— Пока не стоит, — хмыкнул маг.
— А когда стоит? — с деловой хваткой истинной торговки уточнила женщина. — И сколько?
— Когда ты принесешь мне гарпун своего мужа, я наложу на него заклинание и только после этого мы обго…
— Что?.. — ошарашенно заморгала торговка. — Как я его принесу? Он же… э-э-э… всегда при Мвенае!
Волшебник озадаченно нахмурился:
— И даже когда твой муж на берегу?
— Именно тогда в первую очередь! — жарко выпалила гостья.
— Хм… странный у тебя супруг… Но может… тогда вы придете вместе?
— Он ни за что не согласится! — подскочила матрона. — Он же думает, что я ничего не знаю! Что я слепая, наверное, или бестолковая!
— Не понимаю, как этого можно не видеть… Даже если ты не ходишь с ним в море, то на семейном бюджете это ведь должно отражаться?
— И еще как! — пухлые руки заботливой жены прижались к груди. — Поэтому много заплатить за заклятье я не смогу, говорю сразу! Дела у нас сейчас — не бананы в шоколаде! Креветки разносортные пошли, кальмары — старые, мидии мелкие, крабы кособокие, а тунец вообще раз в неделю попадается!
Анчар подумал, стоит ли сообщить ей, что китодобыча — область для него совершенно незнакомая, и что, скорее всего, даже по книге результат получится таким, что много за него и не возьмешь, даже если отыщется готовое заклинание, но потом поразмыслил, что будет есть сегодня на ужин[11]…
И не стал.
Вздохнув, он подошел к сундуку, в котором лежали его пожитки, порылся и извлек из кучи приспособлений, обуви, компонентов, устройств, одежды, справочников и ингредиентов заклинаний старую хрестоматию, еще в студенческие годы позаимствованную из библиотеки училища, да так и оставшуюся у него в роли сувенира и талисмана.
Покривившись, как перед совершением святотатства в легкой форме, маг оторвал закладку — неширокую серую ленточку, достал из кармашка на крышке пачку бумаги, грифель, и перенес все на стол.
«Надо посмотреть по указателю…» — подумал он, тихонько потея и постанывая от головной боли и возобновившейся тошноты — то ли от нараставшей жары, то ли от невыносимого — хоть топор вешай, хоть самому вешайся — запаху рыбы, то ли от одной мысли о том, что сейчас придется заняться профанацией высокой науки.
«Кит… кит… кит-кит-кит-кит… Нет китов… Кабуча. Тогда… тогда… тогда… будем рассуждать логически… м-м-м-м… голова моя… лежать… уснуть… умереть… и не видеть сны… К-кабуча… Сосредоточься! Кит… Кит — это рыба. Просто рыба есть? Рыба-рыба-ры… Ага. Вот. «Получение румяной корочки на жареной…» Они издеваются. Еще смотреть… Рыба-рыба-ры…ба…ба…башка моя… ох… Проклятый Мокеле… Надеюсь, ему сейчас раз в десять хуже, чем мне… Так. Сосредоточиться. Рыба. Рыба. Рыба. Хм… Нет больше… Ладно… рассуждаем логически… Если про рыбу нет, то к проблеме надо подойти с другого конца. Китобойство — это всё равно, что охота или рыбалка…»
Но про охоту ничего не было тоже, равно как и про рыбалку, разведение голубей, коллекционирование пивных кружек и карточных долгов и даже выведение прыщей: в учебник для подростков мудрые составители не поместили ни единого слова, способного отвлечь студента от освоения наук.
Значит, составлять заклинание попадания рыбы… китов… килек… или чего там куда?.. придется самому и с нуля.
Или все-таки взять за основу получение поджаристой корочки?..
Пасмурно глянув на выжидательно застывшую матрону, Анчар трясущейся рукой взял грифель, подвинул к себе бумагу и принялся писать, и перед мысленным его взором крутились вертлявые селедки, шмыгали тщедушные кильки, и упитанные радужные китихи в безразмерных цветастых платках одиноко уходили в океан головной боли с чужими гарпунами подмышкой.
Пятнадцать минут сопоставлений, вычислений, построений, чесаний в затылке, скорбных мычаний, перекомпоновки и новых расчетов завершились трехминутным речитативом в сопровождении пары замысловатых, но повторяющихся пассов. Сиренево-желтая вспышка, не нужная, но эффектная, была добавлена в самом конце в качестве бонуса за восторженно разинутый рот и безграничное восхищение во взгляде клиентки.
