Честно, пыталась сопротивляться. Но куда там, проще было поезд по рельсам протащить, чем вырваться из лап чернокожего детины. Он шел широким шагом, я же едва успевала перебирать ногами, болтаясь как тряпичная кукла. Хорошо каблуки не оставила в брусчатке. Чтобы хоть немного осмотреться и речи не было, лишь бы не рухнуть. Боюсь, в таком случае этот неандерталец потащил бы меня волоком.
В тот момент, когда Юрай чуть ли с ноги открыл какую-то дверь, мне было все равно. В боку давно уже кололо, перед глазами летали мушки, а грудь разрывалась от нехватки кислорода. Впрочем, никто о моем состоянии не волновался, громила, не напрягаясь, втолкнул внутрь и снова потащил вперед. Пока не остановился возле еще одного представителя крылатых, еще более огромного и брутального.
Твою ж, что за мир такой! Одни великаны, возле которых я смотрюсь ребенком.
– Кто? – рыкнул заросший по самые уши мэн.
– Юрай Короб из Третьего поднебесного полка.
– Зачем пришел?
– Предложить товар на торги, – как по писаному ответил пленитель.
А до меня, наконец, дошло, кого он записал в товар. Меня! До того этот факт как-то ускользал от восприятия.
– Я против! – заорала во все горло, но удостоилась лишь пренебрежительных взглядов.
– Эй, вы меня, вообще, слышите? – топала я ногами. – Эй, гады крылатые?!
А потом вдруг поняла, что не слышу своего голоса. Рот открывался, а звук отсутствовал.
Вашу ж, пернатую мать! Вот Лола, поганка малолетняя, попадись мне! Все блондинистые волосенки выдеру. Любовь она мне нагадала, как же! В рабыни иномирные записала!
Пока я шипела рассерженным ежиком, двое мастодонтов успели договориться. Юрая допустили до распорядителя торгов, дабы славный муж смог меня осмотреть и вынести вердикт: продавать или не продавать.
Веселенькая перспективка, ничего не скажешь. Может, пора уже самоубиваться? Или как?!
Распорядитель обитал в огромном кабинетище со стенами, окрашенными в жизнерадостный цвет детской неожиданности. Обставлено логово было с претензией на помпезность: мебель на гнутых ножках; злато, серебро на всех видных местах; какие-то уродливые вазоны в углах; картины с обнаженными женщинами. В общем, не кабинет – кошмар дизайнера.
Славный муж похож был на вьетнамского поросенка. Носик пятачком, глазки маленькие, узенькие, на голове завитый чубчик. Сам жирненький, лощеный, кругленький, щетинистый. И как только камзол, или что там на нем надето, на животе застегнул.
Когда Юрай запихнул меня в кабинет, распорядитель изволили обедать, а точнее, нажираться до поросячьего визга. На столешнице присутствовали всяческие ароматные яства и немаленькая такая бутылка с чем-то явно алкогольным. Почему я так решила? Ну, на лице славного мужа присутствовал след злоупотребления. Хороший такой, от армейского сапога, не меньше.
– Териар Герей, – поклонился Юрай. – Разрешите показать товар.
– Разрешаю, – царственно кивнул распорядитель.
Облизнул палец и поманил этой самой слюнявой сосиской. Меня передернуло от отвращения.
– Подойди, не видишь, териар ждет! – рыкнул Юрай и подтолкнул в спину.
Я была вынуждена сделать несколько шагов вперед.
– Так, так, так, – многозначительно проговорил поросенок. – И что мы имеем…
Я окрысилась в злобной гримасе. Голос-то мне не вернули, иначе распорядитель узнал, кто, куда и кого имеет.
– Норовиста! – восхитился свин. – Красива. Фигуриста.
Его взгляд прошелся по груди, едва прикрытой низким декольте, оценил ширину талии и бедер, огладил ноги.
– Так, а зубки? Ну-ка, ари, покажи зубки.
Честно, фигура из выставленного среднего пальца соорудилась сама собой.
– Ноготки тоже ничего, – одобрительно цокнул распорядитель и полез мне в рот.
От такой наглости я опешила, потому-то, наверное, он успел сделать свое черное дело и остался при этом с пальцем.
– Шесть сотен, если окажется девственницей, полсотни, если ей уже кто-то успел попользоваться, – вынес приговор свин.
