– Не беда, – улыбнулась Ринка. – Мы с Тори как раз прогуляемся по магазинам. Дорогая, ты обещала показать мне лучшего в Виен ювелира.
– О, да, – просияла Тори. – Здесь совсем близко, если сразу выйти на параллельную улицу. Шанталь, милая, ты же не заделала дверь в лавку мсье Роже?
Мадам Шанталь мило порозовела, став цветом в точности как отделка салона, и кокетливо взмахнула ресницами:
– Конечно же, нет. Мсье Роже так любезен…
– Что позволяет твоим клиенткам время от времени сбегать от надзора мужей. За скромную мзду.
– Пфе! Ревность нынче не в моде, но эти мужья… – мадам Шанталь явно могла много чего сказать об «этих мужьях», но дипломатично промолчала, памятуя о неограниченном кредите от герцога Бастельеро. – У мсье Роже сегодня совершенно изумительные круассаны, непременно попробуйте.
Не переставая щебетать, мадам провела их какими-то коридорами и кладовками, отперла замаскированную гобеленом дверь – и вывела в почти пустой зал небольшой кафешки. За стойкой хозяйничал невысокий, жилистый и носатый франк, чем-то смахивающий на знаменитого детектива Пуаро. Он любезно предложил дамам дивно пахнущего шамьета и совершенно не расстроился, когда дамы отказались и выскользнули прочь, на соседнюю улицу. Совсем рядом с кофейней был припаркован вишневый мобиль.
– Поехали, – кивнула на него Тори.
Водила она так же темпераментно, как употребляла пирожные и ругала начальство, которое вконец запуталось, чего же хочет от этой жизни, и завалило бедняжку противоречивыми указаниями…
– …и как я буду выяснять, что затевает Оранжерея, когда все знают, кто я такая? Спрашивай, говорю Антуану, сам, раз вы теперь друзья, а я вообще в отставку хочу. Выйду замуж и кафе открою, как у мсье Роже. И назову «У белой лилии». Я, может, всю жизнь мечтала о тихом уютном местечке, – Тори печально вздохнула и тут же, без паузы, вдавила газ и подрезала ни в чем не повинную бричку. Лошади шарахнулись, кучер заорал нечто нецензурное, а Тори с безмятежной улыбкой обернулась к Ринке: – Будешь приходить ко мне пить шамьет и немножко сплетничать?
– Буду, – согласилась Ринка.
– Не хочу возвращаться в Брийо. Здесь спокойнее. Ты знаешь, что Астурия – самая спокойная, мирная и скучная страна на континенте?
– Скучная? – не поверила Ринка.
– Именно. За последние три века самое значительное событие – это юбилейная, трехсотая, пивная ярмарка. Не то что в нашей ненормальной Франкии! То мы кого-то завоевываем, то нас кто-то завоевывает, надоело! Хочу мира и покоя.
– Ага, – хмыкнула Ринка. – Видела я этот ваш мир и покой. То драконы летают, то спецоперации средь бела дня. От Людвига теперь все шарахаются, как будто он прокаженный.
– Обыватели, – презрительно фыркнула Тори и тут же просияла: – Смотри, Академия Наук! Похожа на вашу? Никогда не бывала в Руссии!
– Немножко, – не покривила душой Ринка. – Я выросла в научном городке. У нас там восемь НИИ, в смысле, институтов, каждый на своей территории. А в парке Химфизики живут лоси.
– Лоси, это как вон те? – Тори кивнула на стайку студентов в черных мантиях и разноцветных шапочках, несущихся во весь опор из одного корпуса в другой.
Корпуса, кстати, ничем не походили на архитектуру Виен. Белые, высотой за десять этажей, с витыми наружными лестницами, разнокалиберными окнами – квадратными, круглыми, трапециевидными – и случайным образом понатыканными балкончиками, арками, колоннами и галереями, соединяющими корпуса между собой. Центральный корпус был выше остальных раза в полтора и заканчивался сверкающим, как бриллиант, граненым стеклянным куполом.
– Нет, которые с рогами. А кто это проектировал?
– Был такой великий испалийский маг и архитектор, Сальваторе Даэли. Очень великий.
– А часы где? – хихикнула Ринка и почти без удивления услышала ответ в ответ:
– Их видно с главной аллеи, сейчас подъедем.
