— Лины здесь больше нет, Нелл, — сказал он. — Для нее уже не сделать ни лучше, ни хуже. Это всего лишь тело.
Разумная часть меня согласилась с ним.
Возвращение домой прошло как в тумане. Нет, я не теряла сознание и не рыдала, забыв обо всем. Может быть, порой совершала лишние движения, но в целом вела себя спокойно. Даже по пожарной лестнице поднялась без колебаний и проблем. Просто я почти ничего не замечала вокруг. И ничего не чувствовала.
Оказавшись снова в своей гостиной, я первым делом погасила оставленный нами свет и выключила телевизор. И то, и другое слишком раздражало. Когда вокруг стало тихо и темно, я оглянулась по сторонам, но Маркуса рядом не увидела. Он уже ушел то ли в другую комнату, то ли на кухню. Наверное, мне следовало пойти за ним, чтобы поговорить о том, что все это значит и что нам делать дальше, но я смогла лишь обессиленно сесть на пол, прислонившись спиной к дивану. Не знаю, почему я не села на сам диван.
Из коридора в гостиную падал свет, отражался от темной поверхности телевизора, и благодаря ему я видела и собственное отражение. Оно приковывало взгляд, заставляя думать о девушке, во всем так похожей на меня.
— Где у тебя ноутбук? — внезапно спросил появившийся на пороге Маркус. — Нужно посмотреть записи.
Голова отказывалась работать. Мне потребовалось время, чтобы понять, о чем он спрашивает, а потом — чтобы вспомнить, где же этот проклятый ноутбук.
— Думаю, он в сумке, которую я бросила в прихожей, когда вернулась с работы.
Боковым зрением я видела, как он кивнул и исчез. Стало обидно. Прежний Маркус, как бы ни был занят, всегда находил несколько минут поговорить с нами. Успокоить. Ободрить. Или вразумить. На работе мы часто сталкивались с драмами, порой было трудно не принимать их близко к сердцу. В сложных ситуациях в нашу группу входили психологи, которые работали и с потерпевшими, и с нами, если это требовалось, но когда их не было, в какой-то степени эту роль брал на себя наш старший следователь. И мне ни разу не удалось понять, что в эти моменты чувствует он сам.
Новый Маркус, кажется, был слишком увлечен нашим «расследованием», чтобы потратить две минуты на утешение. Умом я понимала, что ему сейчас, возможно, во сто крат тяжелее, чем мне. Ведь он узнал о гибели женщины, с которой был близок и к которой, чтобы он там ни говорил, испытывал какие-то чувства. И к тому же узнал, что его ребенок, оказывается, все-таки родился, но теперь куда-то пропал. И если его забрал тот, кто убил Лину и кто пытался похитить его самого, то ребенок этот в большой опасности.
Но мне больше не хотелось слушать разум. Мне было больно, страшно, горько и стыдно. И как результат — очень себя жалко. Поэтому я обхватила руками колени, уткнулась в них лицом и заплакала.
Как он подошел ко мне, я снова не услышала. Осознала это, только когда Маркус коснулся рукой моей спины, скользнул по ней ладонью, утешая, и тихо позвал:
— Нелл, вот возьми, попей.
Я выпрямилась, судорожно всхлипывая и размазывая по щекам слезы. Он сунул мне в руки стакан, и в темноте я не разглядела, что в нем налито. Только сделав большой глоток и почувствовав терпкий вкус, задохнулась и закашлялась от неожиданности.
— Ты бы его еще в чашку налил, — просипела я, хотя вообще-то вино было не таким уж крепким. Просто голос и так не слушался.
— Извини, я не знаю, где у тебя стоят правильные бокалы для красного вина, — в своей обычной манере фыркнул он. — Тебе бы сейчас чего покрепче, но никакого другого алкоголя я у тебя не нашел.
— Я его не люблю, — всхлипнула я. — Я и вино-то покупаю раз в сто лет по праздникам.
Однако вопреки своим словам я тут же снова сделала большой глоток. И не один. Как ни странно, дышать сразу стало легче, хотя не могу сказать, что мне стало лучше. Я посмотрела на опустевший на половину стакан и покачала головой.
— Это я виновата. Надо было подумать о ней раньше. Нельзя было вообще допускать, чтобы она осталась сама по себе.
