— Интересно, — пробормотал Вальдих, — чрезвычайно интересно.
Ему пришлось поднапрячься, чтобы заставить фантома остановиться, одновременно заключив его в кокон, отсекающий внешнюю связь. Даже если враг успел увидеть их, пусть гадает, что происходит теперь. А вот дальше… Глубокому прощупыванию фантом не поддавался, удалось считать лишь внешние плетения, и то вряд ли точно. У сделавшего пугалку мага, кроме недюжинной силы, было все отлично и с мастерством, и с фантазией. И впрямь задумаешься, что маг такого уровня делает на вражеских землях? Неужели отбитый Источник даже ценнее, чем они до сих пор полагали?
Выстрел за спиной и тут же второй, яростное ржание коней и ругань ди Ланцэ — Вальдих инстинктивно отшатнулся, вырванный из глубокого сосредоточения, и так же инстинктивно ударил всей силой, какой мог. Фантом-пугалка утерял плотность, заколыхался, истаивая, словно туман под солнцем, и Вальдих запоздало выругался — развеивать чужую магию, не изучив по возможности досконально, он не собирался.
— Вы целы, магистр? — окликнул ди Ланцэ. Вальдих обернулся на голос и только теперь полностью оценил обстановку. Бравый гвардеец перезаряжал пистолет, испуганные кони рвались с привязи, а из гущи ельника несло такой волной подчиняющего ментального посыла, что даже привычный к магическим поединкам Вальдих пошатнулся и невольно отступил на шаг.
И тут же, собравшись, перехватил волну, пригасил и ударил в обратку.
Силы оказались примерно равны. Ментальное поле загудело и заискрилось, взвихрилось бурей, и Вальдих, не желая проверять, сколько выстоит и сумеет ли подавить настолько умелого врага, крикнул:
— Дастин, стреляйте! — одновременно лёгким посылом задавая гвардейцу направление. Убить навряд ли получится, но хоть задеть. Правда, сильному менталисту боль от раны не собьёт концентрацию больше, чем на мгновение, но даже один миг преимущества может решить исход схватки. К тому же кроме боли есть ещё кровопотеря, а далеко не все менталисты владеют целительскими чарами.
Грохнул выстрел, отозвавшись алым всплеском боли в ментале, и Вальдих тут же добавил оглушающим, вложив даже не всю силу, а, как сам бы сказал кому другому, всю дурь. Решить дело одним ударом, не дать противнику опомниться!
Удалось. Хотя осталось у Вальдиха противное, тягостное чувство, что ещё миг, и враг ответил бы, перенаправил бы им с ди Ланцэ все свои «приятные ощущения». Ну что ж, не успел, и хвала небу. Остатка ментальной связи хватило на то, чтобы врага не пришлось долго и муторно искать в чаще ельника: Вальдих вышел на него, как по натянутой нити.
Склонился над лежащим магом, мельком отметив его измождённый вид. Сжал виски, ворвался в мысли. Маг дёрнулся, вскрикнул, ледяные пальцы скользнули по рукам Вальдиха, и в голову словно ядро влетело, вышибая из чужого сознания, а после — и из своего. Самым краем Вальдих услышал злорадное удовлетворение, зацепил воспоминание о каком-то ритуале, восторг от приобретённой силы, споры с коллегами, которые считали этот путь неверным, яростное желание показать себя, добиться… Чего именно добиться, Вальдих уже не понял. Тьма засасывала, растворяла в себе, тянула в небытие. Он ещё осознавал себя, помнил, кто он, где и зачем, но сознание путалось и меркло.
— Убей, — прохрипел, не зная, услышит ли гвардеец, поймёт ли. В порядке ли тот вообще?
Выстрел грянул громом небесным, блаженным и благословенным. Чужая удушающая сила всплеснула болью и угасла, оставив Вальдиха разбитым, измочаленным, но живым и в твёрдом разуме. Тьма перед глазами сменилась густыми еловыми ветвями и далёким небом, синим, с белыми перьями облаков, радостно-летним. В спину впивалась то ли шишка, то ли мелкий камушек, шею щекотала трава. Ах да, он лежит. Лежит на спине рядом — он повернул голову, поморщился — рядом с трупом с развороченной выстрелом в упор головой, мерзкое соседство. Особенно если учесть, что трупом сейчас мог бы быть он, а вражеский маг отправился бы дальше, и как знать, чего сумел бы натворить.