Когда призраки вспышки рассеялись и пыль с потолка осела, Анчар устало ткнул пальцем в затасканную сатиновую полоску:
— Возьми эту ленту. Привяжешь на гарпун — лучше, конечно, как-нибудь незаметно — и жди, что получится. Если что… Ну, ты знаешь, где меня найти. А теперь, пожалуйста, уй…
— Незаметно? На гарпун?.. А?..
Еще полминуты назад он не думал, что человеческий рот может открываться еще шире.
Если бы он посоветовал ей сшить из этой ленточки платье, вряд ли бы она опешила больше, подумал волшебник и ощутил, как после использования магии головная боль с новой силой принялась метаться по непросохшим мозгам, хлюпая убойным узамбарским коктейлем.
— А?.. А?… — повторила торговка — не то в полной растерянности, не то набирая в грудь побольше воздуха перед тем, как осыпать Анчара градом вопросов.
«Только не это!..» — сморщился он и торопливо, пока развитие событий не пошло по наихудшему сценарию, выпалил:
— Ну или хоть на что-нибудь, что всегда при нем! На одежду! На обувь! На шапку!
— Но…
«Она сейчас будет говорить, что и это невозможно!» — возопило загнанное предчувствие чародея, подпинываемое раскалывающейся головой, и тут его осенило:
— Послушай. Ближе всего к твоему мужу — ты. Привяжи эту ленточку на себя!
— А-а… — облегченно выдохнула и расплылась в умильной улыбке матрона. — Так я и сделаю, белый шаман! И да осенит тебя своим мохнатым крылом Большой Полуденный Жираф!
— И тебя туда же… — только и смог выдавить маг, когда ткань с корзины, наконец, была откинута, и на стол, на исписанные черновиками заклинания листы лег присыпанный солью кусок огромного тунца и десяток отборных креветок.
Анчар поискал взглядом, куда убрать нежданно свалившиеся на него продуктовый набор, понял, что кроме постельного белья у него нет еще и посуды, и оставил подарок на столе.
«Белый шаман…»
Если бы атлан был черепахой, то сейчас его голова от стыда втянулась бы в панцирь так далеко, что выглядывала бы с противоположной стороны.
«Белый шарлатан! Позор… Видел бы меня кто-нибудь из училища… Профанация… Падение полное и окончательное… Унижение… Низведение высокой науки до уровня базарных шептунов и деревенских морокунов… Осталось только сделать себе зомби, чтобы готовил еду, давил клопов и выгонял всех, кто еще раз скажет слово «гарпун» или «селедка»… Докатился… Хорошо, что об этом никто и никогда не узнает. «Белый шаман»… Вместо того, чтобы спокойно сесть и обдумать свое положение, решить, что делать…»
Впрочем, как всегда и не только в этом мире, пока спрашивающий не определится риторический у него вопрос или экзистенциальный, ответа на него не получит. Особенно если трещит голова, рвется на волю желудок…
И робко и неуверенно открывается дверь.
— Да пребудет милость Большого Полуденного Жирафа на белом шамане!
— Что?!..
Четыре часа и второй десяток посетителей спустя Анчар начал подозревать, что дело тут нечисто.
Почти недрогнувшей рукой он сдвинул выросшую на столе кучу продуктов и вещей[12], расположил с краю оплату последнего клиента — ритуальный набор вождя: маску, плетеный щит и копье — вышел на улицу и уставился на стену своего дома.
Вернее, на то, что там висело.
Прикрученная травяным жгутом к дверному косяку красовалась доска размером с сиденье табуретки, а на ней, криво выведенные углем — три креста вразброс, но кучно, человечек с огромным бубликом в руках, два окорока, больше смахивающих на лопаты, и то ли леопардовая бабочка с ожирением, то ли пожеванная слоном раскрытая книга.
Для Анчара, прожившего почти всю жизнь в Узамбаре, пиктограмма тайны не составила ни на мгновенье. «Снежный — то есть, белый — шаман, оплата двойная, потому что знает все буквы».
— Мокеле!!! Благодетель!!!.. — прорычал волшебник, яростно сорвал вывеску, огляделся, куда бы ее зашвырнуть[13]…
И тут взгляд его упал на единственного человека, оставшегося перед его крыльцом — парнишку лет четырнадцати с закрытым крышкой ведром.