— Ты слишком строга к себе, — возразил Маркус. — Не думай, что у тебя был выбор. Корпус порой дает иллюзию, но не сам выбор. Поверь мне. Начни ты спорить и сопротивляться, сделала бы только хуже себе. А возможно, и ей.
Я удивленно посмотрела на него. Его спокойный голос снова звучал точно так же, как прежде. Как у того, другого. И взгляд был прежним. Как будто все эти месяцы настоящий Маркус просто притворялся кем-то другим, а сейчас раскрыл себя.
— Иногда ты так похож на него, — вырвалось у меня.
Я тут же прикусила язык, понимая, что сейчас он взбесится, но этого к моему удивлению не произошло. Маркус только горько усмехнулся, на мгновение отвел взгляд, как будто думая о чем-то своем или просто вспоминая что-то. Потом снова посмотрел на меня.
— Иногда ты тоже на нее очень похожа. А иногда вы словно два разных человека.
Я удивленно приподняла брови, только сейчас понимая, что все это время его мучил такой же диссонанс, как и меня. Такие же противоречивые чувства. Как он напоминал мне Маркуса, так и я напоминала ему Лину. Им запретили видеться, и, возможно, отчасти он искал ее во мне, потому что так долго в его мире не было никого, кроме нее. Не знаю, можно ли назвать это любовью, но такая связь может быть куда прочнее.
И вот теперь остались только мы.
— Так ведь мы и есть два разных человека, — напомнила я его же утверждения. И тут же почувствовала, как в груди что-то кольнуло. — То есть, были.
Он кивнул. Потом неожиданно коснулся моей головы, едва ощутимо погладил по волосам, как ребенка. Я непроизвольно закусила губу, прикрывая глаза. Темнота и тишина вокруг создавали иллюзию конца времен. Как будто мы остались одни и больше не существовало ни Корпуса, ни таинственных заказчиков эксперимента, ни шпиона среди друзей, который бы на них работал.
— Знаешь, она всегда справлялась с этим лучше, — заметил Маркус, скользя пальцами по моим волосам. — Может быть, потому что у нее было свое имя. И она воспринимала тебя как старшую сестру. И рассказывала о тебе так, называя «моя Нелл». Ты была ее связью с прошлым. С той жизнью, которую она помнила и которой лишилась. Наверное, еще поэтому она тогда решила остаться и дождаться Корпус. Чтобы встретиться с тобой и соединиться с тем, кем она была.
— А я ее предала. Сначала обещала защитить и помочь, а потом отправила на аборт и оставила одну. Знаешь, почему? — Мне было стыдно говорить об этом, но я все равно заставила себя смотреть ему в глаза. — Потому что ревновала. Тебя. К ней. К вашему ребенку. Я успела подумать, что ты мой второй шанс. Даже когда узнала, кто ты на самом деле, в глубине души продолжала так думать. А она мешала мне. — С каждым словом говорить становилось все труднее, но я все равно выталкивала из себя признание, сама не зная зачем. Мне казалось, что если слова останутся внутри, то задушат меня. — Я хотела, чтобы ее не было. И ребенка не было. Поэтому согласилась уговорить ее на это. Это я монстр, Маркус. Я, а не вы.
Я даже не заметила, когда снова заплакала. Он сел рядом, обнимая за плечи, прижимая к себе. Я уткнулась лицом в его плечо, позволяя себе полностью расслабиться и только сейчас понимая, что до этого момента я подсознательно ждала, что все это скажет мне он. Маркус-химера обвинит меня и Корпус в гибели Лины. Но вместо этого наполовину человек, наполовину хамелеон предпочел меня утешить.
Он гладил меня по волосам, бормоча бессмысленную ложь о том, что все наладится и будет хорошо. Что мы разберемся и неизвестные «они» за все ответят. И что он не позволит «им» причинить вред мне. Я слушала его голос, не особо вникая в слова, и чувствуя, как тяжелая гранитная плита, упавшая мне на грудь в тот момент, когда в доме Лины я поняла, что случилось, потихоньку приподнимается. Болеть, конечно, еще будет, но, по крайней мере, она больше не грозила раздавить меня.
Стакан в моих руках постепенно опустел, а слезы кончились. Я не знала, сколько прошло времени, но Маркус как будто больше никуда не торопился. Он сидел рядом, обнимая меня, и теперь уже молчал. Лишь его рука продолжала перебирать мои волосы. А я почти задремала, устав от всех волнений, переживаний и слез.
