Собственно, по этому поводу я и наряжалась. По иронии судьбы, подписать документы Эрику предстояло в кабинете де Мортена.
— Ни один высокородный ублюдок больше не посмеет смотреть на тебя свысока, — заявил он. — И не попытается использовать в своих целях.
В тот момент я ответила, что это не самая лучшая причина для принятия герцогства, а он ответил, что для него — единственно весомая. Несмотря ни на что, отношения между ним и Анри по-прежнему оставались весьма напряженными.
Сразу после подписания мы собирались вернуться в Лигенбург. Праздничная неделя уже подошла к концу, поэтому поехать в Фартон именно сейчас мы не успевали. Договорились, что отправимся туда позже, когда будет четыре выходных в честь первого месяца весны. Эрик настаивал, чтобы я бросила работу, но я отказалась. Разумеется, я не останусь в театре до последнего, но декорации к спектаклю-премьере не брошу.
Стоило подумать про театр, как в дверь постучали.
— Доброе утро, Шарлотта, — Луиза вошла в спальню. — Вы уже закончили?
— Доброе утро. Да, я почти готова.
Сюин сделала реверанс и отступила, я поблагодарила девушку и отпустила ее собирать вещи. Вещей было немного, но их тоже нужно подготовить к отъезду.
— Тогда пойдем, — Луиза кивнула мне. — Уже почти все собрались.
Мы вышли из комнат и направились по коридору в сторону лестницы.
— Я вызвалась зайти за тобой, — негромко произнесла она. От привычной солнечной ее светлости сейчас осталась звездочка на темном ночном небе. Она не хмурилась, нет, но в уголках чувственных губ не таилось привычной улыбки, а взгляд был каким-то уставшим и отрешенным. — Чтобы сказать, как сильно я сожалею, Шарлотта. Не в моих правилах оправдываться за что-либо, но…
— Вы тут совершенно ни при чем, — я покачала головой.
Луиза плотно сжала губы.
— Я должна была догадаться.
— Возможно, я тоже, — я пожала плечами. — Но теперь все в прошлом.
— Не удивлюсь, если ты никогда больше не захочешь говорить ни со мной, ни с моим мужем, — она внезапно остановилась. — Но я действительно искренне, всем сердцем сожалею о случившемся. И так же искренне надеюсь, что наше знакомство принесло тебе не только горе.
В ее глазах отражалось столько боли, что мне стало не по себе.
— Вы подарили мне надежду, когда я больше всего в ней нуждалась, — сказала я. — В тот день, когда я пришла к вам, и вы предложили мне работу в театре. По сути, я была для вас никем, но вы выслушали меня, не выставили за дверь, хотя могли бы. Наша прогулка с леди Лавинией и Хлоей, тем зимним днем в парке… в то утро вы спасли меня снова. Этот день навсегда останется для меня одним из самых теплых в моей жизни. Я очень рада нашему знакомству и горжусь им.
В глазах Луизы сверкнули слезы, она подалась было вперед, словно хотела меня обнять, но передумала. Только губы дрогнули чуть сильнее. Потом она кивнула, и мы продолжили путь.
Заподозрила я что-то странное, лишь когда мы оказались в холле, совсем не похожем на главный, из которого ветви разрастались по всему замку. А потом еще несколько коридоров — и мы вышли к оранжерее. Увидев стеклянный рукав, я резко остановилась, особенно когда услышала шаги. В ту же минуту мне навстречу вышел Эрик, и я растерялась окончательно.
— Спасибо, что привели ее, — он не улыбался, но голос его не был жестким.
— Спасибо, что позволили это сделать, — Луиза все-таки слабо улыбнулась в ответ. — Мы перед вами в неоплатном долгу за жизнь Лавинии и ее супруга. Жаль, что мой муж так и не удосужился это признать.
Впервые в жизни она выразилась так резко, взгляд ее сверкнул в тон словам. Луиза попрощалась и, развернувшись, направилась обратно по коридору, по которому мы пришли. Я проводила ее растерянным взглядом, а потом так же растерянно посмотрела на Эрика:
— Ты передумал подписывать документы?
— Тебя это разочаровывает? — в глазах его сверкнуло веселье.
— Что?.. Нет! — я не успела возмутиться, как меня привлекли к себе и поцеловали.
