— Не хватает терпения на что? — спросила тихо.
— Ни на что. Я хочу тебя, всю и сразу. Хочу так, как привык, и забываю о том, что для тебя все это… необычно.
Необычно?! Ну, наверное и так можно сказать.
— То, что произошло вчера… — Он смотрел на дорогу, но говорил со мной, и от этого возникало странное ощущение исповеди. — У меня не было цели тебя оскорбить или унизить. Это просто игра, в которой есть свои правила. Правила, которые можно и нужно соблюдать, и остановить эту игру можно в любой момент.
— То есть если бы я тебя вчера попросила, ты бы остановился?
— Да.
Вздохнула и покачала головой.
— Почему ты сразу об этом не сказал? Почему вообще… зачем вообще тебе нужны эти игры? Неужели нельзя просто…
— Просто не будет, Шарлотта. Со мной не будет. — Мы свернули на дорогу, по которой можно было разъехаться в две полосы. Я не ждала его взгляда, поэтому ловила выражение лица в зеркале, которое крепилось наверху, под крышей салона. — Мне это нужно. Что касается того, почему я не сказал об этом вчера, мы говорили немного о другом, не находишь? Ты была не готова обсуждать то, что мы обсуждаем сейчас.
Ладно, возможно он прав. Вчера я действительно была не готова об этом говорить, и наверняка не услышала бы даже половины того, что он хочет мне объяснить.
— Ты не ответил, почему тебе это нужно, — напомнила я.
— Впервые я познакомился с магией, когда мне было три года.
— Сколько?!
Нет, я знала, что вся магия пробуждается в детстве, но чтобы в три года…
— Магия должна проснуться в ребенке естественным образом. Чем сильнее будущий маг, тем раньше просыпается сила. Начинается это, в зависимости от того, какой силой наделен человек, с мелочей. У стихийных магов с искр на пальцах и подпаленных штор или небольшого потопа в ванной, у некромагов — с падения на Грань, у целителей с залеченной царапины…
— А у магов жизни?
Я понимала, что сейчас не время, но просто не смогла удержаться. Удивительно, но Эрик улыбнулся, на миг становясь светлым. Настолько, что мне захотелось получить возможность управлять временем, чтобы задержать эту улыбку у него на лице.
— А управлять временем можно?
Он приподнял брови и вопросительно взглянул на меня.
— Нет, нельзя.
— Почему?
— Потому что время существует независимо от сил природы, наших внутренних ресурсов, жизни или смерти. В отличии от огня, которого в мире предостаточно, или от темных глубин Смерти, к источнику которого обращаются некромаги, для каждого человека существует один-единственный момент времени: здесь и сейчас.
— То есть даже самые сильные маги… армалы тоже не могли управлять временем?
— Я сказал: нельзя, но я не сказал, что это невозможно.
М-м-м-м… Как все понятно, просто предельно ясно.
Решила оставить тему времени, потому что говорили мы немного о другом.
— О чем ты сейчас подумала, Шарлотта?
— О чем?
— Да. Зачем тебе понадобилось управлять временем.
— Чтобы продлить твою улыбку, — сказала я.
Выражение его лица было настолько изумленным, что я не выдержала и продолжила:
— Мне нравится, когда ты улыбаешься… так.
— Так — это как?
Как будто в твоей жизни все легко и просто. Как будто тебе не нужно никаких игр и масок.
— Просто. Так.
Мы въехали в деловой центр, один из самых благоустроенных районов Лигенбурга. Брусчатка здесь обновлялась регулярно, потому что служба Королевской безопасности и члены Парламента неохотно отбивали пятые точки о выбоины на дорогах. В общем, если что-то случалось, все средства на ремонт дорог в первую очередь направлялись сюда. И в Дэрнс, разумеется, но Дэрнс ремонтировали за счет повышенных налогов, которые платили аристократы.
— Магия жизни, — произнес Эрик, — обычно начинается с неосознанной тяги к природе. К желанию как можно больше времени проводить в лесу или у моря, с любви к животным. Проявляется она по-разному. Например, со случайно возвращенного к жизни цветка.
Как случилось с розами.
— Или с прыжка белки на руку.