Или даже задремала? Иначе я не могла объяснить, как следующим воспоминание оказалось то, что он кладет меня на кровать в темной спальне. Я окончательно проснулась в тот момент, когда он выпрямился, собираясь уйти. Я схватила его за руку, не желая отпускать.
— Не уходи. Пожалуйста.
Меня хватило только на эту лаконичную просьбу. Я не знала, как объяснить. Мне было страшно отпустить его. Вдруг пока я буду спать, с ним что-то случится? Но вино и стресс так сильно ударили мне по голове, что я не могла бодрствовать. Глаза сами собой закрывались, сознание гасло, и даже бешено бьющееся сердце не могло бороться со слабостью, которая на меня навалилась. Пальцы, цепляющиеся за его руку, почти не гнулись.
Не говоря ни слова, не задавая вопросов и не озвучивая возражений, Маркус лег рядом, снова обнял и прижал к себе. Его губы коснулись моего лба.
— Спи, Нелл. Ничего не бойся. Завтра во всем разберемся. А пока спи.
Я знала, что нужно о многом подумать. О том, почему Антон соврал нам и почему позволил Лине родить. Как она успела родить, ведь по срокам еще не должна была. О том, кто ее убил и куда делся ребенок. И что нам со всем этим делать. Но едва Маркус произнес эти слова, я буквально отключилась.
Глава 28
Единственным безоговорочным плюсом своего «перерождения» Маркус искренне считал способность высыпаться за три часа. В сложившейся ситуации ему хватило для отдыха и двух, после чего он аккуратно выпутался из объятий Нелл. Ему удалось не разбудить ее при этом.
За окном все еще было темно, лишь фонари и рекламные щиты освещали пустые улицы Даркона, омываемые мелким дождем. Но эту глубокую ночь Маркус ощущал как раннее-ранее утро. Пока загружался ноутбук Нелл, он сварил себе кофе и сделал пару бутербродов. Вяленое мясо, купленное Нелл накануне, пришлось как никогда кстати. Особой потребности в кофеине Маркус на самом деле не испытывал, но некоторые привычки прочно укоренились в его сознании. Подобные ритуалы дарили чувство покоя и комфорта, которых и ему, и Нелл сейчас очень не хватало.
Ноутбук запросил пароль пользователя, поэтому Маркусу пришлось войти в систему как гостю, но для просмотра записей этого хватало. Потребовалось время, чтобы разобраться с файлами и просмотреть бегло несколько часов записей с трех точек, но к тому моменту, как за окном начало светать, картина произошедшего была Маркусу ясна.
Неизвестный мужчина пришел к Лине прошлым утром, после девяти. Как Маркус ни старался, он не смог поймать ни одного кадра, на котором было бы видно лицо мужчины. Кепка с длинным козырьком скрывала его, и он все время держал голову так, словно знал, в каких местах камеры и нарочно старался не попасться им.
Странно было то, что Лина спокойно впустила его, хоть и не особо обрадовалась визиту. Но она не ждала от него подвоха, спокойно позволила пройти за ней на кухню, где продолжила готовить завтрак, поворачивалась к нему спиной.
За что и поплатилась. Мужчина дождался очередного момента, когда она отвернулась от него и выстрелил ей в затылок. Лина ничего не успела понять. И скорее всего, не успела почувствовать. Наверное, это было единственное утешение, на которое Маркус мог рассчитывать.
В момент выстрела он непроизвольно отвел взгляд от экрана, чувствуя, как внутри вскипает злость, смешанная с горечью. От первой внутри все клокотало, от второй — щипало глаза. Он отмотал запись назад. В тот момент, в котором Лина была просто женщиной, молодой матерью за утренними заботами. Камеры не записывали звук, но по тому, как она передвигалась по первому этажу, слегка пританцовывая, Маркус догадывался, что она слушала радио и, возможно, даже подпевала ему.