— Дастин? — он опасался, что гвардеец не откликнется, но тот отозвался:
— Здесь, в порядке, — сел на траву рядом и смачно выругался. Он был бледен до белесой поганочной зелени, непроизвольно вздрагивал и дёргался — явные последствия жёсткой ментальной атаки. А ведь защитка у него заряжена, то есть ещё нынче утром заряжена была, Вальдих сам проверял и подзаряжал. А этот… прорвал её, даже не заметив усилия. Хотя, раз ди Ланцэ сумел в него выстрелить, в него, а не в Вальдиха, значит, хоть немного да помогла защита.
— Ваш выстрел спас нас обоих.
— А где этот? — ди Ланцэ поводил руками в воздухе. — Который пугалка?
— Я его развеял. К сожалению, изучить не удалось. Впрочем, все равно не нашлось бы резерва воспроизвести. Так что… — он сел: с трудом, но говорить лёжа казалось унизительным, как будто признаться в собственной слабости, в том, что его полностью вывели из строя. — Это был бы чисто академический интерес. И, представьте, я даже не могу добавить «к сожалению». Успел заглянуть в его мысли, понял немного о том, как можно добиться такой силы, и одно скажу — этот путь не для меня. Ритуалы, жертвы, путь в Замирье… Я уж как-нибудь сам.
Откровенничать с бравым воякой, которому слова «путь мага» вряд ли говорят о чем-то, кроме дорог и постоялых дворов — и в страшном сне Вальдих бы не представил, что опустится до такого. Но сейчас молчать было невыносимо. Он до сих пор жив и разумен — чудом. Рядом тот, кто мог бы стать безвольной марионеткой, но тоже сохранил себя. Да пусть хоть вояка, хоть вовсе купец или трактирщик, какая, к дьяволу, разница! Они вместе прошли по грани и спаслись, и ещё вопрос, кого благодарить за спасение, многомудрого магистра или гвардейца с пистолетом.
— К дьяволу бы вашу ментальную магию, — ди Ланцэ трясущейся рукой отёр пот со лба. — Этот мерзавчик чуть мозги мне не сжёг подчистую!
— Мне тоже, — Вальдих глотнул из фляги крепкого зарша, протянул гвардейцу. Ядрёная брага огнём прокатилась по горлу, растеклась теплом в теле, прочистила мозги — ненадолго, но им хватит. — Силён был.
— Теперь можно не спешить?
— Ну уж сегодня нам с вами точно лучше отдохнуть. Утром решим, что дальше.
По меньшей мере следовало связаться с Угеном, узнать, как обстоят дела с поисками пиратов. А по-хорошему, надо было доложить королю о том, что удалось раздобыть в мозгах вражеского мага. Пусть информация обрывочная и смазанная, но при переговорах с Одаром её нужно учитывать. Но не сейчас. Сейчас — спать…
По-хорошему, переданную мэтром Вальдихом информацию следовало не просто учитывать в переговорах с Одаром, нет. Учитывать, что у вашего врага имеется доступ к почти неограниченному источнику магической силы? Помилуйте, это же значит — сразу сдаться. Нет, король Дионн-Горрент Мореплаватель собирался поступить иначе. Он доведёт эту новость до всех, кто не заинтересован в усилении Одара. Подаст в нужном ключе, обрисует опасность во всех красках и подробностях и добьётся того, что против Одара ополчится полконтинента.
А для желающих повторить дарующий силу ритуал будут примеры сразу двух магов, которые в погоне за дармовой силой очень плохо кончили. Страунгер, у которого ритуал не получился, и одарский маг, которого несоразмерная сила попросту сжирала, выжигала изнутри — если бы не Вальдих и меткий выстрел ди Ланцэ, сам бы вскорости ушёл за грань. И не факт, что умер бы, как нормальный человек, а не обратился бы в нежить. Упокаивать бы ещё пришлось, вспоминать древние времена — сейчас-то, хвала небу, на подобные случаи магии не хватает.
Да-а, жаль, что мёртвому не расскажешь ничего и не спросишь. Интересно было бы узнать, как понравилась бы покойному Страунгеру такая перспектива. Сам, наверное, не понял, как ему повезло. Магистр Вальдих высказал странную, но, кажется, верную мысль — что, чем меньше остаётся магии в мире, тем меньше люди к ней приспособлены. Нынешние маги не потому не чета древним, что неоткуда силу черпать, а потому что они не выдержат той силы, которой с лёгкостью пользовались их предки.
