщила, что склады прямо, в метрах пятидесяти, — атлан побежал.
Не задавая вопросов и не глядя по сторонам, он задрал до коленок балахон, в три прыжка пересек большую дорогу, ведущую от города к порту… и растянулся в пыли.
— Кабуча!.. — путаясь в полах балахона, разрывая его о камни, мусор и колючую траву, он поднялся с третьей попытки, отшвырнул пинком уронивший его обломок ящика и кинулся в зияющее тьмой ущелье между двумя складами. — Каменный Великан?..