— Ты сказала Рози о нашем круизе? — спросил генерал, делая дерзкую попытку сменить тему разговора. Его слезы или их недостаточное количество чересчур долго были предметом обсуждения.
— Нет, потому что еще ничего не решено.
— Да нет, все решено, — заявил генерал. — Ты же сама сказала, что нам нужно поехать в Азию.
— Это было до того, как ты распоясался и стал критиковать то, как я вожу машину. Ты же знаешь, как я к этому отношусь. Как ты смеешь презирать меня и в то же время рассчитывать на то, что я поплыву с тобой в Азию?
— Вы хотите сказать, что собираетесь уехать и оставить меня одну? — спросила Рози. В ее голосе звучала тревога. — Я думала, что вы будете рядом, хотя бы пока Вилли не вернется — если он в самом деле вернется.
— Не волнуйся! Мы не уедем и не оставим тебя одну до возвращения Вилли, — успокоила ее Аврора. — Круиз по Азии требует многомесячной подготовки. Поскольку Гектор только что сказал, что считает меня маньячкой, он, очевидно, не разрешит мне заниматься планированием, а это означает, что ему придется заняться этим самому. Он никогда ничего не планировал, если не считать высадку в Нормандии, хотя я сомневаюсь, что ему позволили планировать существенную часть этой операции. Поэтому подготовительная стадия поездки в Азию продлится, по всей вероятности, несколько лет, а к этому времени Вилли сможет пройти не то что один курс лечения, а этак с дюжину. Конечно, если ему это понадобится.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что он не сумеет излечиться от этого с первой попытки? — спросила Рози. Она и сама сомневалась, что Вилли вылечат с первого раза, и настороженно прислушивалась к тому, что об этом говорили другие.
— Рози, я просто оговорилась, — сказала Аврора. Ты что, в каждом моем слове ищешь самый мрачный смысл?
Генерал размышлял о том, как он ненавидит турагентов, покупку авиабилетов, и о том, что теперь ему придется пытаться разобраться с тем, какие из отелей вызовут у Авроры наименьшее отвращение. Если ему придется заниматься всеми приготовлениями, а в поездке что-нибудь будет не так, Аврора наверняка разгневается на него. Она часто пребывала в гневе даже тогда, когда сама занималась планированием и выбором отелей. Она тогда по нескольку дней, а то и недель выдерживала его в глубокой заморозке. Когда они поехали в Каир, она вообще едва удостоила его словом за все то время, что они там были, и все из-за какого-то недоразумения, в котором он, в сущности, и не был виноват.
Он подумал, что поездка в Азию могла оказаться их последним круизом. Но даже если они купят каюту-люкс с большой кроватью, ему это не очень-то поможет, если Аврора начнет злиться еще до отъезда. Он решил, что во имя будущей гармонии он извинится за то, что назвал ее маньячкой, и немедленно приступил к осуществлению задуманного.
— Во имя гармонии я извиняюсь, — промолвил он. — Безусловно, ты не маньячка, просто так получилось, что ты вела машину, как маньячка.
— Тьфу ты, не надо было говорить последних слов, — расстроилась Рози. — Они словно перечеркивают первые, а первые слова были ужасно приятные.
— Не обращай внимания, я думаю, он имел в виду что-то хорошее, — сказала Аврора. — Он знает, что спланировать поездку ему не по силам, поэтому то обстоятельство, что он заставил себя извиниться — а с ним это бывает крайне редко, — уже о чем-то говорит. Даже если он все испоганил.
Генерал почувствовал некоторое облегчение, но вдруг, выглянув из окна, заметил, что на улице, по которой они едут, нет зеленых аллей и огромных домов вдоль дороги, как на улицах в Ривер-Оукс. По сторонам улицы стояли какие-то склады, росли сорняки, виднелся железнодорожный вагон и стояли какие-то некрашеные остовы домов.
— Это дорога ведет не домой, — объявил он. — Кроме всего, ты еще и сбилась с пути?
— Да тише вы, а то наживете неприятностей больше, чем уже имеете, — предупредила Рози. — Она не потерялась, она просто едет в бар «Поросенок».
— Да, Гектор, — подтвердила Аврора. — Все это было сплошной пыткой, а самое лучшее, что можно сделать после пытки — это поесть. Я уверена, что после пары ломтей пирога с мясом ты поймешь, что я права.
