Улыбаюсь, ожесточенно так, безумно, начиная понимать, что к чему. И почему я уверен, что они не шутят?
Мужчины, их все-таки трое, в дорогих темных костюмах, явно профессиональные бойцы, и если судить по их действиям, убивать меня приказа не было, а значит, со мной решили поиграть. У одного из верзил был ствол, я отчетливо его видел, но в ход его он так и не пустил, а это значит, что давление должно быть минимальным, но болезненным. Твари!
- Понял? – дернув за волосы, заставляют поднять голову вверх, вынуждая заглянуть в глаза, и вот что странно, не чувствую от них агрессии или злобы, просто люди выполняют свою работу. Эта хладнокровность пугает, знаю, что если им отдадут приказ «Убить», они его выполнят…
- Я подумаю, - огрызаюсь и знаю, уверен, что… так и есть, болезненный удар в солнечное сплетение напрочь выбивает воздух из груди, падаю на пол, ощутимо прикладываясь плечом, и тихо подвываю, слыша, как гости покидают квартиру.
Несколько минут уходит на то, чтобы заново научится дышать, легкие обжигает от каждого вздоха, голова кружится, губы пересохли и ужасно хочется пить. Кое-как сев, откидываюсь на стену и несколько минут безуспешно пытаюсь достать телефон из куртки. Психанув, сдираю ее, о чем тут же жалею, боль моментально напоминает о себе. Просто дышу, пытаясь совладать с собой, затем подтаскиваю к себе куртку и все-таки достаю телефон, чудом оставшийся целым.
- Сань, зайди ко мне, - прошу соседа, едва удерживая телефон в руке, и, сорвавшись на кашель, нажимаю отбой.
Сползаю на пол, как раз из сидячего положения ползти не далеко, и свернувшись клубочком, тихо подвываю, едва загоняя кислород в легкие маленькими порциями. Все тело ноет, каждая клеточка пульсирует и отдается болью, а мне смеяться хочется, хохотать в голос, да сил нет.
Краем уха слышу, как хлопнула входная дверь, торопливые шаги, и стоит увидеть знакомые серые кроссовки перед носом, выдыхаю с облегчением и снова срываюсь на кашель. Если бы сейчас завалился Вик, я бы его точно прибил, как свидетеля своей слабости, которую видеть ему уж точно не позволено.
- Глеб? – Сашка садится передо мной на колени и с неподдельной тревогой пытается заглянуть мне в глаза.
Но стоит только попытаться подняться, как тревога сменяется ужасом и он, не сдержавшись, закрывает себе рот руками, делает несколько глубоких вздохов и решительно открывает глаза.
- У тебя есть бинт и зеленка? – не могу не съязвить, видя его побледневшую физиономию.
- Думаешь, поможет? – он осматривает меня, задирает свитер, шарит по ребрам, слушая мои хриплые маты и завывания, когда пальцы делают особенно больно, и подводит не утешительный итог:
- К врачу надо.
- Кому надо? - боле-менее целой рукой опускаю свитер на место и пытаюсь дотянуться до сигарет, валяющихся неподалеку.
- Тебе, придурок.
- Поломали? – решаюсь уточнить.
- Нет, точно не уверен, надо рентген делать. Тебя тошнит? Голова кружится? – он начинает тараторить, а у меня от его жужжания голова просто неебически сильно трещит и вот-вот лопнет, разбросав мозги, если они есть, по всем стенам красочным узором авангардиста.
- Мне заебись. Да прикури ты, - рычу, когда с пятой попытки не удается выбить огонек из зажигалки.
- Ебнулся? Легкие пожалей! – возмущается, и выхватив сигарету из моих губ, отшвыривает ее в сторону.
Проследив ее полет и нервно сглотнув слюну, перевожу на него взгляд полный ненависти.
- Да хоть испепели меня, пока врачи не посмотрят, хер ты курить будешь. Все, встали.
И мы встали. Ну как, мы? Он встал, поднял меня, взвалив себе на плечо, и потащил на выход. Как я был рад каждой ступеньке, пропитанной потом, болью и матами, которые из меня так и перли. Пока доехали - вырубился, и когда очнулся, Саня с полными шока глазами тряс меня за плечо, стараясь привести в себя. Если сказать, что в тот момент я его ненавидел – это ничего не сказать.
Нас приняли без очереди и документов, зря что ли Сашка здесь практику проходит? Медик, едрить его через коленку. Рентген и грамотный осмотр врача сообщили радостную для меня новость: переломов нет, разрывов и внутренних кровотечений тоже. Ушибы, синяки, ссадины, не смертельно, но малоприятно и главное совместимо с жизнью, что само по себе неплохо. Накачали какой-то хренью, таблеток всунули, поставили болезненный укол, покусившись на самое дорогое место, отвечающее за неприятности, и выпнули домой.