Ринка ожидала увидеть «стекающие» часы со знаменитой картины Дали, но реальность превзошла все ее ожидания. Эти часы не гнулись и не стекали с ветки. Эти часы висели в воздухе и, казалось, показывали вместо времени какую-то иную вселенную. Ну, как минимум иное измерение. И там, в другом измерении, бродили диковинные животные, летали шестикрылые птицы, светили и танцевали незнакомые созвездия…
– Не смотри долго, голова будет болеть. Академики утверждают, что часы дона Даэли существуют одновременно в девяти измерениях, а это лишь проекция. Как по мне, лучше те, что на ратуше. Время соседней вселенной интересно лишь очень-очень великим ученым.
– А я бы хотела здесь учиться, – пробормотала она, вспомнив родной университет, отца и бабушку.
– Я тоже мечтала получить образование, – Тори печально улыбнулась и, подхватив Ринку под руку, повела к главному входу, выполненному в виде усеченного эллипса, стоящего на широкой части. Ступени, ведущие к дверям, были разной высоты, ширины и наклона. Видимо, тоже вели не только в наше измерение. А Тори продолжала: – Но за меня все решили. С моим происхождением выбора-то особо и не было.
– Происхождением? – машинально переспросила Ринка.
– Бастардам всегда непросто, – пожала плечами Тори. – Особенно если твой папаша – граф и не последний чин в Ордене, а мамаша – куртизанка. Так что образование у меня было весьма специфическое.
– Наверное, – улыбнулась ей восхищенная видами Академии Ринка. – А у меня мать водевильная актриса, так что образование тоже специфическое.
Тори аж замерла на третьей, самой широкой ступени.
– Твой отец женился на бывшей актрисе?
– Не бывшей, а настоящей. Мама до сих пор поет. Я тоже хотела, училась вокалу, но не сложилось, – Ринка вздохнула с грустью и внезапно поняла, что ей больше не больно. Да, она потеряла голос и не выйдет на сцену, и может быть никогда не вернется в универ, на родной биофак, но ведь жизнь не ограничивается сценой или лабораторией! – Зато теперь у меня есть подруга. Знаешь, дома с подругами было сложно. Одноклассницы меня недолюбливали из-за матери, ну и я довольно много времени проводила в столице, в театре. А в универе как-то не удалось ни с кем подружиться по-настоящему, после театра студенческие интрижки и соперничество за однкурсников-заучек казалось слишком пресным и детским, что ли.
Тори понимающе кивнула и потянула Ринку дальше.
– У меня тоже никогда не было подруг. Не при моей профессии. Знаешь, как надоело? Это в романах весело, а на самом деле – тяжело и опасно. Хочу замуж и свое кафе. Я умею варить девятнадцать сортов шамьета!
– Ого! – восхитилась Ринка, и тут они зашли в главный корпус Академии.
Внутри он был не менее безумен и прекрасен, чем снаружи. Сначала Ринка с Тори попали в широкий арочный тоннель, стены которого текли и переливались, показывая то незнакомые символы, то чуждые пейзажи, то на мгновение замирая в каком-нибудь одном цвете. Из него девушки попали в холл… то есть оно должно было быть холлом. На самом же деле они оказались в полом цилиндре, диаметром явно больше, чем корпус казался снаружи. Его заливал солнечный свет из стеклянной крыши, причем Ринке показалось, что солнце не одно, даже не два (она помнила о погодном шаре, да), а минимум три – белое, желтое и голубое. Внутри цилиндра светились, сверкали и подмигивали разнокалиберные окна и несколько хрустальных глаз в человеческий рост и даже больше. По стенам вились галереи, плавали вверх и вниз прозрачные лифты, изгибались лестницы. В центре парил фонтан – он изливал звенящие струи прямо на головы посетителей, но вода не долетала до пола, рассыпаясь мельчайшей капелью где-то на уровне второго этажа и к первому испаряясь окончательно. А на полу свернулся кольцом гигантский мраморный дракон.
– Вы к кому, дамы? – окликнул раскрывших рты девушек старческий голос.
Они синхронно обернулись и уставились на древнего дедулю, сморщенного и коричневого, как печеное яблоко, зато с ухоженной белоснежной бородой и в черном кителе с золотым галуном.
– К доктору Петеру Курту, – первой опомнилась Тори. – Сообщите ему, что явилась герцогиня Бастельеро с компаньонкой.
