На первое заседание мы с Михалычем явились тик в тик, проклиная аварию на Южном проспекте. Хорошо, что успели, потому что судья Лозовский, хоть и был самым лучшим вариантом из всех возможных, но вот опозданий и задержек не терпел.
Михалыч занял свое место перед клеткой, в которую завели Макса и который от этого чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. А я тихонечко пристроился в зале, ожидая, пока пройдут рутинные процедуры сверки присутствующих свидетелей со списком, потом объявят состав суда, уточнят, есть ли ходатайства о замене судьи, секретаря или прокурора… А потом мне придется сидеть в коридоре, ожидая, когда вызовут для дачи показаний.
Суд прошел довольно быстро и, я бы сказал, гладко. Я кратко ответил на вопросы, подтвердил алиби Максима, Михалыч потребовал повторную экспертизу, вызвать свидетелей из театра и напомнил про видеозапись. На лицо «потерпевшей» было приятно посмотреть – такого варианта она не ожидала и выглядела растерянной и недовольной.
– Ну что, – потирал руки Михалыч, когда мы шли к его машине, чтобы вернуться в родную контору, – очень все удачно прошло, я считаю. Повторное заседание назначили через месяц, экспертизу независимую сделают, и девушке-красавице деваться уже некуда будет.
– Да, для нее алиби сюрпризом оказалось, – согласился я, с удовольствием вспоминая потрясенное лицо Ларисы. – Жаль только, Максу сидеть в СИЗО еще четыре недели.
– Ну это уже вопросы не ко мне, быстрее вызволить не получится, и так все, – он суеверно сплюнул, – идет более чем быстро. Пусть радуется, что не три месяца и не шесть. Люди вон годами сидят. Невиновные. Не мне тебе рассказывать.
– Да знаю, но все равно зло берет, когда в таких случаях ничего сделать не могу, – я плюхнулся на сидение его старенькой Мазды и пристегнул ремень.
– Плетью обуха не перешибешь, – ответил Михалыч, устраиваясь за рулем и трогаясь с места.
– Как думаешь, каких пакостей следует ожидать с той стороны?
– Ну что ты, какие пакости, – Михалыч ловко вклинился в плотный поток, – прежде чем они перейдут к пакостям, скорее всего попробуют договориться. Но ты все равно будь поосторожнее, господин полицейский сейчас как раненый кабан опасен и непредсказуем.
Я промолчал. Иногда Зотов обращался со мной совсем как с неразумным дитем, можно подумать, такие элементарные вещи я не понимал сам. И подставу можно ожидать любую, тем более что противник у меня сильный и руководит отделом по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.
Дня через три мне показалось, что за мной следят. Ничего против я не имел – пусть их развлекаются, бегать и уходить от наблюдения смысла не видел. Потом пару раз меня останавливали люди в форме, пытались проверить документы и даже покопаться в вещах, но были посланы далеко – за санкцией прокурора. После второго раза вроде бы даже отстали, особенно когда я потребовал уже их документы.
Михалыч тем временем тоже держал оборону – к нему подкатывали и предлагали разойтись полюбовно, говорили, что немедленно заберут заявление и что нашего клиента сразу выпустят. Если бы этой кодле удалось пробиться в СИЗО – а к счастью дядя не обладал такими возможностями и связями – то Макс мог бы и согласиться, но для него такой вариант был бы совсем не хорош, хотя бы тем, что пятно на репутации все равно бы осталось. Ему нужно было только полное оправдание за отсутствием события преступления.
Так что месяц мы с Михалычем прожили почти на осадном положении, стараясь не ходить поодиночке, я пользовался услугами знакомого таксиста, чтобы у некоторых не возникло желания стукнуть меня по затылку в темной подворотне.
Второе, и оно же последнее, заседание прошло так, как и должно было пройти: Макса освободили прямо в зале суда, судья вынес частное определение в отношении потерпевшей. Мать подзащитного благодарила Михалыча и меня со слезами радости на глазах, сам Максим стоял, переминаясь с ноги на ногу и счастливо улыбался, предвкушая скорую встречу с домом.
Единственное, что еще нам предстояло обсудить, – подача встречного иска, но сам Макс был настроен миролюбиво и, кажется, совсем не горел желанием это делать.
– Александр Михайлович, Стас, я вам очень благодарен, поверьте, но мстить не хочу, не хочу трясти грязным бельем, просто не хочу… Она просто была очень расстроена… Пусть все останется в прошлом.
– Максим, – всплеснула руками категорически не согласная с таким поворотом Мария Петровна, – это не месть, а только справедливость!
– Я тоже рекомендую подать иск, – сказал я, но наткнулся на твердый взгляд Максима и понял, что тот вряд ли прислушается и сделает так, как советуют.