— Я уже стал герцогом, Лотте. Этого не отменить.
— Что?!
Я заморгала, а Эрик подхватил меня под руку, увлекая за собой. Стеклянный рукав, усыпанный снежинками, казался волшебной дорожкой, по которой мы прошли внутрь. А внутри… внутри раскинулся настоящий волшебный сад. Оранжерея по-прежнему была густо оплетена ветвями и корнями, но вместо ядовитого сияния магии мааджари, насыщенная, сочная зелень искрилась силой жизни. Повсюду распустились цветы — огромные, оранжевые и красные, фиолетовые и голубые, над ними порхали бабочки, и чувство создавалось такое, что здесь, в этом месте, наступило вечное лето. Светлое, теплое, полное ярких красок, уюта и радости.
— Это сделала ты, — произнес Эрик, окинув взглядом окружающую нас красоту.
Я же не могла отвести от нее глаз.
Не в силах поверить в то, что вижу, снова растерянно посмотрела на Эрика.
— Но… как?! Разве я не должна была…
— Вытянуть из них силу? — подсказал он.
— Да.
— Могла бы. Но ты спасла не только меня, когда зациклила свою магию. Ты поделилась силой не только со мной, но и с ними. А они — с тобой.
Я снова моргнула и запрокинула голову. Бабочка, кружащаяся над нами, решила, что я цветочек, и села мне на нос.
— Так и стой, — в голосе Эрика слышался смех.
От щекотания тонких лапок я чихнула, и бабочка снова вспорхнула вверх.
— Ты станешь моей женой, Лотте?
Вопрос застал меня врасплох. Я недоуменно смотрела, как Эрик достает из внутреннего кармана фрака бумаги и знакомый мне футляр с иглой.
— Что это?
— Это магический договор, — он развернул бумаги и протянул мне. — Заклинание, которое свяжет наши судьбы навсегда.
— Но…
— У нас будет лучшая свадьба на свете, — он улыбнулся. — Наскоро ничего толкового не придумаешь, поэтому я предлагаю обвенчаться уже после рождения Рауля.
— Эрики, — сказала я.
Он тряхнул головой.
— Кто бы там ни собирался нас порадовать, он родится уже маркизом или маркизой. Собирать венчание впопыхах я не хочу, поэтому братец подсказал мне такой интересный выход. Что скажешь?
Я удивленно посмотрела на бумаги в его руке.
— Это правда сделает нас мужем и женой?
— Правда. Эта клятва сильнее любого венчания, Лотте. Это тайны армалов и мааджари, которые связывали себя нерушимыми узами со своими избранниками. Со временем мы станем чувствовать друг друга, как самое себя. Радость, беспокойство, даже если ты уколешь палец, я это почувствую. Понимаю, что решиться на такое непросто, но…
— Я согласна, — сказала я.
— Согласна? — глаза Эрика сверкнули счастьем.
— Разумеется.
Игла обожгла палец, но он тут же поднес его к губам, и охлаждающее заклинание сняло оставшиеся неприятные ощущения. Капелька крови заискрилась на договоре, и следом вспыхнула его.
— И что теперь?
— Теперь…
Эрик подался ко мне, обнимая за талию, второй рукой подхватил мою руку, словно собирался вести в вальсе. Вальса не случилось, зато случился поцелуй: нежный и очень короткий, потому что по оранжерее пронесся ветер, взметнул остатки каменной крошки, зашелестел в листьях, окутал магией, жаром и искрами. Задохнувшись от ощущений, я смотрела, как мое запястье оплетает сияние, как оно связывает наши руки магической нитью, а после проступает на коже узорами.
Я рассматривала согревающий кожу, сомкнувшийся на запястье браслет со странными символами. Потом перевела взгляд на такой же на запястье Эрика.
— О-ой, — выдохнула тихо.
Наверное, никогда не устану удивляться возможностям магии.
Эрик улыбался:
— Я хотел, чтобы это случилось здесь, — прошептал мне в губы. — Там, где ты сотворила чудо.
Я окинула взглядом сияющий жизнью сад и снова посмотрела на Эрика.
— Теперь если ты захочешь меня отшлепать, потом тебе придется лечить две пятые точки?
Пару секунд он непонимающе смотрел на меня, а потом расхохотался.