— Мне не нравится мясной пирог, но вы обе можете, натолкать в себя все, что захотите, — проворчал генерал. — А потом, может быть, мы доберемся до дому.
В прохладном зеленом кабинетике в баре, после того как он позволил Авроре дать ему пару раз откусить мясного пирога, генерал почувствовал, что очень-очень устал. Возможно, это было из-за ссоры с Авророй, или же из-за ожидания в душной машине, или еще из-за чего-нибудь. Думать об Авроре и об огромной каюте-люкс было приятно, но он так устал, что едва поднимал стакан чаю со льдом. Казалось, силы оставляют его, и на минуту-другую он даже подумал: а до азиатской ли поездки ему теперь? Он когда-то служил в Маниле и совсем немного в Бирме. Подумав об Азии, он припомнил, как трудно ему работалось у Мак-Артура, да и служить у Джо Стилвела, Джо-Уксуса, как его прозвали, тоже было не сахар. Обоим невозможно было угодить. В какой-то момент от напряжения у него даже наступило прободение язвы желудка, но сейчас он не мог припомнить, было ли это при Мак-Артуре или же при Стилвеле. Что он помнил лучше, так это чувство огромного облегчения, которое он испытал, когда его перевели обратно в Европу. И все же поехать в Азию в каюте-люкс с огромной кроватью, несомненно, намного легче, чем служить под началом Стилвела или Мак-Артура. Силы могли вернуться к нему, а вот сейчас, пока он сидел в баре, ему казалось, что все силы куда-то стремительно ускользают от него. Он с трудом прожевал последний кусок пирога. Он с трудом держал глаза открытыми. Он с трудом сидел прямо на стуле. Гектор посмотрел на Рози и, к своему удивлению, испытал шок, увидев вместо головы Рози голову генерала Стилвела. Он боялся взглянуть на Аврору — опасаясь, что она будет похожа на Мак-Артура. Генералу вдруг стало грустно — невыносимо грустно. Того, что они с Авророй раздумывали о поездке в Азию, было недостаточно, чтобы его прежние командиры стали появляться в этом баре. Они не нравились ему и тогда, когда он был молод, и ему не хотелось, чтобы они появлялись у него перед глазами теперь, когда он состарился. Это сильно сбивало с толку, и на миг ему стало жаль, что не случилось ничего такого, что заставило бы Аврору передумать и проехать мимо «Поросенка», обойдясь без этих пирогов. Если бы ее как-то удалось переубедить, то сейчас они были бы дома и он мог бы сидеть в своем кресле и подремывать. Но, конечно, Аврору никогда невозможно было переубедить. В этом было ее очарование, это по-прежнему восхищало его в ней. Даже Рози было не просто переубедить. Поэтому они и сидели в этом баре, и силы вытекали из него, словно кровь из глубокой раны, и его старые командиры звали его, и он чувствовал, что ужасно запутался. На мгновение зал вдруг осветился ярко-синим, — он подумал, что, наверное, ему представился порт Гонконга, который должен был быть такого цвета, когда они с Авророй подплыли бы к нему на корабле. Он увидел себя в белых брюках — нужно купить новые белые брюки. Они могли бы стоять на верхней палубе, когда перед ними появился бы этот гигантский порт. Но тут блистающая синева постепенно померкла и перед его глазами появилась серая пелена, которая простиралась вдаль, словно океан, и ввысь, словно небо. На миг серую пелену прорезали тени — это официантки двигались по залу, убирая посуду со столов, — потом тени стали неясными, серая пелена казалась неподвижной, и он благодарно скользнул в нее, словно в бассейн с теплой водой.
Голова генерала качнулась и оказалась на плече у Авроры. Она в эту минуту занималась тем, что заканчивала разгадывать кроссворд, который начала еще утром. Она уже не раз замечала, что слова, которые дома она не могла отгадать, просто выскакивали из извилин, когда она сидела в «Поросенке» над куском пирога, который был всегда к ее услугам, чтобы помочь ее размышлениям.
Рози бросила взгляд через стол и увидела, что генерал уснул. Ну что ж, пусть бедный старичок подремлет. И пусть Аврора занимается своим кроссвордом и ничего вокруг не замечает. Что до нее, они могли бы сидеть здесь до вечера. Генерал мог бы дремать, Аврора могла бы решать свои кроссворды, а она потягивала бы кофеечек и оттягивала бы минуту, когда придется вернуться к себе в комнатушку и понять, что Вилли не будет сидеть рядом с ней целых сорок пять дней и сорок пять ночей.