В любом случае, обсуждать данный вопрос прямо здесь было бы глупо, и мы вежливо попрощались, расставшись у входа в здание суда: Макс с мамой пошли на автобусную остановку, а мы на стоянку, где была припаркована старушка-Мазда Михалыча.
Возвращаться на работу не хотелось, но в конторе ждала чертова прорва бумаг, которая сама по себе не рассосётся. Было немного жаль, что Макс не хочет довести дело до логического конца, но в конце концов, это было его право. Только он не учитывает, что вне зависимости от его иска уголовное дело на Ларису все равно заведут – когда она писала свое заявление, ее предупреждали об ответственности за дачу ложных показаний. Теперь девушке грозит реальный срок в колонии лет на пять, и только если очень повезет, или если у дяди есть связи, то сможет отделаться солидным штрафом. Хотя меня теперь это уже совершенно не касается.
Глава 6
К пятнице я вымотался так, что очередной поход к родителям воспринимался не иначе как пытка. От одной мысли о том, что вот завтра придется вылезать из кровати, приводить себя в порядок, напяливать унылый костюм и торчать полдня среди людей, которым мои интересы и проблемы не то чтобы по барабану, а скорее они судят о моей жизни по своим представлениям о ней, становилось еще тоскливее. Опять же почти невозможно объяснить, что по работе мне приходится столько общаться, столько вести разговоры, что иногда хочется просто помолчать, посидеть в тишине и чтобы никто, ни одна даже самая родственная душа не доставала нотациями и рассказами о распродажах.
Нельзя сказать, что я не люблю своих родных, что они меня раздражают и я не хочу их видеть. Совсем нет. Просто иногда накатывает желание забиться в раковину и не выползать из нее какое-то время. Пока шел домой, обдумывал идею позвонить предкам и сказать, чтобы завтра не ждали. Или даже отправить смску, чтобы не выслушивать стенания мамы. Да, я понимаю, что она соскучилась, да, ей хочется, чтобы сыночек хотя бы раз в неделю хорошо кушал, в идеале так вообще привел бы знакомиться невесту, но сыночку уже за тридцать, и у него вполне может быть личная жизнь, например…
– Алло, пап, я не смогу завтра прийти, – идея звякнуть отцу возникла неожиданно, маме он все передаст, а мне нет необходимости выслушивать ее монолог, – нет, ничего не случилось, меня друзья позвали на шашлыки. Ну и что, что зима? Там большой теплый дом, баня… Хорошо, пап, пока. Привет всем.
Я засунул смартфон обратно в карман куртки. Врать, конечно, нехорошо, хотя я не вру – я фантазирую! Продолжая улыбаться этой внезапно пришедшей в голову мысли, я зашел во вращающиеся двери супермаркета: раз уж я внезапно оказался совершенно свободен, то нужно позаботиться и о пропитании. Готовить я умел, но не любил, а поэтому покидал в тележку несколько пакетов с замороженными полуфабрикатами и овощами, сыр, немного колбасы и пару пакетов сока и пошел на кассу, прихватив по дороге бутылку колы. Просто на всякий случай – вдруг мне захочется выпить сегодня вечером? Бар был забит подношениями благодарных клиентов, которые моими предпочтениями не интересовались, а дарили спиртное исключительно на свой вкус. И только дорогое. Я не возражал, по опыту зная, что проще принять и поблагодарить, чем отказываться, нанося сильнейшую обиду.
Дома усталость накатила с новой силой, смешиваясь с радостью от того, что завтра я целый день дома. Захотелось настоящего релакса, полного расслабления, и я налил в ванну воды, добавив туда почти все средства, что были в наличии: от купленной не так давно морской соли с какими-то травяными экстрактами, до странных шариков с маслом, подаренных на прошлый Новый Год сестрой. Для полного счастья откопал у себя на полках купленный сто лет назад томик детективных рассказов – чем еще заняться в ванне адвокату? – и с удовольствием погрузился в пену.
Так что, когда я добрался, наконец, до кровати, в голове была блаженная пустота, а тело было расслабленным и почти невесомым, видимо произвольная композиция из солей и масел оказала нехилое релаксирующее действие, хотя, быть может, это просто и самовнушение. Завернувшись в одеяло, я еще некоторое время смотрел на зеркальную дверцу шкафа, позволяя себе немножечко помечтать о завтрашнем дне, о том, как вытащу полученную третьего дня на почте посылку, примерю обновку и буду... да просто не буду ее снимать целый день! С такими позитивными мыслями я и уснул.
С утра я некоторое время раздумывал, застилать ли постель. Поколебавшись, решил этого не делать, расправив только сверху одеяло, разгладил руками белоснежный сатин. Других расцветок я не признавал – почему-то всякие там цветочки-орнаменты казались мне до ужаса вульгарными.
Положил на одеяло вынутую из коробки обновку, расправил, огладил ладонями, наслаждаясь гладкостью шелка и любуясь насыщенностью цвета. Теперь, когда до момента примерки оставалось все меньше времени, внутри явственно ощущалась дрожь предвкушения.
