Но вместо этого схватили меня.
Подбрасывая в воздух и снова подхватывая.
— Шарлотта!
Сильные руки отца без труда удерживали меня на весу, рыжие волосы переливались на солнце, а в теплых карих глазах искрились смешинки. Я очень любила, когда он так делает, но сейчас…
— Бабочка!
Папа проследил, куда я указываю, и осторожно опустился вместе со мной рядом с цветком.
— Бабочка, — сказал он, мягко перехватывая мою руку, когда я снова потянулся к ней. — Но мы не будем ее трогать.
— Почему?
— Потому что на ее крылышках пыльца, и если ты возьмешь бабочку в руки, она больше не сможет летать.
— Никогда?
— Никогда.
Отец отпустил мою руку, но я больше не хотела брать бабочку. Пусть лучше летает, а я буду смотреть на нее издали и любоваться…
День неожиданно сменила ночь. Глубокая ночь, когда повсюду был запах дыма. Он обжигал грудь, и я кричала, кашляла, пытаясь избавиться от этого жуткого чувства. Меня подхватывали на руки, но дыма становилось слишком много, и дышать было больше нечем. Я снова соскальзывала в темноту, здесь было жутко и холодно, а еще очень темно. Черные щупальца вливались в меня, заставляя леденеть еще больше, я звала папу с мамой, но они не отзывались. Было страшно, было очень страшно, но неожиданно в этой непроглядной тьме вспыхнула искорка света. Теплого света, разбросавшего душившую меня тьму, и я вынырнула в летнюю ночь.
Я снова была в сильных руках отца, его лицо было белее мела, белее луны, которая висела над нами.
— Доченька моя, — хрипло выдохнул он. — Слава Всевидящему…
Его руки разжались, и меня снова швырнуло в темноту.
Не сразу, но я поняла, что эта темнота — из-за плотно прикрытых век, что сдавленные всхлипы принадлежат мне, и что огненные дорожки на щеках — это мои слезы. Чьи-то пальцы стирали их, удивительно нежно, негромкий голос позвал:
— Лотте.
В этот миг все случившееся обрушилось на меня неумолимой силой лавины. Я вздрогнула, широко распахнула глаза и встретилась взглядом с Эриком.
Бледный, осунувшийся, тем не менее он сейчас сидел рядом со мной.
— Лотте, — повторил он, но тут же исправился. — Шарлотта…
Я смотрела на него и не могла наглядеться. То странное чувство, когда внутри все дрожит от напряжения, а тишина кажется невыносимо, мучительно долгой. Когда хочется обнять его, впитывая биение сердца и окунуться в эту родную нежность. Когда все остальное неважно лишь только потому, что он жив, мы оба — живы, и это и есть самое настоящее счастье.
— Мне так много нужно тебе объяснить, — хрипло произнес он. Потянулся к стоявшему на тумбочке графину с водой, но передумал, лишь глубже подался в придвинутое к кровати кресло. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — ответила я.
Хотя вряд ли могла передать этим коротким словом то, что сейчас чувствовала.
— Я и Камилла… Мой брат не знал, о чем говорит. Мы разведены, и…
— Замолчи, — прошептала я.
Сдавленно, потому что мне снова не хватало воздуха. Эрик осекся и растерянно посмотрел на меня, так, как мог бы смотреть мальчишка, которого отчитывала строгая гувернантка.
Всевидящий, ну и мысли у меня…
— Я чуть не потеряла тебя, — произнесла еле слышно. — Я чуть тебя не потеряла, Эрик!
Я почувствовала, что руки у меня дрожат.
И губы тоже.
В общем-то, дрожать им было не положено, ведь все самое страшное осталось позади, но они дрожали. Напряжение, лопнувшее внутри невидимой струной, отпустило, и меня затрясло. Не знаю, кто из нас первый рванулся вперед, но я утонула в его объятиях раньше, чем успела вздохнуть. В родных и самые близких объятиях, в руках Эрика, который прижимал меня к себе крепко и в то же время бережно.
Эрик наклонился ко мне, и я потянулась губами к его губам, принимая наш первый поцелуй, падая в него, как в пропасть, чтобы взлететь. Он целовал мои губы, лицо, собирая со щек горячие слезы, а они все текли, текли и текли — безостановочно. Горячие, очищающие, светлые, как самая искренняя радость. Я отвечала ему, скользя ладонями по сильным рукам, по плечам, по груди. Прижалась крепче, вплетая пальцы в его волосы, судорожно вдыхая — рывком.