Его белые полотняные штаны были закатаны до колен и задубели от соли, рубаха расстегнута — потому что последняя пуговица покинула ее одновременно с наложением первой заплаты, а босые, исцарапанные, покрытые пылью ноги, точно смущенные своим непрезентабельным видом, беспорядочно переступали, пытаясь спрятаться одна за другую. Как при этом их владелец до сих пор не упал — Анчар так и не понял.
— Бвана белый шаман? — испуганно сжался визитер, вскидывая руки, и атлану стало стыдно.
— Кхм… Прием окончен, — хмуро буркнул он, пряча доску за спину.
— А завтра?
— И завтра.
— А послезавтра?
— Мальчик. Белый шаман не принимает. Вообще. Иди со своей… чего у тебя там… домой.
— Там камидии, — торопливо ответил еще один человек, не умеющий отличить риторический вопрос от экзистенциального. — Две штуки.
Анчар нахмурился, не глядя швырнул доску в кусты на углу и отряхнул руки.
— Тем более ступай отсюда, пока не наткнулся на стражу. За воровство…
Парнишка сначала замигал озадаченно, но когда понял, к чему белый шаман ведет разговор, с облегчением улыбнулся:
— Я их не украл! Я их добыл! Они даже в воде еще! Живые! Но… я не знаю, есть ли внутри жемчужина.
Чародей недоуменно повел плечами:
— Не ты один. И пока не откроешь — не узнаешь.
Камидии — мидии, размером и формой напоминавшие яблоко, жили, в основном, на глубоководье, а там, где ныряльщики могли их достать, были редки[14]. Поверхность камидий была нежно-бирюзового или светло-голубого цвета, а на ее фоне красовался неповторимый многоцветный рельефный рисунок-узор. При некоторой доле воображения — а на тех, что ценились особо дорого, и без нее — в узоре можно было разглядеть удивительные пейзажи морского дна и его причудливых обитателей. Но, словно посчитав, что этого недостаточно, щедрая до расточительности природа поселила внутри камидий чудо-жемчужины. Помещенная в соленую воду жемчужина начинала петь, и пение это — хотя вернее было бы назвать его музыкой — не только услаждало слух, но и прогоняло волнение, успокаивало боль и избавляло от бессонницы. Надо ли говорить о том, что было проще выиграть в лотерею, чем найти ее, что поющие жемчужины стоили гораздо больше самих камидий…
И о том, что достать их, не разбив камидию на мелкие кусочки, было невозможно ни при ее жизни, ни после ее смерти.
— Ты их поймал? — удивленно приподнялись брови Анчара.
— Ага. Сегодня утром. Большой Полуденный Жираф послал их мне в ответ на мои молитвы!
— Так продай их — и получи кучу денег.
Парень замялся.
— Скупщики в Рыбном квартале много не дадут… я знаю… я спрашивал… Вернее, дадут… но этого мало.
Волшебник хмыкнул неопределенно, раздумывая о том, сказать ли мальцу, что жадность — порок, или постепенно узнает сам, но парень уже продолжал, торопливо и сбивчиво, не поднимая глаз, словно признаваясь в чем-то постыдном:
— Мне очень-очень нужны деньги, бвана белый шаман. Я правду говорю. Меня Делмар звать, сын Коджо. Он ловец мидий, как и я. Нашу семью в Рыбном квартале все знают. Но… это всё отец. Он заложил наш дом и лодку и залез в большие долги на верблюжьих бегах… и у соседей назанимал… а мы не знали никто… он не говорил, и их просил не говорить… пока с верблюдрома сборщики долгов не пришли… и он сбежал… а мы не знаем, куда… соседи-то бы подождали, хотя в соседском деле долг не отдавать — нехорошо… но если до следующих выходных не расплатиться, то они сказали… сборщики… что наш дом продадут, а нас всех отправят на поля отрабатывать… и я спрашивал… у скупщиков, то есть… и считал… я ведь считать умею, меня отец научил!.. Денег, чтобы все долги раздать, и дом выкупить, и лодку, даже за две камидии не хватает.
Анчар прижал пальцы к гулко пульсирующим вискам и вздохнул.
— Пойдем. Но я не знаю, как можно определить, есть ли внутри жемчужина.
Парнишка в ответ хитро прищурился:
— Но у вас же есть книга, в которой все написано!