Рассмеялась:
— Белки часто прыгают на руку.
— Но задерживаются и тем более добровольно следуют за тобой не часто. Особенно если у тебя нет орешков.
— Мне ни разу не удавалось поймать белку.
— Ты просто не пробовала, Шарлотта.
— То есть во мне магия должна была проснуться в детстве, но не проснулась? Почему это произошло именно сейчас?
— Не проснулась, как я предполагаю, именно потому, что ты стала проводником еще во младенчестве или совсем крохой. Это на долгие годы отрезало тебя от твоей силы, потому что Грань продолжала тянуться к тебе. Близость магии искажений и сильные потрясения спровоцировали пробуждение твоей собственной. Разумеется, не только они. Все эти годы ты набиралась сил, чтобы получить возможность раскрыться.
Ой.
— А магия искажений? Твоя магия, с чего началась она?
— Моя магия не проявлялась никак.
— Никак?..
— Нет. Мой отец хотел видеть меня сильным магом, поэтому произвел обряд замещения.
Почему-то от этих слов стало холодно. Очень холодно.
— Магом искажения нельзя родиться, она не передается по наследству. Это знания, навыки, перечень заклинаний, заклятий, которые работают на силе, черпаемой из разрывов пространства. Именно поэтому она настолько могущественная и неиссякаемая, потому что ресурсы любого другого мага ограничены. С помощью магии искажений можно усилить любое известное заклинание, например, превратить огненный хлыст армалов в орудие пытки или разрывающую пространство плеть. То же искусство гааркирт частично основано на магии искажений. Вмешательство в разум, внушение — тоже. Перечислять можно до бесконечности.
Я поежилась.
— Эрик, что такое обряд замещения?
— Обряд замещения, Шарлотта, это когда из тебя выжигается твоя собственная магия, чтобы ты могла получить доступ к чужеродной силе. В моем случае — к магии искажений. Как я уже говорил, отец счел, что моя магия недостаточно сильна и не стоит того, чтобы ее дожидаться.
Я вздрогнула и широко распахнула глаза, повернувшись к нему, но Эрик этого не заметил. Сейчас он смотрел на дорогу, но чувство было такое, что смотрит он гораздо дальше. В пространство, откуда черпает силы, или в прошлое, которое черпает силы из него.
— Во мне была стихия, Шарлотта. Водная стихия, которую из меня выжгли. И это свело меня с ума.
То, что вцепилась в сиденье, я поняла, когда Эрик взглянул на мои руки. Как он это заметил, только что погруженный в собственные мысли, ума не приложу. Каким чудовищем надо быть, чтобы учинить такое над собственным сыном — тоже.
— И что было дальше? — спросила тихо.
— Следующие несколько лет я помню смутно. Целители говорили, что это нормально, и что дело не в сумасшествии. Отец отрицал сам факт того, что оно имело место быть, и называл это магическим откатом. Как бы там ни было, этот магический откат сводил меня с ума всю мою сознательную жизнь. В Иньфае я научился с этим справляться, и чтобы с этим справляться и дальше, мне нужно то, о чем мы с тобой говорили. Это самый простой способ выпустить мое внутреннее зло на свободу, не причиняя зла.
Я смотрела на него, не в силах поверить в услышанное.
— Я не хочу, чтобы оно коснулось тебя даже случайно. Тебя или кого бы то ни было еще.
Профиль его заострился и стал резче, словно неумелый скульптор стесал мрамор слишком грубо для усиления черт. В мыслях творилось непонятно что: я пыталась представить трехлетнего ребенка, совсем малыша, из которого выжигают еще не проснувшуюся магию. Выжигают, чтобы заменить сильнейшей и сделать… сделать кем? Ради чего?!
Я поняла, что дрожу, и на этот раз не от холода. Что-то мешало нормально вздохнуть: странное, незнакомое чувство. Темное и жестокое.
Надеюсь, его отец долго мучился перед смертью.
Эта мысль испугала меня едва ли больше, чем осознание того, что я о ней не жалею.
— Знаю, что это может быть слишком, но иначе было не объяснить, — голос его звучал глухо. — Надеюсь, теперь ты понимаешь.