Воздух ворвался в легкие, и я засмеялась.
Прямо ему в губы. Смеялась и плакала, глядя в сверкающие глаза, повторяя сквозь короткие поцелуи, на выдохе:
— Я люблю тебя. Люблю… люблю…
— Лотте, — тихо произнес он, на миг еще крепче прижимая меня к себе. — Моя солнечная… светлая… я тебя не достоин…
Последние слова и вовсе прозвучали глухо, болезненно, сдавленно.
Я отстранилась, гневно сверкнула глазами.
— Эрик, — выдохнула я. — Еще раз услышу такое — выпорю!
Слова сами сорвались с губ, остановить их я не смогла, а вот он остановился. Вскинул брови:
— Шарлотта! Ты, кажется, была против такого воспитательного процесса?
— Ради тебя сделаю исключение, — я глубоко вздохнула.
А потом мы оба расхохотались. Это больше напоминало безумие, и может статься, так оно и было, но мы хохотали до слез. Эрик все еще прижимал меня к себе, и сквозь это безудержное веселье прорвалась первая осознанная мысль: где мы? Эта спальня мне определенно не знакома. И вторая — его волосы больше не отливали серебром, ледяная прядь исчезла. Последнее поразило меня настолько, что я даже смеяться перестала. Скользнула кончиками пальцев по густым светло-каштановым волосам, перебирая их.
— А…
— Это твоя заслуга, Лотте, — он перехватил мою руку и поднес к губам, мягко целуя.
Так нежно, что внутри что-то дрогнуло.
Снова.
Впрочем, ответить мне времени не дали: скрипнула дверь и вошел высокий, лысеющий мужчина с саквояжем. Целитель в нем угадывался сразу, то ли по тому, как сосредоточенно он нахмурился, увидев меня в объятиях Эрика, то ли по звону склянок, когда саквояж приземлился на тумбочку, потеснив графин.
— Месье Эльгер, — он поджал губы. — Я разрешил вам находиться здесь с тем условием, что вы не будете злоупотреблять эмоциями. Любыми. Несмотря на то, что основная угроза вашей жизни миновала, я должен убедиться, что не будет никаких побочных эффектов, а эмоции могут спровоцировать осложнения.
— Сколько себя помню, все говорят мне, что эмоции могут спровоцировать осложнения, — Эрик не спешил меня отпускать. — Но никто не говорил, что любовь исцеляет.
— Очень мило, — сухо произнес мужчина. — Но вам в любом случае лучше вернуться в постель. Сейчас, пока вы полностью не восстановились. Вы прекрасно знаете, что мисс Руа ничего не угрожает. Магическое опустошение, которого я опасался изначально, обошло вашу будущую супругу стороной, так что…
Они говорили между собой, а я с трудом успевала за их мыслью.
— Кроме того, нам с мисс Руа нужно кое-что обсудить. Наедине.
— Я вполне могу присутствовать при осмотре.
Вот тут я слегка покраснела. Надо отдать должное, Эрик продолжал вгонять меня в краску со свойственной ему бесцеремонностью.
— При осмотре можете, — лекарь нахмурился. — Тем более что он будет поверхностный и магический. Но у меня к мисс Руа один вопрос, который я предпочел бы задать лично ей.
— У меня нет тайн от Эрика, — сказала я.
— Вы уверены? — целитель многозначительно на меня посмотрел и даже кашлянул.
Простыл, что ли?
— Уверена, — сказала я.
— Гм… что ж, — мужчина поправил камзол, взглянул на Эрика, потом снова на меня. — В таком случае позвольте вам сообщить, что вы скоро станете матерью.
Удерживающие меня руки дрогнули.
Или это дрогнула я?
Перевела растерянный взгляд на Эрика, но он, кажется, выглядел еще более изумленным, чем я.
Матерью?!
Как такое возможно?!
Все эти мысли нахлынули одновременно, вместе с осторожной, тонкой, как ивовый прутик, трепещущей внутри радостью.
— Все в порядке?! — целитель пристально на нас посмотрел.
Я не нашлась что ответить, и только кивнула. Что касается Эрика, он вообще застыл изваянием, и если бы целитель не приблизился к нам, руки бы не разжал. Тем не менее мужчина снова негромко кашлянул, после чего Эрик отпустил меня и поднялся. Отошел от кровати на несколько шагов, вернулся снова: напряженно, недоверчиво вглядываясь в меня. Этот взгляд заставлял меня нервничать еще больше, гораздо больше, чем слова целителя. Леди Ребекка ничего не рассказывала о том, откуда берутся дети, и с Линой мы тоже такое не обсуждали. Большее, о чем говорили — это поцелуи, поэтому все мои познания о… возникновении детей сводились к туманному «от папы с мамой».