Дедок блеснул на удивление яркими голубыми глазами, и Ринке на миг показалось, что в его руках вот-вот окажется скальпель, а она сама – на лабораторном столе. Вот же научные маньяки!
– Разумеется, ваша светлость. Минуту. – Вахтер направился к хвосту мраморного дракона, оказавшемуся стойкой охраны, и поднял трубку белого же монстрообразного фониля. – Доктор Курт, к вам герцогиня Бастельеро… да… с компаньонкой… разумеется, доктор.
Ринка про себя удивилась, насколько почтительно звучит в его устах обращение «доктор»: почти как «ваше величество».
– Прошу, ваша светлость. Тридцатый этаж, первый кабинет. Центральный лифт.
При ближайшем рассмотрении лифт оказался не стеклянным, а хрустальным. И не банально прямоугольным, а шарообразным, с сотней сверкающих граней. И при этом – идеально прозрачным. Разумеется, никаких тросов, опор, направляющих и прочих прозаических механизмов к нему не прилагалось. Просто хрустальный шар, раскрывшийся перед Ринкой и Тори наподобие цветка, по команде вахтера «тридцать» начал медленно подниматься сам по себе.
Несколько минут они молча разглядывали местные чудеса, однажды отшатнулись от огромного глаза, заглянувшего в лифт и подмигнувшего с каким-то явно похабным подтекстом. На обыкновенный гранитный пол последнего этажа они ступили, держась за руки. Просто на всякий случай.
Первый кабинет нашелся сразу, потому что был единственным на этаже. Обыкновенная дверь из гладкого палисандра, в две створки. Скромная бронзовая табличка «Д-р Курт».
– Скромность паче гордыни, – хмыкнула Ринка, так ей это напомнило выпендр отцовских коллег. Только доценты и кандидаты вывешивали на дверях все свои регалии, а чем авторитетней был ученый, тем короче писал вывески. Вот так, в одну фамилию, назывался только директор института. У папы на двери все же было обозначено «Завлаб. Д-р Ланской».
Скромный и демократичный доктор Курт вышел их встречать через пару секунд после приземления лифта. Улыбнулся, поцеловал ручки обеим дамам, заверил, что всегда рад видеть столь прелестных особ и вопросительно глянул на Ринку.
– Моя подруга, мадемуазель Тори Бальез.
Не говорить же ему, в самом деле, что Тори – лейтенант разведки не очень дружественной Франкии, а до кучи бывшая любовница ее мужа и ее собственная охрана на сегодня.
– Здравствуйте, доктор Петер, – пропела Тори и лукаво улыбнулась. – Для меня большая честь познакомиться с самим главой Академии.
– Для вас – просто Петер, прелестная мадемуазель. Ваш акцент невероятно мил.
– Ах, благодарю! У вас тут столько удивительного! Вы же расскажете нам, не правда ли? А этот мраморный дракон, он совсем как настоящий. Тоже дон Даэли?
– Нет, у этого дракона совершенно уникальная история, – начал доктор Курт, распахивая перед Ринкой и Тори дверь в просторную приемную, охраняемую Цербером: мужеска полу, с седыми усами и военной выправкой. – Это точный слепок одного из последних драконов-проводников. Четыреста лет назад…
Ринка с легким недоумением наблюдала, как доктор Курт распускает павлиний хвост перед едва знакомой француженкой и тает, тает от ее улыбки. Вот, значит, какое специфическое образование получила Тори! Ну да, если мать – куртизанка, а отец – маг. Как Людвиг умудрился в нее не влюбиться? Чудеса, да и только. Доктору Курту подобное чудо, похоже, не светит. Еще немножко, и Тори достаточно будет лишь намекнуть на «замуж», и ей преподнесут самое роскошное кольцо, которое только можно найти в этом мире.
Конечно же, Рине доктор Курт тоже уделял внимание, рассказывая академические байки – что из них было правдой, а что просто легендами, Ринку пока не слишком интересовало. Другое дело, лаборатория! Она располагалась на том же этаже, и вход в нее был через кабинет. Недемократично роскошный. Видно было, что доктор Петер живет скорее здесь, чем где-либо еще. Что для Ринки было совсем не удивительно. Папа тоже частенько оставался ночевать в институте, на диване в лаборантской.