Единственное что немного огорчало – необходимая задержка, без которой, увы, все остальное не имело смысла. Прежде чем надевать такую вещь, стоило привести себя в порядок и сделать кое-что еще, пусть и неприятное, но тоже необходимое.
В ванной пришлось немного задержаться, подождать, пока впитается крем, которым пришлось увлажнить тело, потому что кожа сохла от центрального отопления и низкой влажности. Портить обновку жирными пятнами совсем не хотелось, и я терпеливо ждал, когда можно будет пойти в комнату и не испортить дорогую вещь.
Сходил на кухню, выпил чашку кофе с коньяком, не обращая внимания на то, что прохладный воздух холодит обнаженное тело. Проверив еще раз, убедился, что прошло достаточно времени, крем впитался и можно идти надевать обновку, не опасаясь ее испортить.
Шелк ласково льнул к телу, от скольжения ткани по коже пробегали волны удовольствия, совершенно не помогающие возиться с застежками. Дело это было тонкое и даже, я бы сказал, муторное. В процессе я закусывал губу, чтобы болью хоть немного отвлечься от ощущений, и запрещал себе смотреть в зеркало. Мои ладони скользили по бокам, а я мечтал, что это чужие руки, сильные, властные, умелые… До того счастливого момента, когда эти мечты станут явью, было еще долго, отпуск по графику только через три месяца, а пока… Пока придется самому.
Я лег на кровать поперек, взял лежащие в коробке анальные шарики. Они были новенькие, еще ни разу не использованные, прозрачные. Внутри по прихоти изготовителя как в каплях янтаря застыли разноцветные абстрактные фигурки, придавая игрушкам легкомысленный вид. Я смотрел как, повинуясь моим пальцам, они исчезают в отверстии ануса, неохотно поддающемся нажиму. Сначала один, потом второй. Отражение смотрело на меня выжидательно, чуть напряженно, как будто тот я, что из зеркала, не знал чего ожидать от меня настоящего. Внутри шарики холодили слизистую, постепенно нагреваясь и становясь все менее ощутимыми, снаружи не было ни одного признака, что внутри меня что-то есть. Я улыбнулся и облизал губы, вставая. Отражение повторило движения и замерло, пристально вглядываясь в меня, молодого человека в алом корсете и со стоящим членом. Я провел рукой по головке – нет, еще не время, я собирался продлить удовольствие как можно дольше – и потянулся за кожаным шнурком, который должен был помочь в этом деле.
Звонок в дверь прозвучал резко и настолько неожиданно, что я дернулся: менее подходящего момента для визита найти было невозможно! Я замер, даже затаил дыхание, как будто через дверь меня можно было услышать. Звонок разразился настойчивой трелью еще раз. Открывать не хотелось, но ведь могли зайти соседи, с какой-нибудь претензией. Не откроешь – придут с милицией и представителями ЖЭКа.
Сжал зубы и накинул халат, плотно завязав узел на талии – идти разбираться все равно нужно. Чуть помедлил в прихожей у дверного глазка, но разобрать, кто стоит на лестничной площадке, не удавалось – человек стоял вполоборота, и почему-то тянулся к кнопке звонка левой рукой, закрывая половину лица.
– Кто там? – решительно и недовольно спросил я.
– Стас?! – встрепенулся непрошенный визитер, поворачиваясь анфас. – Это я, Макс.
Я прислонился лбом к прохладному дверному полотну, металл остужал кожу, но никак не помогал успокоиться. Хотелось заорать: какого черта! Ну какого черта ты приперся ко мне утром в субботу?! И главное, зачем? Ну почему нужно было испортить мой выходной, лишить меня праздника и…
– Стас? – он зачем-то подергал ручку двери, ну да, не открывается.
– Заходи, – я все-таки нашел в себе силы открыть замок, что делать, все равно уже день испорчен, но оставалась надежда все-таки выпроводить его побыстрее.
– О, ты спал? Прости, не думал, что в час дня ты можешь…
– Чего хотел? – я непроизвольно затянул пояс халата сильнее.
– Ну-у, – его несколько смутил мой недружелюбный настрой, еще бы узнать, кто сдал мой адрес, – поблагодарить пришел. Вот, – он протянул черный пакет, в котором угадывались очертания коробки.
– Спасибо, – я подождал, но Макс уходить не собирался, наоборот, сосредоточенно пыхтя, стал развязывать шнурки.
Дверь в спальню была прикрыта, запирать демонстративно я не решился, прошел в кухню и поставил чайник. Что еще сделать, я не знал и просто присел на табурет возле стола и пристроил пакет рядом. Появившийся через несколько секунд Макс, вытащил из него бутылку Remy Martin в подарочной коробке с двумя бокалами и коробку французских же шоколадных конфет.