Судя по алчно сверкнувшим глазам Юрая, меня оценили высоко. Вот только фига тебе с маком, крылатик, а не шесть сотен чего-то там. С девственностью я уже успела благополучно попрощаться.
– Согласен, – кивнул мой пленитель.
Распорядитель потер ладошки и двинулся к стене. А затем дернул за шнурок, висящий возле одной из картин. Буквально сразу же в кабинет, подобострастно согнувшись, вошла пожилая женщина. Бескрылая, надо заметить.
– Териар? – проскрипела она и с благоговением уставилась на свина.
– Осмотри, – бросил тот и уселся обратно к столу.
Женщина разогнулась, повернула голову, нашла взглядом меня и ухмыльнулась. А я вдруг почувствовала, как засосало под ложечкой.
Неужели она собралась проводить осмотр прямо здесь?
Судя по тому, с какой радостью приближался Юрай, а распорядитель быстрехонько стянул скатерть вместе с содержимым на пол, крылатые извращенцы жаждали провернуть это дельце прямо на столе.
Ну, уж нет! Ни за что! Не позволю!
Пусть свои низменные желания удовлетворяют где-нибудь еще и не за мой счет.
Я заметалась по кабинету, раньше казавшемуся огромным, теперь вдруг сузившемуся до размеров кухни в хрущевке. Вот только нигде не находила убежища: напротив – злобная старуха, справа – Юрай, слева – териар. Свин, конечно, толстяк, но не уверена, что слабак. Задавит салом и не поморщится.
Судорожно просчитывая варианты, пришла к выводу, нужно пытаться прорваться через старуху, на вид она самая беспомощная. Толкнуть ее посильнее прямо в лапы Юрая, и бегом к двери. Там уж посмотрим по обстоятельствам.
Пока я думала, расстояние между нами все уменьшалось. Поняв, что медлить больше нельзя, резко стартанула. На бегу выставила руки, намереваясь выполнить задуманное, как хриплый голос выплюнул единственное слово:
– Стоять.
Я тут же затормозила. Резко остановилась как вкопанная.
Вашу ж, крылатую!
– Раздевайся, – приказала старуха. – Живо.
И, знаете, я бросила сумку, с которой не расставалась все это время, и принялась расстегивать платье. Сознание сопротивлялось, а руки действовали. И это было ужасно.
За ничтожно короткое время, предавшее меня тело, избавилось от платья и туфель. Я предстала перед крылатыми извращенцами в белье и чулках. На морде Юрая читалась неприкрытая похоть, да и свин не остался равнодушным.
– Снимай все, – поторопила старуха.
Руки потянулись к бюстгальтеру, я же клятвенно пообещала себе, что обязательно уничтожу всех троих. А первой эту морщинистую суку. Убью с особой жестокостью и не пожалею.
Когда на мне больше ничего не осталось, колдунья подошла ближе. Дотронулась до лица, проверяя гладкость кожи, снова изучила зубы. Подняла волосы, оглядывая шею, надавила на живот, потрогала грудь, прикоснулась к бедрам. Обошла сзади, оценивая тыл.
Как будто кобылу осматривала.
– Укладывайся на стол, – прозвучал очередной приказ.
Посылая кару небес на всех троих, я была вынуждена подчиниться.
– Согни ноги в коленях и разве их.
Ощущая, как горят щеки от стыда и ярости, выполнила. Старуха присела рядом, раздвинула губки и ввела в меня палец.
– Девственна, – спустя мгновение произнесла она.
Чего?!
Я даже на миг забыла о своем позоре. Девственна?! Как такое может быть?! После нескольких лет ведения половой жизни нельзя остаться девственницей. Или это какая-то волшебная гименопластика, на которую я не давала разрешения?
– Ты уверена? – в голосе свина тоже слышалось недоверие.
– Да, териар.
Впрочем, тот решил проверить самостоятельно, но старуха не дала. И, слава богу, прикосновений жирных пальцев распорядителя я бы не вынесла.
– Не стоит, териар. Иначе она потеряет свою ценность.
Свин с ворчанием отступил.
– Поднимайся и одевайся, – велела старуха.
Что я с радостью сделала, даже сопротивляться воздействию ее чар не стала. Но, даже одевшись, продолжала ощущать липкие мужские взгляды.
– Уводи, – приказал свин. – Подготовь и обработай хорошенько. Она должна своими ногами выйти на помост и не мешать торгам. Поняла?