- Мне остаться? – спрашивает Саня, когда мы уже заходим в подъезд.
Тушу окурок о стену, отшвыриваю его на подоконник и поднимаюсь дальше. Остановившись возле его двери, жду, пока он доковыляет, забираю связку ключей и сам открываю двери, затолкнув его внутрь, захожу следом. Нет, я не собираюсь его трахать, и он это знает, видит по моему состоянию, просто идти домой нет никакого желания. Я не боюсь, отнюдь, в этой жизни меня уже ничем не напугаешь, просто не хочу, чтобы Вик приперся среди ночи и застал меня в таком убогом состоянии.
Скидываю с себя ботинки, глухо матерясь и морщась от боли, когда приходится нагибаться, чтобы развязать шнурки, и топаю в ванну. Быстрый душ, грязные вещи, пропахшие медикаментами, забрасываю в стиралку и ставлю на средний режим. Надев боксеры, присаживаюсь на край ванной и с нескрываемым любопытством рассматриваю себя в зеркале напротив. Правый бок потемнел и скоро выползет здоровенный синяк, левое плечо так же украшено ссадинами, про ноги вообще молчу, там живого места нет. Хоть по лицу пинать не стали, а то расхлестали бы в сплошное месиво. Так, ссадина над скулой, и нос немного припух, а так все отлично, почти красавчик. Печально улыбаюсь сам себе и перевожу взгляд на притихшего в проеме двери Сашку.
- Красавчик? – спрашиваю у него не без иронии.
- Тебе идет, привычно уже, - глухо отзывается и пройдя внутрь, ступая босыми ступнями по влажному кафелю, пару минут роется в аптечке, беззвучно матерясь себе под нос, и отыскав желаемое, начинает мазать меня отвратительно пахнущей мазью. Запах просто убийственный. Морщусь и отворачиваюсь, на что слышу его приглушенное хмыканье.
Он спускается ниже, мажет ноги, осторожно касаясь пострадавших мест. Уже почти не чувствую боли, то ли организм включил защитную функцию, то ли обезболивающее подействовало, но хочу я сейчас две вещи: спать и курить, и желательно одновременно.
Когда Сашка заканчивает с телом, переходит на лицо, морщусь, отворачиваюсь, даже пытаюсь уговорить его прекратить эту ужасную пытку, но он умело отбивает мои руки в стороны и все-таки мажет меня этим адским зельем.
Не в силах больше терпеть, утыкаюсь ему лицом в плечо и затихаю. Он замирает, словно пытаясь понять, что только что произошло, и тяжело выдохнув, убирает тюбик с кремом в сторону, опуская его слишком громко на стиралку, обхватывает меня чистой рукой, тонкими пальцами забираясь мне в волосы, и ненавязчиво перебирает их, пропуская каждую прядь сквозь пальцы. Становится приятно и тепло, спокойно даже, организм сдался, и в тот момент, когда почти засыпаю, он безжалостно отстраняется, легко улыбается мне одними уголками губ, и почти силой поднимает на ноги. Пока я матерю его, холодный пол, открытую форточку, из которой тянет прохладой, и вообще всю планету в целом, он удачно доставляет меня в комнату и опускает на уже расправленный диван. Осторожно укладывает и собирается уйти; ага, так я его и отпустил.
Дергаю его на себя, поморщившись от прострелившей боли в руке. Он падает на диван, чудом не грохнувшись на меня, и поворачивается ко мне спиной. Обнимаю его за живот, крепче прижимаю к себе, и уткнувшись ему между лопаток, стараюсь заснуть. Извернувшись неведомым образом, укрывает нас одеялом и наконец-то затихает.
- Глеб?
- М-м-м, - мычу сквозь полудрему, едва сдерживаясь, чтобы не наорать на него.
- Кто тебя так?
- Дяденьки.
- Я понимаю, что не толпа телок. Я серьезно. Это из-за пацана того?
- Не твое дело.
- Глеб! – рявкает он, и на лицо сама собой выползает ехидная ухмылка.
Когда он пытается на меня наорать, это выглядит, как маленькая собачка, та, что карманная, тявкает на добермана. Крику много, а толку ноль.
- Закрой ебало и спи, - прошу почти вежливо и он, в конце концов, затихает. Не успокаивается, нет, тяжело дышит, сопит и рычит сквозь зубы, но такое бормотание даже успокаивает.
Просыпаюсь от жужжания над ухом. Эта неприятная вибрация пробирается прямо под кожу и, кажется, поддавшись ей, сам начинаю вибрировать.
Первая мысль, что это будильник, но стоит только попытаться дернуться, как все тело простреливает болью, правда не такой резкой, как вчера, но приятного все равно мало.
- Трубку возьми, - сонно сопит Сашка, прижимаясь к моей груди и даже не пытаясь проснуться.
Развернувшись на живот и обласкав всеми цензурными словами, которые только знал, того, кто решил обо мне вспомнить, тянусь за телефоном.