В памяти против воли всплыл их разговор, состоявшийся еще в лаборатории незадолго до его побега. Они тогда уже знали и о ребенке, и о меняющейся природе Лины, и о том, что Рантор со всем этим собиралась сделать. Лина была так же подавлена, как Нелл сегодня. И он точно так же обнимал ее, прижимая к себе. Уткнувшись в его плечо, она тихо фантазировала:
— Если бы мы могли вырваться отсюда… Убежать далеко-далеко, где никто бы нас не знал. И никто нас не нашел. Может быть, в Верту или в Свободные земли Темных. Куда-нибудь, где никого не испугала бы парочка гибридов, где ты смог бы применять свои знания в магии для работы… Я бы готовила тебе завтрак по утрам и оставалась с ребенком, а ты бы потом возвращался ко мне вечером…
Такая простая мечта им обоим казалась фантастической, но именно те ее слова вдохновили его на побег.
Маркус остановил запись незадолго до того момента, когда Лина пошла открывать своему последнему гостю. Ее лицо как раз попало в кадр. Она выглядела счастливой и спокойной. Пусть она получила не всю мечту и ненадолго, но, как и он, эти несколько месяцев она чувствовала себя свободной. Хотя бы относительно. И это тоже отчасти утешало.
— Надо было бежать со мной, как я предлагал, глупая ты девчонка, — пробормотал Маркус, одновременно улыбаясь и чувствуя, как поперек горла встает ком.
Не желая поддаваться эмоциям, он решительно захлопнул крышку ноутбука, встал из-за кухонного стола, распахнул окно. С улицы ворвался холодный осенний ветер. Он пах сожженным бензином, мокрым асфальтом, прелой листвой и даже свежим хлебом. Кажется, небольшая пекарня неподалеку уже готовится к открытию. Небо посветлело, а горизонт, частично скрытый другими зданиями, уже вовсю алел. Начинался новый день.
Маркус вытер глаза, испытывая новую смесь эмоций: злости и стыда за собственную слабость. Но почему всегда злость? Какие бы чувства его ни охватывали, злость всегда примешивалась. В «прошлой» жизни такого не было.
Он стоял, подставив лицо холодному ветру, пока не остыл сам и не выстудил кухню. Только после этого закрыл окно и отошел от него, возвращаясь в спокойное состояние. Снова открывать ноутбук не стал, убрал его на подоконник. Пусть он не получил ответа на вопрос, кто убил Лину, но по крайней мере он теперь догадывался, что случилось с ребенком и где его стоит искать. Но пара часов теперь уже не играла роли, он вполне мог дождаться пробуждения Нелл, обсудить все с ней и действовать дальше вместе.
Ведь, кроме Нелл, у него больше никого не осталось.
Ему казалось, что все это уже было. Точнее, он знал наверняка, что было: он вновь отправил несвежую рубашку в стирку и занялся приготовлением завтрака. Было по-прежнему еще очень рано, но что-то подсказывало ему, что Нелл не проспит долго.
И он оказался прав. Он не успел дожарить омлет с кусочками мяса и тертым сыром, когда услышал за спиной ее хриплый со сна голос:
— Дай угадаю: твоя рубашка снова в стирке?
Он обернулся через плечо, ловя ее смущенный взгляд, которым она скользила по нему сверху вниз и обратно. Криво улыбнулся. Как и в прошлый раз, она стояла на пороге, прислонившись плечом к косяку. Зябко куталась в какую-то кофту. Маркус испытал укол совести: он не подумал накрыть ее чем-нибудь. В квартире было довольно тепло, но только до того момента, пока он не решил «проветрить» кухню.
— Что я могу сказать? Я люблю чистые рубашки. Надеюсь, ты проголодалась. Садись, сейчас все будет готово.
Он послушно села за стол, терпеливо дожидаясь, пока он разложит омлет по тарелкам и разольет по чашкам свежий кофе.
— Знаешь, я ведь могу к этому привыкнуть, — заметила Нелл, когда он сел напротив. — К завтраку в твоем исполнении.
Он бросил на нее быстрый взгляд, снова вспоминая слова Лины, но тут же опустил его в тарелку, делая вид, что очень занят ее содержимым.
— Быть может, в этом и заключается мой коварный план? — хмыкнул он тихо.
Какое-то время они молча жевали, пока ее взгляд снова не зацепился за витиеватый рисунок у него на плече.
— Откуда у тебя эта татуировка?
— Осталась на память об армии, — ответил Маркус, не отвлекаясь от еды.
Она удивленно вздернула брови.
— Но ведь у тебя теперь другое тело. Едва ли она передалась с кровью.
Он замер, осознав свою оплошность, бросил на нее недовольный взгляд исподлобья.