Да, Страунгеру повезло. Андару повезло тоже, ритуал, неудачный для мага, обернулся большой удачей для государства. И правильно, что никто не знает истинного итога, ещё не хватало, чтобы такие же полезные источники нетривиальных идей, как милая девушка Женя, появились у соседей!
А родной мир девушки, то есть уже графини фор Циррент, в таком случае всего лишь намного дальше ушёл по пути потери магии.
Надо бы все же свести Вальдиха с Джегейль, пусть расспросит её. Но это позже. После войны, да ещё если граф разрешит. Он с самого начала не хотел, чтобы о девушке знали маги, скорей всего и теперь не захочет. Придётся уговаривать одного, брать клятвы с другого, но что поделать, надо. Надо думать о будущем, о перспективе. Раз уж Андару выпал такой небывалый козырь, преступлением будет его профукать.
Эх, Ларк, Ларк, раздолбай-внучек, такую королеву упустил!
ГЛАВА 18, в которой андарский флот противостоит стихии
На мостике флагмана Ларк чувствовал себя преотвратно. Он не любил корабли, ненавидел ощущать себя бесполезным пассажиром, ему не хватало терпения ждать у моря погоды — в буквальном смысле.
Но раз уж выпал такой козырь, преступлением будет его профукать. Поджидающая на подступах к островам дьявольская волна, вкупе с информацией, которую добыл Вальдих, уже обеспечат Одару стойкую неприязнь среди прочих стран — как минимум. А если даже при таком магическом перевесе врага победу одержит будущий король Андара — о-о, это обеспечит им мир и процветание на годы, а то и на десятилетия вперёд!
Дед вложил в голову Ларка достаточно, чтобы тот понимал: даже в разгар сражения надо думать о будущем, о том, как ход и итоги этого сражения сумеют вывернуть дипломаты, и чем это в итоге обернётся. Но он даже представить боялся, чего сумеет добиться дед, если преподнести ему сейчас победу. До дипломатического таланта нынешнего короля принцу ещё расти и расти, и как знать, дорастёт ли. Зато он может преподнести деду «весомые доводы», «неопровержимые аргументы», короче говоря, обеспечить тяжёлую артиллерию дипломатии отличнейшим боеприпасом.
— Началось, — негромко сказал стоявший рядом маг, тот самый менталист, который ходил в разведку с фор Виттенцем. Сейчас он готов был руководить магами, оберегающими эскадру, и держал связь с ударной группой — сильнейшими погодниками, которых взял на борт летучего корабля Реннар.
— Спустить паруса, держаться носом к ветру, — скомандовал адмирал. Приказ тут же передали на остальные корабли, но Ларк не пытался вникнуть в суету на палубе, а до боли в глазах всматривался в горизонт. Море блестело, словно расстеленный шёлк, зеленоватое в тени корабельного борта, бирюзовое вдали, обманчиво безмятежное. Но с воздуха, очевидно, волна уже видна. К тому же Рени далеко впереди, он уже должен видеть берега Одарских островов. В том и смысл, чтобы маги-погодники начали усмирять стихию сверху, находясь в безопасности, а к эскадре, как и в первый раз, пришла волна на спаде.
Говоря откровенно, Ларк предпочёл бы сейчас тоже быть там, с Рени и погодниками. Наблюдать происходящее воочию и первым узнать, получилось ли задуманное, а не мучительно долго ждать доклада. Но у него своя задача, а там он только мешал бы. Ничего, настанет и их черёд. Совсем скоро. Сначала — волна, затем — Делла-Винита. Пора прекратить войну с Одаром раз и навсегда.
Никодес до сих пор не верил собственному везению. Наблюдать происходящее воочию, первым узнать, получилось ли задуманное, а не мучительно долго ждать вестей — или сметающей все исполинской волны. Спасибо Ларку, разрешил перевод в экипаж Реннара, спасибо приятелю-Рени, мог ведь заявить, что без должного обучения капитан фор Виттенц только мешать будет, а толку с него окажется меньше, чем от простого матроса.