— Ты только поэтому согласилась? — спросил, кусая губы.
— Разумеется, — ответила я, с трудом сдерживая смех.
— Везде корысть… — Эрик наигранно-тяжело вздохнул, а потом поднес мою руку к губам. Поцеловал запястье и добавил: — Поедем домой, моя герцогиня.
Глава 15
Места, по которым мы ехали, нельзя было назвать живописными. Их можно было еще назвать прекрасными, и то с большим приближением, потому что они были невероятными, волшебными, невозможными! Несмотря на то, что я жила здесь уже несколько месяцев, налюбоваться красотой Лавуа не могла. Мы переехали в Вэлею сразу после того, как состоялась премьера спектакля. Я позволила себе немного оживить декорации, после чего дикий виноград с картонного фасада с моей помощью пришлось пересаживать на фасад театра. Луиза в обиде не осталась, наоборот, пришла от этого в восторг: в истории про элленари стремительно разрастающиеся вьюны, наливающиеся цветом и ягодами, были очень кстати.
С герцогиней мы расстались очень тепло, да и вообще, можно сказать, сдружились: после праздников она много времени проводила в театре вместе с Хлоей, присутствовала на репетициях, наблюдала за тем, как проходит подготовка к спектаклю, но почти никогда не вмешивалась. Позволяла актерам импровизировать, а всем сотрудникам театра создавать атмосферу на сцене такой, какой ее видят они. Возможно, именно поэтому он имел грандиозный успех, и уезжала я со светлой грустью в сердце: прощаться с ними мне совсем не хотелось.
Ричард и Джон даже пришли провожать меня на вокзал: мы с Эриком ехали в удивительно красивом поезде «Стрела Загорья». Как ни старался он затащить меня на дирижабль, я отказывалась, и муж сдался. Решил, что возможность полетать у меня еще будет, но лучше пусть она будет после рождения малыша. Тем более что «Стрела» была самым быстрым и современным поездом, особенно после того, как на него поставили новую совместную разработку магов и ученых: магические ускорители.
— Как ты себя чувствуешь, Лотте?
Этот вопрос задавался мне чуть ли не каждый день, причем с такими интонациями, что я начинала чувствовать себя ожившей статуэткой, способной надломиться от каждого неосторожного движения. Эрик вообще считал, что сейчас мне лучше обойтись без лишних переездов. В итоге все мои «путешествия» ограничивались прогулками вокруг дома и единственной поездкой в Ларне, небольшой городок неподалеку от нашего дома. В конце концов я возмутилась, не могу же я постоянно сидеть в комнате и смотреть в окно только потому, что ношу малыша! И Эрик предложил выбраться в одно безумно красивое место.
— Превосходно!
Разве можно чувствовать себя иначе?
Летом, когда воздух напоен ароматом цветов, когда ветерок врывается в экипаж и играет занавесями, и все внутри поет от счастья. Особенно когда кое-кто начинает особо активно толкаться, вот как сейчас.
После принятия герцогства на плечи Эрика легло гораздо больше дел, поэтому в нашем доме постоянно мигали кристаллы связи, не переводились посыльные со срочными депешами и всякие серьезные месье. Журналисты тоже попытались с нами пообщаться. Пару раз, но потом больше не появлялись, из чего я сделала вывод, что Эрик им отказал.
Дом в Лавуа достался нам в подарок от супругов де Ларне, в знак примирения между Анри и Эриком хотя это примирение можно было назвать условным.
«По крайней мере, они не пытаются убить друг друга при встрече», — сказала мне Тереза в одной из бесед и улыбнулась.
Но у нее вообще было достаточно странное чувство юмора, в этом я имела возможность убедиться.
Вообще-то, сначала Эрик хотел от подарка отказаться, но потом я его уговорила, когда сказала, что до рождения малыша хочу пожить поближе к природе. В Ольвиже, как и в Лигенбурге, почти повсюду был камень, что касается Шато ле Туаре, родового замка Эльгеров, Эрик отказывался меня туда приводить.
— Сначала я его полностью обновлю, а потом посмотрим, — сказал он.