— Мисс Руа! Ложитесь, пожалуйста и расслабьтесь, — недовольно произнес целитель, его взгляд, устремленный на меня, словно говорил: «Я же предупреждал». — Мне нужно, чтобы вы и ваша магия находились в состоянии покоя.
Легко ему говорить!
Как я вообще могу расслабиться после такого?!
Ребенок?! Малыш?!
У нас с Эриком будет малыш?!
Попыталась снова поймать его взгляд, но за широкой целительской спиной Эрика было не видно. А может быть, он просто снова отошел подальше?
В этот момент меня накрыла дикая паника.
Почему он молчит?!
Почему не скажет хоть слово?!
Лекарь недовольно хмурился, но с его рук все-таки сорвалась мягкая магия, окутавшая меня коконом. Кожу слегка закололо иголочками, по телу прокатилась теплая волна, и все. Мужчина удовлетворенно кивнул, отступил.
— С вами все в порядке, мисс Руа. С ребенком тоже. Вам придется полежать в постели еще несколько дней, но за то время, что вы провели в магическом сне…
— В магическом сне?
— Да, я погрузил вас в него, чтобы вы быстрее восстановились. Словом, за это время ваша магия снова стала стабильной и теперь набирает силу. Если будете следовать моим рекомендациям, через пару-тройку дней будете, как новенькая. Никакие дополнительные зелья вам не нужны, — он хмыкнул. — Тем более в вашем положении. Просто больше отдыхайте. Месье Эльгер…
Целитель повернулся к Эрику.
— Мне нужно вас осмотреть. Возвращайтесь…
— Оставьте нас.
Это прозвучало так резко, что даже я вздрогнула. Мужчина снова нахмурился:
— Я могу подождать в ваших комнатах.
— Вас позовут, — коротко отозвался Эрик, а потом повернулся ко мне.
Я смотрела на него, силясь понять, что он чувствует, и не могла. На нем снова была эта идиотская маска, которую Эрик надевал всякий раз, когда пытался закрыться. Но почему именно сейчас? Почему от меня?!
— Почему ты мне не сказала? — тихо спросил он, когда лекарь вышел.
— Я не знала, — прошептала растерянно.
— Ты — женщина, Шарлотта! Как ты могла не знать?!
— Но я не знала, — я приподнялась на руках и села. — Как я могла узнать?!
По маске прошла волна, на миг открывшая недоверие.
— Ты сейчас серьезно?
— Зачем мне тебя обманывать? — мой голос дрогнул, я судорожно скомкала пальцами покрывало. — Я не…
Вот тут я снова покраснела.
— Я не знаю, откуда берутся дети.
— Что?!
— Леди Ребекка мне ничего не рассказывала, — пробормотала я, чувствуя себя донельзя глупой. — И я… Мне больше не с кем было об этом поговорить.
Сквозь недоверие на лице Эрика проступило самое что ни на есть настоящее изумление, а затем он прикрыл глаза.
— Счастье твоей… леди Ребекки, — вздохнул он, — что в праздничную неделю мы к ней не поедем. Иначе я бы не удержался от того, чтобы высказать ей все, что думаю.
Эрик шагнул ко мне и опустился рядом со мной на кровать.
— Дети, Шарлотта — это продолжение близости между мужчиной и женщиной. Когда я говорил тебе о детях… — он глубоко вздохнул. — Я понятия не имел, что… Всевидящий!
Я подняла на него глаза.
— Она не рассказывала тебе, что когда ты взрослеешь, гм, кое-что в твоем теле меняется?
— Говорила, — я кивнула и даже не покраснела.
Почти.
Это случилось, когда мне было одиннадцать лет, я здорово перепугалась, но леди Ребекка объяснила, что так бывает у всех женщин раз в месяц, и что потом, когда я состарюсь, оно прекратится.
— И ты ничего необычного не замечала в последнее время?
— Ой.
Действительно, это «раз в месяц» у меня не случилось, но за всеми событиями я даже об этом не задумалась. И не сказать, чтобы сильно расстроилась, потому что когда оно случалось, у меня дико болел живот и кружилась голова.
— Словом, именно это взросление позволяет тебе стать матерью. Лотте, когда между нами все случилось, я думал, что позаботился о такой возможности. Больше того, я был уверен, но…
— Позаботился?! — я моргнула.