Я не знала, что ответить, и честное слово, даже не представляла, о чем говорить дальше. Лучше всего понимала то, что нужно что-то сказать, но слова крутились на задворках сознания и отказывались собираться в предложения. Да что там, они даже по одному не складывались из разваливающихся на лету буковок.
— И ты хочешь меня наказывать? — спросила я, наконец, когда молчание совсем затянулось.
— Иногда.
Всевидящий, знала бы я, о чем буду говорить со своим мужчиной, покрутила бы пальцем у виска. Хотя еще неделю назад я бы покрутила пальцем у виска, если бы знала, что допущу близость с мужчиной до венчания. С точки зрения современного общества я уже пала дальше некуда, грязнее только сточная канава.
— В чем это будет заключаться?
— Мы можем составить договор, Шарлотта. И подробно прописать в нем все, на что ты согласна, а на что нет.
— Магический? — из груди вырвался не то смешок, не то странное бульканье, поэтому я закрыла руками рот.
Эрик пристально взглянул на меня сквозь зеркало.
— Зря я тебе рассказал.
— Нет, — покачала головой. — Нет, не зря. Потому что теперь я действительно понимаю, и я… я хочу попробовать. Если ты обещаешь меня не торопить, и если мы обойдемся без договоров. Мне гораздо важнее смотреть тебе в глаза и слышать то, что ты от меня хочешь, чем читать все это на бумаге. Боюсь, я просто не сумею это переварить.
— Хорошо.
— Хорошо.
Ладони вспотели даже под перчатками. Кажется, я только что добровольно согласилась… на что? Если бы у меня была возможность узнать обо всем заранее, наверное, я бы смогла подготовиться. Но если я сейчас спрошу его про то, хочет ли он причинить мне боль, придется рассказать и про Ирвина, а этого я точно не стану делать. Не сейчас, когда все так, как есть.
— О чем ты хочешь спросить, Шарлотта?
— Не знаю. Столько вопросов, что я даже не знаю, с чего начать. Я растерялась.
— У тебя будет время до субботы, можешь составить список.
— До субботы? — развернулась к нему. — Ты уезжаешь?
— Нет. Просто до субботы не будет никаких игр. Хочу, чтобы ты привыкла к этой мысли. И все осознала.
Сдается мне, к такому привыкнуть вообще нельзя, но сейчас я почему-то вздохнула. С облегчением.
— Записывай все, что приходит тебе в голову, спрашивай обо всем. Не стесняйся, как ты любишь это делать. В таких вещах стеснение неуместно.
— Хорошо, — я пожевала губы.
Похоже, с моей стеснительностью придется окончательно распрощаться, или я рискую…
— Потому что иначе мне придется учить тебя говорить обо всем прямо.
Вот этим.
— У меня одна просьба.
— Какая?
— Пожалуйста, давай не будем совмещать игры и обучение. Вчера для меня это был перебор. Понимаю, что в твои руки магия идет по щелчку пальцев, но для меня все совсем не так просто. Вряд ли я сумею сосредоточиться, если буду думать о… о…
— Не стесняйся, Шарлотта, — напоминание прозвучало строго.
Вот не тем он занимается со своим мобилестроением. Не тем. Надо было в учителя идти, такой талант пропадает.
— О наказаниях. О твоих ласках. О том, что произойдет, если я что-то не так скажу или не так сделаю, или ошибусь в магическом заклинании, или неправильно перескажу параграф, или…
— Достаточно, Шарлотта. Я понял.
Он посмотрел на меня с улыбкой.
— Ты хочешь разделить учебу и подчинение. Совсем.
— Да. Пожалуйста. Если можно.
Если какое-то время назад слова отказывались подбираться, то теперь хлынули сплошным потоком. Я бы сказала, рвались наперегонки и мысли следом за ними, как взбесившиеся кони. Что-то похожее уже было в театре, еще до пузырьков. Или уже после?
Эрик снова взглянул на меня.
— Сними перчатку.
— Зачем?
— Снова пререкаешься?