- Гадство, - срывается с губ, когда вижу имя звонящего.
- Кто? – лениво интересуется Сашка, все-таки развернувшись ко мне и разлепив оба глаза.
- Рот закрыл и ни звука, - прошу, дожидаюсь его кивка, и только тогда нажимаю на «принять вызов».
- И где тебя, сука, черти носят? - эти недовольные нотки кажутся такими знакомыми, что начинаю неконтролируемо лыбиться как долбоеб, не задумываясь, что как бы тут не один.
- И тебе доброе утро.
- Я спросил, где ты, а не какое у меня утро, - шипит, слышу грохот чего-то, и почему-то уверен, что пинают мою дверь.
- А ты где?
- А я первый спросил, - меняет интонацию на приторно-сладкую.
По телу помимо ноющей боли начинают ползти ленивые мурашки. Но все-таки перестаю улыбаться.
- По делам выскочил.
- Будешь когда?
- Двадцать минут.
- Пятнадцать, иначе…
- Уедешь? – прозвучало слишком воодушевленно.
Следующие минут пять я слушал, какой я долбоеб, умиляясь его изобретательности построения предложений, смысл которых один и тот же, но меня все время называли по-разному, используя просто феноменальное количество отборного мата. Потом он бросил трубку, сообщив, что время пошло.
Топот за дверью услышали мы оба. Это хорошо, что он решил подождать на улице, это очень хорошо.
Встаю, матерясь вслух, с трудом переползая через Сашку, сдерживаюсь, чтобы не скинуть его с дивана и просто не скатиться на пол. Принимаю душ, смывая с себя эту пахучую дрянь, натягиваю на тело вещи, которые волшебным образом оказались висящими на бельевой веревке, и иду обуваться.
- Ты просто светишься, - беззлобно говорит Сашка, протягивая мне ветровку.
- Как лампочка?
- Как долбоеб, - выдыхает и помогает надеть куртку, левая рука с трудом поднимается и это немного раздражает. – Тебе мазью надо намазаться.
- Нет, сам этой вонючей хуйней мажься.
- Мне незачем, я не трахаю сыновей богатеньких папаш, - не смог не съязвить он, за что почти получил в ебало, чудом успев увернуться.
- Еще раз рот откроешь, убью. Понял? – каждое слово сказано с такой уверенностью, причем я реально это сделаю и он знает, верит, поэтому кивает и, развернувшись, уходит, напоследок все-таки запихав мне в карман этот тюбик с адской смесью.
- Сань? – зову его. Ну погорячился я, не хотел, точнее хотел, но не так сильно.
- Съебись, - просят меня и включают телевизор, видимо, не намериваясь слушать дальше.
- Сань? – заглядываю в комнату и лицезрею его взлохмаченную макушку и гордо расправленные оголенные плечи.
- Что? – все-таки оборачивается ко мне и, взглянув в мою совершенно не раскаявшуюся рожу, отворачивается обратно.
- Дуться долго будешь?
- Нет, щас как отпустит разом, и пойду в пляс, - язвит и вырубает телек, отбросив пульт в сторону.
- Не хотел срываться, - и не извинился, и просто сообщил, в общем, сам не понял зачем это ляпнул.
- Глеб, я же понимаю все. Просто, блядь, переживаю за твою задницу.
- Только за задницу? – скептически изгибаю бровь, даже не желая представлять, каким долбоебом выгляжу со стороны.
- Они же поломают тебя, в лучшем случае инвалидом сделают, в худшем… - замолкает, а я улыбаюсь, просто не могу убрать эту глупую улыбку с лица.
В несколько шагов оказываюсь рядом с ним и потрепав по и так изрядно растрепанным волосам, делаю беспорядок еще больше. Он вжимает голову в плечи, уклоняется от контакта и упрямо смотрит в темный экран телевизора. Это и мой любимый канал.
- Нормально все будет, - говорю скорее себе, чем ему, и развернувшись, мирно удаляюсь.
Ну как мирно, в догонку меня матерят на чем свет стоит, но это у нас в норме вещей.
Накидываю куртку на плечи, не застегиваясь, сверяюсь с часами, у меня еще полторы минуты, и распахиваю двери. И нахер я это сделал? Вот я хоть когда-нибудь научусь смотреть в глазок?
Передо мной, оперевшись на противоположную стену, стоит Вик, смеряя меня нечитаемым взглядом.
- И как дела? Все закончил? А то я еще подожду.
Пока я тупо хлопал глазами, он, хмыкнув, отталкивается от двери и, развернувшись на пятках, начинает спускаться вниз, не удостоив меня даже взгляда.
Ну нет, так не пойдет. Внутри разрастается предвкушающее волнение, легкий адреналин толчками впрыскивается в кровь, доставляя приятное головокружение от предстоящего мозговыноса.