Ты что, серьезно намерена тащить бедного старичка в Китай или куда-нибудь еще? — спросила она, наливая себе в кофе сливки. — Смотри, как он устал, — добавила она, приготовившись услышать, что генерал вскоре захрапит. Ему редко удавалось не захрапеть в течение первых тридцати секунд после того, как он засыпал. У него отпадала челюсть, и раздавался храп.
— Круиз — это его идея, но я бы пока предпочла не думать об этом. Сначала — кроссворд, если ты не возражаешь, — сказала Аврора.
— Зачем было соглашаться, если ты не собираешься ехать, — недоумевала Рози. — Ты же знаешь, что для него значит сильно захотеть чего-нибудь.
— Да, не надо было. В конце концов, сколько я себя помню, он всегда хотел быть со мной и подарить мне свое сердце.
Лорна, пожилая официантка, которая часто обслуживала этих двух дам, подлетела к их столику с дымящимся кофейником. Она хотела снова наполнить их чашки и уже почти наклонила носик кофейника над чашкой Рози, в которой оставалось еще немного сливок, как вдруг, сама не зная почему, бросила взгляд на генерала Скотта. Тот был мертв.
Лорна проработала в «Поросенке» уже много лет и всякого повидала, но даже такую опытную женщину шокировал вид мертвого генерала, сидящего в одной из кабинок, которые она обслуживала.
— О Боже! — вскрикнула она так, что Рози немедленно встрепенулась. Этот крик тем не менее не произвел никакого эффекта на Аврору, которая в минуты своих занятий с кроссвордом редко отрывала от них глаза.
Рози на минуту подумала, что Лорна, наверное, пролила кофе, что было бы весьма необычно. Лорна была так искусна, что могла налить кофе с трех метров. Но на столе не было разлитого кофе, и когда Рози подняла взгляд, Лорна тактично кивнула головой в сторону генерала, который, казалось, уютно устроившись, дремал на плече у Авроры. Рот у него и вправду, как всегда, был открыт, но храпа не было.
Секундой позже и до Рози дошло, почему генерал не храпел и почему он уже больше никогда не захрапит. Пораженная, она почувствовала, что у нее закружилась голова — правда, всего на минуту. Нужно было подумать и об Авроре — Аврора пока не поняла, что на плечо ее облокотился мертвец. Она нетерпеливо постукивала пальцем по столу — она так довольно часто поступала, когда искала нужное слово.
Рози повернулась за помощью к Лорне, но на Лорну так сильно подействовало то, что только что произошло, что проку от нее не было. Рука, в которой она держала кофейник, начал дрожать, и ей пришлось отказаться от мысли добавить Рози кофе.
Рози взглянула на Аврору, надеясь, что та поднимет на нее глаза — одного взгляда было бы довольно.
— Мил… — сказала Рози и остановилась.
Аврора начала ощущать какое-то беспокойство, что бывало с ней и прежде. Это было ощущение того, что произошло что-то такое, о чем ей не хотелось знать. Между тем атмосфера в баре вокруг нее как-то изменилась. Все затихли. Не было слышно даже позвякивания бокалов. По «Поросенку», месту, где жизнь обычно била через край, где всегда было шумно, весело, расползалась тишина.
— Милая, — сказала Рози снова.
Аврора неохотно взглянула на Рози; та была очень бледна. Она взглянула на Лорну, которой пришлось даже поставить кофейник на соседний столик. Лорна тоже побледнела и, казалось, дрожала. Наконец Аврора взглянула на Гектора, который что-то уж слишком тяжело прислонился к ее плечу. И тут она поняла, что закончить кроссворд ей теперь не придется. Теперь стало понятно, почему в баре наступила такая тишина, и ее ощущение, что произошло что-то, о чем ей не хотелось знать, было совершенно точным.
Она аккуратно надела колпачок на авторучку.
— Ну, Гектор, ты… — сказала она тихо-тихо. Ты… Я же только начала снова любить тебя.
— У него была хорошая жизнь, у твоего друга. Я так думаю, — сказала Рози.