Затем обернулся к Юраю и потерял к нам обеим интерес.
Колдунья все равно кивнула. А потом, видя, что я готова, велела следовать за ней. Воздействия, паразитка, не сняла. Побоялась, видимо, получить по голове чем-нибудь тяжелым. Ну, ничего, кара ее все равно рано или поздно настигнет. И уж я постараюсь, чтобы это произошло как можно быстрее.
Старуха шла быстро, спину держала прямо. Даже не подумаешь, что прогибалась перед свином. Выйдя из кабинета, она как-то враз увеличилась в росте и помолодела. Или это при свете факелов у меня разыгралось воображение.
На что было похоже помещение, по которому я шла, затрудняюсь сказать точно. Какая-то дикая смесь из строений форта позапрошлого столетия и заброшенных станций подземки. Особо осматриваться, увы, не получалось, вертеть головой не позволяла магия, или чем там владела старуха.
Наконец, мы куда-то пришли. Как оказалось, в «приемный пункт», куда сводили весь привезенный товар. Товара было не то чтобы много, девочек двадцать, но, как говорится, на любой вкус и кошелек. Объединяло их одно: затравленный вид и тоска во взглядах. Ах да, у представительниц женского рода отсутствовали крылья. И еще, не все были чернокожими. У двух цвет кожи имел сероватый оттенок, у одной отдавал желтизной.
В тот момент, когда за моей спиной захлопнулась дверь, девушки, все как одна, вскочили с лавок и уставились на старуху. Та обвела их высокомерным взглядом и заявила:
– Раздеваетесь, скидываете тряпки у двери и идете мыться.
Видя, что девицы никак не реагируют, она добавила:
– Живо!
Те встрепенулись и начали раздеваться. Все кроме одной. Среднего роста, типичная афроамериканка, какими их показывали по телевизору: кудрявые, черные как смоль волосы, широкий нос, пухлые губы, выдающаяся попа. Девица гордо подняла подбородок и выплюнула едкое:
– Я не подчиняюсь клеховой дочери! Выпусти меня и побыстрее.
В комнатенке воцарилась тишина.
– Повтори, – сладко улыбнувшись, приказала старуха.
– Выпусти меня, – несколько более неуверенно сказала девушка. – Я попала сюда по ошибке. Мое место в жемчужинах.
Старуха, не спеша, подошла ближе. Внимательно оглядела ее лицо, а потом впилась ногтями в подбородок девчонки и прошипела:
– А если не выпущу? Что сделаешь?
Кудряшка опешила.
– Вот и рта не открывай, раз не уверена. И, вообще, я не люблю, когда меня оскорбляют.
Она хлопнула в ладоши и, откуда ни возьмись, в комнатенке появились трое громил привычного уже брутального вида.
– Предупреждаю всех в первый и последний раз, – обратилась она к замершим девчонкам. – Будете сопротивляться – накажу. Как? Сейчас узнаете.
Глава 3.1.
Глава третья
1.
Девчонка явственно побледнела, старуха же победно улыбнулась.
– Она в вашем распоряжении. Возьмите ее прямо здесь и делайте все, что пожелаете.
Вашу ж, крылатую, и так и эдак!
Я чудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, не привлечь внимание чокнутой тетки.
Нифига себе наказание!
– Я не хочу! – попятилась кудряшка. – Я против!
– Согласна и хочешь, – отрезала ненормальная. – Ты хочешь отдаться любому, кто попросит.
В голосе старухи зазвенела сила. Даже меня проняло, возбуждение горячей волной прокатилось по телу, заставив на миг безумно захотеть секса. Девчонку же скрутило по полной программе. Она согнулась и застонала.
Чернокожим демонам повторять дважды было не нужно. Один из них, высоченный, с золотой тесьмой в волосах, бесцеремонно схватил кудряшку и дернул на себя. Та уже не сопротивлялась, затуманенными похотью глазами глядя на него.
Поцелуй больше походил на наказание. Губы крылатого безжалостно впивались в рот девчонки, язык насиловал, тираня, мучая, терзая. Жадные руки бесстыдно шарили по телу, мяли ягодицы, лезли под тунику. Тесьма порыкивал, прикусывал ей шею, оставляя на коже следы от зубов. Девчонка лишь сладострастно стонала, терлась об него своим шикарным телом, извивалась, точно змея.