И я не возражала: даже при первом приближении от этого каменного монстра веяло тяжелой, давящей силой. Конечно, камень — это всего лишь камень, но даже он способен впитывать чувства и сохранять память о человеческой жестокости, которая навсегда осталась запертой в этих стенах. Сильная и ядовитая магия отца Эрика по-прежнему незримо витала в холле и в гобеленах, тянулась холодом по странной, раздвоенной как язык змеи лестнице, втекала под плотно запечатанные двери и путалась в свисающей до пола паутине.
В ту минуту я подумала, что когда-нибудь, возможно, приду сюда, чтобы отогреть это место и заменить самые страшные воспоминания Эрика на более светлые, но не сейчас. Не хочу, чтобы наш ребенок родился здесь, и носить его здесь тоже не хочу, так что в этом вопросе мы с мужем были более чем солидарны.
Впрочем, мы вообще редко спорили. В последнее время так и вовсе разве что по каким-то пустякам. То ли Эрик щадил мои чувства и трясся надо мной и малышом, которому вскоре предстояло появиться на свет, то ли действительно смягчился, но в его словах все реже проскальзывали нотки резкости и цинизма, не говоря уже о том, что он начал чаще улыбаться.
Вот как сейчас, например.
— Чему ты улыбаешься? — я приподняла брови, глядя на него.
— Любуюсь своей женой и будущей мамой.
— Не налюбовался еще? — смущенно пробормотала я.
— Нет. И никогда не устану.
Я смутилась еще больше и снова уставилась в окно. По обе стороны от нас раскинулись лавандовые поля, ароматная горчинка которой дурманила голову. Поля аламьены остались ближе к нашему дому, а вскоре, как обещал Эрик, нам предстояло увидеть еще одно. Самое большое в Лавуа.
— Смотри, — Эрик указал в окно со своей стороны. Там дорога изгибалась, и сразу за этой волной раскинулась небольшая деревушка. Черепичные крыши уже разогрело солнце, а по небольшой утоптанной колее шел парень, подгоняя длинным прутом горланящих гусей, один из которых постоянно пытался цапнуть его за ногу. Чуть вдалеке виднелась петелька речушки, прячущейся в лесу.
Такого буйства природы, честно говоря, я не видела даже в Фартоне.
Здесь пейзажи сменяли друг друга столь быстро и столь неистово, один прекраснее и живее другого, что сюжеты возникали один за другим. Правда, стоило подумать про Фартон, как настроение слегка потускнело.
Мы все-таки отправились туда весной, но леди Ребекку не застали. Со слов экономки, чопорной сварливой особы, мой дед умер сразу после Праздника Зимы, отписав все свое состояние дочери. После чего та собралась и уехала, куда — не сказала и адреса не оставила, «Бессовестная и безответственная особа, мне же надо этот дом держать, а если деньги кончатся?»
— Лотте, — Эрик коснулся моей руки, чувствуя настроение. — Устала?
— Нет, — покосилась на корзинку с едой, которую укутывало охлаждающее заклинание. — Просто проголодалась.
— Хочешь что-нибудь сейчас?
Покачала головой.
— Подожду, пока доберемся. Иначе я стану совсем круглой.
— Тебе это не грозит.
— Грозит, — я положила руки на живот: огромный, который уже не скрывали даже самые свободные наряды.
Все дело было в малыше, который рос не по дням, а по часам. Какая у него будет магия, оставалось только догадываться, ра́вно как и то, мальчик или девочка появится на свет. Предпочтений у нас с мужем не было, а в доме были готовы две комнаты: одна для Рауля, другая — для Эрики. Впрочем, мне почему-то казалось, что вторая долго пустовать не будет.
— Ты самая прекрасная женщина на свете, — произнес муж, осторожно притягивая меня к себе.
— Самой прекрасной женщине на свете сейчас не помешало бы размяться, — сказала я.
— Скоро уже приедем.
Мы поехали в экипаже, потому что дороги в Лавуа пока еще были не предназначены для мобилей, а тряска на ухабах и кочках — не лучшее, что можно предложить женщине в положении.
И правда, стоило экипажу спуститься с холма, а потом чуть его обогнуть, как впереди раскинулось поле. Огромное белоснежное поле, как если бы перед нами расстелили кусочек зимы посреди лета, вот только зиму эту при всем желании нельзя было назвать холодной. Она расцветала огромными белыми, тянущимися к небу, цветами. Казалось, нет в мире больше ничего кроме этих цветов и неба.