3
Мелани всего два часа назад вернулась с похорон генерала, а Брюс уже успел сообщить ей, что спит с Кэти. Встречая ее в лос-анджелесском аэропорту Экс, он держался очень отчужденно, поэтому даже поддерживать разговор по дороге в Долину было трудно. Еще не доехав до дому, Мелани уже задавала себе вопрос: зачем она вернулась? Она провела в Хьюстоне десять дней — бабушка и Рози стали уже привыкать, что она живет с ними, и начали подстраиваться под нее, но ей в общем-то нечего было там дольше оставаться. Когда они с Брюсом разговаривали по телефону, она разнервничалась — ей хотелось спросить у него что-то. Он никак не касался ее возвращения. Он не сказал ей, что ждет ее, но не сказал, что не ждет. У него в голосе звучала печаль, словно разговаривать с ней было для него мукой. Буквально каждый раз после этих разговоров Мелани плакала. Она соскучилась по нему, но он ничего подобного не говорил, и если его голосу можно было верить, он по ней не скучал.
— Ну и зачем тебе возвращаться? — спросила как-то Рози, когда Мелани расплакалась. — Если он не может придумать ничего, чтобы не так разговаривать с тобой, то он просто никудышный, а если он никудышный, зачем тебе возвращаться? Оставайся с нами, поможешь нам с бабушкой.
— Оставайся с нами и поможешь нам снова стать такими, какими мы были, вот что ты хотела сказать, — промолвила Аврора. — Иногда я думаю, что ты даже больше меня скучаешь по Гектору.
— Это точно, я ужасно по нему скучаю, даже не знаю почему, — согласилась Рози. — Мне так жаль, что мы больше теперь не услышим его старенький надтреснувший голос.
— Но Мелли в этом не виновата. У нее нет ни малейшего повода сидеть здесь возле двух ворчливых старух и грустить.
— Но Брюс ни на что не годится, — гнула свою линию Рози. — Он просто глупенький, никудышный обманщик, и я об этом подумала, едва увидела его впервые.
— Знаешь, это описание более или менее подходит вообще ко всем представителям мужского пола.
— К Вилли оно не подходит. Жалко, что он еще не вернулся, — всхлипнула Рози, вытирая слезы. Ей приходилось вытирать их всякий раз, когда кто-нибудь упоминал о Вилли.
Аврора вздохнула, но не заплакала. Она взглянула на внучку, пухленькую, нахохлившуюся от расстройства, и стала думать, что бы ей посоветовать. Вполне вероятно, Рози не ошибалась в отношении этого молодого человека, Брюса, но тот факт, что она была права, никак не мог помочь Мелани, которая, судя по всему, любила его.
— Почему бы вам обеим не отправиться в твой спортзал и не попрыгать там как следует, — сказала она Рози. — Мелли могла бы при этом скинуть килограммчик, да и самой тебе хорошо бы отвлечься от мыслей о Вилли, если это только в человеческих силах.
Лишь накануне они получили печальное известие, что лечение Вилли идет не слишком удачно и что, возможно, ему придется провести в Алабаме еще целый месяц. Известие убедило Рози в том, в чем она и так была почти убеждена, а именно: выздоровеет он или нет, а быть ее любовником Вилли больше не собирается. Никогда он не вернется. Вилли звонил им каждые два-три дня, за что платила Аврора, и говорил прямо противоположное — что ему не терпится вернуться и что он все еще хочет быть с ней, но в глубине души Рози ему не верила.
На следующий день Мелани решила: теперь или никогда. Она заказала место в самолете, позвонила Брюсу. Еще одним плохим предзнаменованием было то, что Брюсу не очень-то хотелось ехать встречать ее в аэропорт. Он сказал, что отработал подряд две смены на бензоколонке и уже настолько обалдел, что едва ли доедет в такую даль. Он даже уговаривал ее сесть в автобус до аэропорта Голливуд-Бербанк, куда ему будет гораздо легче добраться.
— Брюс, я ведь прилетаю в одиннадцать сорок, это почти полночь, — объяснила Мелани. — Мне что, нужно ехать ночью через весь Лос-Анджелес на автобусе?
Тогда Брюс высказал предположение, что бабушка могла бы дать ей денег на такси, согласившись, что садиться в автобус в полночь было делом нешуточным. Мелани уже почти теряла терпение — он что-то уж очень против всего возражал — и едва не заплакала. Брюс, наконец, уступил и довольно мягко сказал, что все в порядке, он приедет и заберет ее.