Эрик покачал головой.
— В общем… есть определенные средства, которые позволяют избежать рождения детей.
— Избежать? — переспросила я. — Ты хотел избежать нашего ребенка?
Эрик не то зарычал, не то хрипло вздохнул.
— Я не хотел создавать тебе проблем…
— Разве малыш от любимой женщины может быть проблемой?
На этом выражение его лица стало каким-то совсем потерянным, я же искренне не понимала: как так получилось, что… он что, не рад нашему малышу?!
— Ты не рад? — у меня задрожали губы.
Я бы и хотела скрыть свои чувства, но увы, не могла: сейчас я была настолько распахнута настежь, что у меня при всем желании это не получилось бы.
— Не рад?! — Эрик перехватил меня за плечи и заглянул в глаза. — Да я с ума схожу, потому что… потому что больше всего на свете хочу, чтобы ты подарила мне сына. Или дочку, похожую на тебя.
— Тогда почему…
— У людей есть множество причин желать или не желать детей, — хрипло произнес он. — Но мне нет до них никакого дела. Я просто хочу сказать, что когда все случилось между нами впервые, я еще не думал о детях. Но сейчас…
Он перехватил мое лицо, глядя в глаза.
— Ты мое счастье, Лотте. И большее счастье, чем быть с тобой — это разве что знать, что скоро нас будет трое.
Я всхлипнула и прижалась к нему.
— Я люблю тебя, — произнес он, проводя ладонью по моим волосам. — Я люблю тебя и то чудо, которое ты мне подаришь. Хотя я еще ни разу не видел его или ее, я уже с ума схожу от нетерпения. Хочу держать нашего малыша или малышку на руках. Хочу обнимать вас. Хочу сделать вас самыми счастливыми на свете.
Когда он положил ладонь мне на живот, я не выдержала и снова разревелась. Эрик укачивал меня на руках, как если бы я сама была ребенком, но я все равно плакала.
От счастья.
От радости.
От сознания того, что в мою жизнь после долгой стужи наконец-то пришла весна, и что эта весна никогда больше меня не оставит. Потому что моя весна — это он.
***
Сюин помогала мне с прической. Иньфаянка появилась здесь в тот же день, что я пришла в себя, на этом настоял Эрик, и за ней тут же послали. Нам пришлось задержаться в Мортенхэйме: целитель не рекомендовал меня куда-либо перевозить, и Эрик решил остаться. Что касается случившегося той ночью, он мне все рассказал. Рассказал довольно отстраненно, избегая лишних деталей, но теперь я знала гораздо больше, чем мне хотелось бы.
О том, что Мортенхэйм должен был стать ловушкой вовсе не для меня, и о том, что де Мортен использовал приглашение, чтобы заманить нас. К моему великому облегчению, Луиза ни о чем не догадывалась. Разочаровываться в этой удивительной женщине не хотелось, а впрочем, мои чувства вряд ли можно было назвать разочарованием. Скорее, они заставили меня о многом задуматься и сделать соответствующие выводы. В частности, о том, что иногда подлость идет рука об руку с благородством (и речь здесь, как ни странно, не о титулах, что даны от рождения).
— Добавим украшений? — Сюин закончила с прической и кивнула на комплект — подарок Эрика.
Я покачала головой.
— Нет, спасибо.
— Тогда, может быть выпустим пару завитков?
Кивнула, и иньфаянка мне улыбнулась.
Я же снова перевела взгляд на украшения, что были на мне в ту ночь.
Агольдэр уничтожен, виконт Эрден жив, Лавиния поправляется. Как объяснил Эрик, Аддингтону удалось так легко захватить ее сознание потому, что однажды, когда она была совсем юной, Лавиния попала под его внушение. Это знание тоже считалось давно утраченным, но мааджари его успешно применяли, и граф Аддингтон владел им в совершенстве. Как выяснилось, не только им: он захватывал тела людей и убивал тех несчастных девушек, чтобы подставить Эрика. Оставлял на местах преступлений следы, которые явно указывали на него.
Брат Эрика извинился передо мной за слова, что мне довелось услышать, но на него я точно не держала зла. Граф де Ларне, Анри, как он попросил его называть, действительно хотел защитить брата, а в пылу ссоры наговорить можно много всего интересного. Он узнал о планах де Мортена лишь когда приехал в Мортенхэйм, за несколько часов до того, как должен состояться бал. Именно тогда ему пришла в голову эта идея с титулом, поскольку бумаги все равно были при нем: на праздничной неделе он собирался уговорить Эрика его принять.