Глубоко вздохнула и стянула перчатку, и он сделал то же самое. Накрыл мою ладонь свободной рукой, переплетая наши пальцы. Это тепло ударило в сердце так проникновенно, что на глаза навернулись слезы. Мне почему-то представился мальчик, доверчиво идущий к отцу, который…
— Обещаю, что не сделаю ничего против твоей воли. Слышишь?
— Слышу, — сказала я, с трудом сдерживая всхлип.
— Отлично. Тогда прекращай волноваться.
— С чего ты взял, что я…
— У тебя такие же глаза, как были в театральном гардеробе. Правда тогда ты волновалась о другом.
Лучше тебе не знать, о чем я тогда волновалась. Ой, лучше не знать.
— Вот. Так уже лучше, — Эрик легко сжал мои пальцы и отпустил. — Никаких наказаний во время учебы.
Я вздохнула и улыбнулась. Точнее, попыталась.
Напряжение начинало отпускать, ком в горле тоже.
Его тепло втекало в меня сквозь переплетенные пальцы, растворяя все страхи и все сомнения. Растворилась даже горькая темная злость, злость на этого страшного человека, оставшегося в его прошлом. Даже когда Эрик отпустил мою руку, чтобы повернуть на мост, злость не вернулась.
И к счастью.
Пусть остается в прошлом, как и его отец.
А в настоящем… в настоящем я сделаю все, чтобы помочь ему об этом забыть.
Глава 10
Эрик слово сдержал, и во время занятий мы ни разу не возвращались к теме, которая не давала мне покоя вот уже несколько дней. Мы не только не говорили о наказаниях и о подчинении, он даже ни разу не попытался меня приобнять, взять за руку или еще как бы то ни было обозначить наши с ним отношения. Эрик действительно превратился в учителя, объясняющего теорию магии. Если поначалу это казалось немного странным, то потом я полностью погрузилась в учебу и забыла обо всем. Потому что мир магии оказался невероятен.
Сама магия концентрировалась в человеке, но поскольку каждая сила имела под собой ту или иную основу (стихию, исцеление, жизнь или смерть), маги становились сильнее вблизи определенных мест. Так, например, магия жизни в городе ослабевала из-за того, что города закованы в камень и удалены от природы. Обратиться к смерти проще всего было в местах массовых захоронений или в непосредственной близости от них, либо от умершего человека (там, где грань особенно истончалась). Строгой зависимости от такой дополнительной подпитки не было, то есть источником магии являлся сам человек, но огненному магу было гораздо проще что-нибудь поджечь рядом с полыхающим костром, факелом или свечой, на это уходило значительно меньше сил.
Магия жизни действительно была самой светлой изо всех, она даже ощущалась как легкое тепло внутри. Мягкое, согревающее, как весеннее солнце. Из того, что рассказывал Эрик, я поняла, что у каждой магии есть свои внутренние ощущения. Магия смерти — холод, пустота и тьма. Магия огня — жар, иногда раскаляющий так, что становится трудно дышать. Воды — прохлада, свежесть, туманные нити под пальцами. Он говорил так много, и так интересно, что временами я сама забывала дышать. И даже записывать.
Только когда слышала легкое покашливание, возвращалась к лежащим передо мной листам бумаги. Эрик сказал, что забрать с собой я смогу любую книгу, какую пожелаю, но по сжатым материалам вспоминать и разбираться будет гораздо проще. Если честно, я в этом ни минуты не сомневалась: информации было столько, что уже к концу нашего занятия я чувствовала себя ходячей энциклопедией по основам магии.
— На сегодня все, — произнес он, и я уставилась на шесть с половиной исписанных моим не сказать что крупным почерком листов. — Пусть уложится в голове, а завтра разберем основы безопасности перед практикой.
— Перед практикой? Но ты же сказал…
— Я передумал. Хочу, чтобы ты чувствовала магию с самого начала.
Если это будет так, как с цветами, то я не возражаю. Воспоминания-ощущения уже немного стерлись, но это мягкое, окутывающее ладони тепло, текущее из груди, по-прежнему отзывалось внутри едва уловимым зовом. Зато теперь становилось понятно, почему я так хорошо чувствовала себя в поместье под Фартоном, в парках, у моря. И почему дог ее светлости не отходил от меня, пока герцогиня его не отозвала.