По чести говоря, его взяли даже не в качестве грубой силы или лишней шпаги, таких Реннар мог найти и среди более подготовленных. Отчего-то и Ларк, и Рени сочли Нико фор Виттенца, уже однажды видевшего волну вблизи, чем-то вроде счастливого талисмана.
— Твоя удачливость им пригодится, — напутствовал его принц, подписывая приказ о переводе.
А ещё Никодес до сих пор не верил, что их «Гордость небес» не просто летит по воле ветра, но меняет галсы и слушается руля, словно обычная рыбачья лодка или, ладно уж, фрегат. Лодка — это как-то мелко, несолидно для первого в мире настоящего воздушного судна. Хотя, чего уж, всего пять человек экипажа и пятёрка магов, и на палубе ступить негде.
Взлетели они час назад, и уже, стараниями магов-погодников, оставили корабли эскадры далеко позади. Нужный ветер исправно наполнял паруса, и снова, как в памятной разведке, Никодесу нечем было заняться, только смотреть. Море было так далеко внизу, что казалось нереальным, даже не твёрдым, как в ту жуткую ночь с вершины волны, а словно нарисованным. Вернее, небрежно разлитыми красками, в разводах белесого, глубокого синего и бирюзы, в пятнах аквамариновой зелени и полосах черного или серебряного — косяки рыб, как заявил один из матросов, виртуозно ругаясь и, похоже, сам себе не веря.
К бортам прилип весь экипаж. Галдели не хуже детворы на ярмарке, тыкали пальцами в особенно странные завитки, пятна и полосы, угадывая, что это может быть. Но волну первым заметил маг, который, казалось, и вовсе вниз не смотрел.
Она вспухала длинным, слегка изогнутым бугром, похожим на рубец от плети или на оплывший под напором времени крепостной вал. Она была светлее морской глади, как будто её насквозь просвечивало солнце, зато у подножия её все сильней и сильней сгущалась тень. И лишь пo этой тени, по её слишком густому чернильному оттенку, как будто летящему впереди самой волны, угадывалось, насколько быстро адская волна идёт вперёд и как быстро растёт при этом.
Никодес отлично представлял, каково сейчас там, внизу.
— Снижаемся, — скомандовал маг. И объяснил, хотя никто и не спрашивал: — Чем ближе подберёмся, тем проще будет воздействовать.
Спуск воздушного шара, так же, как и его полет, совершенно не ощущался чувствами: все же не предусмотрено в человеке умения ощущать своё передвижение в небесах. Подъем — да, на всю жизнь Никодес запомнил, как захватило дух, когда впервые оторвался от земной тверди. Наверное, и падение почувствовалось бы в полной мере, но не плавное снижение. Нико смотрел вниз, на море, и лишь по изменению морской глади мог понять, насколько они уже спустились.
Исчезал хаос разноцветных полос и пятен, сменяясь привычной глазу рябью. Отчётливо виделся исполинский вал, идущий навстречу с неотвратимостью снежной лавины. Святое древо, сколько же сил нужно вбухать в такое чародейство?! И сколько понадобится, чтобы остановить его?
— Начинаем, — в негромкой команде мага Никодес уловил ту уверенность, которой, сказать по чести, сейчас очень не хватало ему самому. Он привык воевать по-простому, храбростью и честной сталью, без таких вот магических вывертов. Ещё прошлым летом ему и в страшном сне бы не привиделось, что от магов на войне можно ждать чего-то большего, чем дождь или туман в нужное (а чаще — категорически не нужное!) время да помощь раненым.
— Жуткое дело, — пробормотал за спиной кто-то из матросов.
— И не говори, — отозвался другой, — нам-то ничего ещё, а ну как эдакая дурища да на корабли?
— Для того мы и здесь, — подошёл Реннар. — Тихо, парни, не мешаем волшбу творить.
На магов Никодес не смотрел — не до них было. Оторвать взгляд от волны он бы не сумел сейчас даже под страхом немедленной смерти. «Гордость небес» шла лишь немногим выше, вроде бы в безопасности, но Нико помнил, как их лодку пытались схватить то чудовищные пасти, то щупальца. Как знать, не почуют ли и шар?
Гребень волны заострился, заискрился пеной и начал заворачиваться, пожирая сам себя — кажется, даже клацанье челюстей угадывалось в рёве стихии.
— Получается, — прошептал Реннар.
— Что? — переспросил Нико. Ему, наоборот, чудилось, что волна стала ещё выше, ещё опаснее.