Подоспел и второй: лысый широкоплечий, с серьгой в ухе. Он и не думал церемониться. Мало что скрывающая юбка кудряшки была задрана до самой талии. Трусики и вовсе не смогли помешать задуманному. Серьга приспустил шаровары, вынимая член. Настоящий черный гигант: длинный, толстый, увитый венами. Я глядела на него и невольно задавалась вопросом, а войдет ли?
Серьга отогнул краешек трусиков, потерся головкой о припухшие от желания губки девчонки. Та подалась попкой назад, сама буквально насаживаясь на член. Захлебнулась криком, когда он вошел почти до основания. И тут же замолкла, получив в рот еще один не менее выдающийся, чем первый.
Я смотрела на распятую между двумя членами девчонку и почему-то начала возбуждаться. Даже зная, что это наказание, захотелось вдруг оказаться на ее месте. Почувствовать вкус этих черных бархатных красавцев, ощутить их в себе, захлебнуться наслаждением, бьющим через край.
Тем временем третий здоровяк с шикарной цветной татуировкой на спине подошел ближе к троице. Вынул кривой нож и бесцеремонно разрезал тунику от верха до низа, точно так же поступил с короткой маечкой, заменявшей кудряшке бюстгальтер. Трусики и вовсе разорвал. Затем он протянул руку, находя груди. Сжал темную горошину соска, перекатывая ее в пальцах. Второй залез себе в шаровары и бесстыдно принялся мастурбировать.
– Ты не должна кончать, – вклинился в стоны голос старухи.
И только тогда я поняла, в чем заключалось наказание.
Любовники поменяли позу. Тату улегся на пол, девчонка запрыгнула сверху и принялась яростно скакать. Руками она гладила члены Тесьмы и Серьги, периодически беря их в рот. По ее лицу тек пот, волосы прилипли, тело блестело от влаги, но запрет старухи не давал ей добраться до желанного финала. Она иступлено выла, плакала, все быстрее скакала, не жалея ни себя, ни партнеров.
Я же едва не стонала в голос, ощущая, как жарко стало в трусиках. Рука сама собой тянулась туда, но я остатками воли приказала себе остановиться.
– Это все магия. Магия. Магия, – твердила мысленно, словно мантру. – Только магия.
Вот только вид члена выныривающего из кудряшки сводил на нет все мои старания.
Впрочем, не я одна завелась, другие рабыни тоже не сводили взглядов с совокупляющейся четверки. Приоткрытые рты, лица, на которых кроме похоти, ничего не было, торчащие соски, сжатые колени – все это говорило, что девицы как никогда раньше близки к безумной оргии. Даже старуха и та не осталась равнодушна к собственной выходке, пожирая глазами мужчин. Вспомнила гадина то чего давно лишилась и захотела украсть у кудряшки.
Та же бесновалась. Балансируя на грани, никак не могла ее преодолеть. Позы менялись, но ни одна не приносила ей желаемого. Крылатые кончали друг за другом: вначале Тату, потом Тесьма, за ним и Серьга. Она же осталась на полу распластанная, разбитая, плача от возбуждения, не в силах даже самостоятельно удовлетворить себя.
Голос старухи прозвучал набатом. Однако после приказа враз стало легче. Возбуждение схлынуло, как не бывало. Холодная волна освежила голову, заставив ощутить стыд.
Старуха подошла к кудряшке, ткнула носком туфли ее в бок и сказала:
– Во второй раз лишу способности испытывать наслаждение на месяц. В третий – навсегда. Ты поняла?
– Да, – прошелестела девчонка.
– Все поняли?
– Да, да, да, – загомонили рабыни.
И в этом хоре я неожиданно услышала свой голос.
Оглядев нас еще раз рентгеновским взглядом, старуха вышла. Оставила гадина наедине с собственными страхами. Я против воли поежилась, ощущая, как по коже бегут мурашки. Посмотрела на сестер по несчастью: испуганных, сгорбленных, несчастных. А потом решительно подошла к плачущей девчонке.
– Давай руку, помогу встать.
Она даже плакать перестала, уставившись на протянутую ладонь, будто на ядовитую змею.
– Не стесняйся, хватайся, – выдавила я улыбку. – Нужно поторопиться, пока эта грымза не вернулась.
Вместо того чтобы подать свою, кудряшка стала отползать.