Научные маньяки во всех мирах похожи.
Интересно, Тори будет приносить ему шамьет прямо в лабораторию?
Судя по количеству замков и тяжести самой двери, больше похожей на сейфовую, в свою лабораторию доктор Курт едва ли пускал посторонних. Тем интереснее было Ринке заглянуть в святая святых!
Едва ступив внутрь, обе девушки синхронно ахнули.
В этой лаборатории невозможно было отличить магию от науки, впрочем, Ринка уже и сомневалась, что в этом мире между ними есть разница.
Посреди зала, разделенного невысокими перегородками на секции, висел огромный шар, напоминающий маленькое солнце. Каждое отделение огромной лаборатории переливалось и сияло непонятными огнями, что-то булькало, плавилось, рычало, дымилось и исходило странными запахами. А несколько помощников доктора Курта, одетые в белоснежные халаты, что-то помешивали, записывали, паяли. На заглянувших в лабораторию дам они не обратили ровно никакого внимания, зато один из них, мужчина средних лет и чисто арийской внешности, обрадованно закричал:
– Петер, наконец… – дальше последовала фраза, состоящая сплошь из непонятной терминологии. Ринка в ней понимала лишь предлоги и то, что случилось что-то важное и ожидаемое.
Доктор Курт ответил такой же абракадаброй и обещал вернуться через полчаса.
– Прошу меня простить, но вам пока не стоит подходить ближе, идет эксперимент.
Ринка кивнула. Папа тоже пускал праздных гостей ровно на порог, чтобы они не вздумали трогать образцы нестерильными руками или, боже упаси, дышать на тончайшее оборудование.
– Конечно, доктор Курт. Мы совсем ненадолго.
Они вернулись в кабинет, доктор усадил дам на диванчик и через селектор отдал распоряжение Церберу принести шамьета.
– Итак, Рина, что тебя привело ко мне? Вижу, ты чем-то озабочена.
И как заметил, Ринка же старательно улыбалась, восхищалась Академией и отгоняла от себя мысли о Фаберже!
– Мне необходима литература по драконам. Особенно по их контактам с людьми, – ответила она, не вдаваясь в подробности. – Вы говорили, в Академии самая большая в Астурии библиотека…
– Не только в Астурии, но и на всем континенте, – доктор Курт не преминул победительно глянуть на Тори, отдавая Церберу еще одно распоряжение: доставить в кабинет полдюжины книг. – Тебе по-прежнему не дают покоя драконы?
– Людвиг сказал, что мне следует держаться от них как можно дальше, но не сказал, почему, – Рина подпустила в голос вполне искренней обиды. – Вот я и хочу узнать все об этих летающих ящерах, чтобы понять, чем они могут угрожать? Ну не едят же они жен некромантов?
– Еще как едят! – округлила глаза Тори, внезапно входя в образ наивной простушки. – Все знают, что драконы не брезгуют человечиной!
– Тори, вы ведь девушка образованная! – скривился доктор, приняв ее игру за чистую монету. – Ну как можно такое говорить!
– А вот в сказаниях о Белом рыцаре рассказывается, как дракон напал на отряд воинов и всех их сожрал! Я читала! – Тори похлопала ресницами, едва не подняв ураган.
– Вы читали сказания? В современном переводе со старороманского? – снисходительно спросил он.
– В оригинале, – Тори скромно улыбнулась и снова похлопала ресницами. – Я воспитывалась в приюте, который готовил гувернанток для детей аристократов. Каждый из нас должен был выучить два иностранных языка, и я единственная выбрала старороманский.
– Почему? – тут же спросила Рина, сделав себе мысленную заметку: узнать, где же на самом деле росла и обучалась Тори. Дружба и доверие штука хорошая, но только если доверие взаимно.
Тори смутилась, и Ринке показалось, что искренне.
– Я до сих пор люблю сказки. Давно выросла, а сказки люблю.
– Вы знаете мертвый язык? А по каким учебникам вы учились? Какие источники изучали? – Курт посмотрел на француженку с новым интересом и даже с уважением.
Тори под его взглядом зарделась, кивнула и перечислила десяток длинных латинских названий, не сказавших Ринке ровным счетом ничего, зато с каждым новым уважения во взгляде доктора Курта прибавлялось. Под конец он уже смотрел на Тори, как на редкое сокровище.