Атлан, недолго поразмыслив, что проще — очистить стол или устроить мастерскую на табуретке, выбрал второе и, водрузив единственную четвероногую подругу на кровать (вторая куда-то подевалась таинственным образом), кивнул мальчишке.
Тот открыл крышку, спешно запустил в узкое деревянное нутро своей тары обе руки, выудил две камидии — бледно-голубые, с изящным сине-розовым рисунком, оплетавшим всю поверхность моллюсков подобно кружеву — и протянул Анчару.
Ажурные индиговые водоросли, сквозь которые проглядывал косяк розоватых рыбешек, бледно-красные камни, васильковые морские звезды и ежи, смутные очертания мачт затонувшего корабля вдалеке, почти сливавшиеся с фоном, но словно настоящие — только протяни руку, дотронься, возьми… Точно волны умиротворения и спокойствия накрыли его мягким покрывалом, заставляя забыть о неприятностях, отчаянном положении и даже неумирающей головной боли.
Маг с трудом оторвался от созерцания морского чуда, подумал о том, что одна из них — или обе — могут быть сейчас разбиты — и не смог удержаться от неприязненного взгляда в сторону Делмара.
Тот, словно угадав его мысли — или чувствуя точно так же — шмыгнул носом и виновато потупился.
Но стоила ли красота — даже самая уникальная — долгового рабства всей семьи на сорговых плантациях?
— Сейчас что-нибудь придумаем, — буркнул атлан, вернул моллюсков гостю и полез в сундук.
После продолжительных раскопок[15] устройство для диагностики схемов в головах големов было вытащено на белый свет, настроено, проверено и водружено на табурет.
— Давай, — протянул руку волшебник.
Парнишка, не сводя глаз с непонятной штуковины, больше всего напоминающей ему корзину без ручки, сплетенную сумасшедшим[16], нерешительно подал одну камидию.
— Что это такое, бвана белый шаман? — прошептал Делвар, почтительно кивая на загадочный предмет.
Анчар задумался на мгновение, размышляя, сказать парню всю правду, или не стоит, и решился.
— Спектральный генератор разночастотных и разнополосных эхосигналов с интегрированным усилителем, модулятором и приемником.
— А…
Не глядя на разинутый рот и вытаращенные глаза юного узамбарца, Анчар положил камидию точно в центр перевернутой корзины, сосредоточился, прикоснулся по очереди к каждому материалу, из которого она была сплетена, и парень ахнул от удивления. Всё устройство вдруг тихо и низко зажужжало, точно сонный улей, и засветилось фиолетовым — даже тканевые и кожаные полоски.
Маг прикрыл глаза, дотронулся кончиками пальцев до краев корзины и склонил голову на бок, будто стараясь что-то расслышать среди ровного шума. Каждые несколько секунд он менял положение рук, и при каждом прикосновении тон гудения слегка менялся, а странная конструкция светилась то оранжевым, то синим, то золотым…
Минуты через три Анчар открыл глаза и покачал головой.
— Пусто. Давай вторую.
Еще через три минуты вторая камидия также была признана не содержащей сокровища.
— С-спасибо, бвана белый шаман. Да благоволит вам Большой Полуденный Жираф, — дрогнувшим голосом проговорил Делмар, положил на стол шесть медяков, подхватил ведро и побрел к выходу, даже не закрыв крышку.
Ведро, стукаясь при каждом шаге о тощие голые ноги, утробно булькало, выплескивая порцию за порцией морской воды, но парень, казалось, этого даже не замечал.
— К-кабуча… — раздраженно прошипел сквозь стиснутые зубы Анчар, словно раковины оказались пустыми ему назло, и исключительно из нечеловеческой вредности решили отправить семью парня на плантации.
Но что еще можно было сделать?!
Ну разве что…
— Эй, ты! Вернись! — фейерверком вспыхнула в мозгу идея. — Я попробую еще! По-другому. Сядь пока куда-нибудь и не мешайся!
Искра надежды снова загорелась в глазах Делмара и он попытался заглянуть в лицо белому шаману, но тот уже отвернулся к столу — в поисках под грудой подношений бумаги и грифеля, но, не в последнюю очередь — чтобы шепотом спросить себя, на кой пень он это сделал и на что при этом рассчитывал — не на бредовую же мысль, порожденную, не иначе, усталостью, жарой и затянувшимся похмельем.