- И знать его не намерен. Если он встанет у меня на пути, просто размажу, - от холода, пронизывающего каждое его слово, стало не по себе.
- Каким образом он это сделает, если вы из разных миров?
- Рад, что ты это понимаешь. Скажи мне, ребенок, а тебе не кажется, что он использует тебя в своих целях?
- Каких целях? – сажусь обратно на диван, чувствуя как слабеют ноги.
- Корыстных, - отец встает из-за стола и, обогнув его, присаживается рядом со мной, приобнимая за плечи. – Я за свою жизнь столько повидал и прочувствовал, что тебе не советую, и не позволю захлебнуться в людской алчности. Деньги ему твои нужны, вот увидишь. Сейчас возможно он старается быть милым и обходительным… - у меня с губ срывается нервный смешок, но отец, видимо, расценил это по-своему и теснее прижал меня к себе. – Все что тебе нужно, это отказаться от него и все встанет на свои места.
И как это сделать, если внутри уже занято все пространство им? Душу вырвать?
- Пап, - поворачиваюсь к нему, заглядывая в зеленые, немного мутноватые глаза, почти такие же, как у меня, только более мудрые, что ли, и, тяжело вздохнув, не разрывая взгляда, прямо ему в лицо… - Не будет как прежде. Все поменялось, абсолютно все, и я не хочу возвращаться к старому.
- Это пройдет, - его голос стал серьезней и в нем начало проступать давление.
- Нет, - отрицательно мотаю головой, а самому выть хочется, кричать во всю глотку, чтобы меня услышали. Но, видя пустоту и нарастающее понимание безысходности в глазах отца, грустно улыбаюсь: он не поймет, не примет, не потому что не может, а потому что не хочет.
Стало больно, а еще нестерпимо обидно, прямо до глубины души. Плакать хочется, реветь, но смысла нет, да и не опущусь я до подобного.
- Ты не поймешь меня, - не спрашиваю, а утверждаю.
Он отрицательно качает головой и крепче прижимает меня к себе, словно чувствуя, что больше мы так уже не сядем и не поговорим.
- Как только тебе исполнится восемнадцать, ты женишься на Алестеровой Ирине, это вопрос решенный и согласованный с двух сторон. Ярослав примет на себя управление компаниями, слияние которых состоится после заключения вашего брака. Пока тебе не исполнится восемнадцать, Яр будет присматривать за тобой и вовлекать в дела компании, чтобы ты смог в дальнейшем стать ему помощником. И последнее: если не прекратишь видеться с этим парнем, я не буду на тебя давить или уговаривать не делать глупостей. Потом не удивляйся, когда в один из прекрасных дней он исчезнет. Он сам бросит тебя, будь уверен, и я не приложу к этому руку, просто со временем ты сам все поймешь. Вопросы есть?
Если сказать, что я пришел в ужас – это ничего не сказать. Сердце сдавило тисками, из души словно кусок вырвали, оставив рану кровоточить, дышать стало не просто трудно, а практически невыполнимо, легкие сдавило спазмом ужаса и из горла вырвался лишь приглушенный хрип.
- Со временем ты поймешь, что все, что я ни делаю в этой жизни, это для твоего же блага.
- Мне такое благо поперек горла стоит, - шиплю, не узнавая ни своего голоса, ни самого себя.
- Не тебе решать. Я твой отец и пока ты от меня зависишь, ты будешь делать то, что тебе велю я.
- Даже если это испортит наши отношения? – я не кричу, нет, я просто интересуюсь, спокойно, ровно и почти отстраненно.
- Даже если испортит.
Встаю с места, едва передвигая ногами. Чувство такое, словно разум включился на полную мощность и для тела сил не осталось. Иду на выход, улыбаясь как-то обреченно, физически понимая, что произошедшее навсегда перечеркнуло мое светлое будущее, которое еще месяц назад казалось таким видимым, почти ощутимым, а сейчас все размыто и неясно, но даже это не так страшно. Страшно, что теперь у меня нет того, на кого я рассчитывал.
Бежать? Нет смысла. Отец слишком влиятелен, чтобы достать меня даже из-под земли, а там, куда не дотянутся его руки, помогут деньги, которых у него в достатке. Сейчас я как никогда остро ощущаю ту тонкую грань, о которой мне все время твердит Яр. Деньги решают многое, а в умелых руках они становятся смертоносным оружием.
Намерен ли я сдаваться? Нет. Не по такому случаю, да и в характере не заложено желание сидеть под юбкой у отца, бля, под штаниной вернее. Вполне себе можно поразмыслить на эту тему, когда руки перестанут дрожать, когда глаза перестанет щипать от наворачивающихся слез, а вместо тяжелого дыхания и бешеного стука сердца, отдающегося в висках, придет спокойствие. До восемнадцати лет еще есть время, и я использую его с умом. Вот только не уверен, очень не уверен, что Глеб будет сидеть и смиренно ждать меня дома.
- Кстати, забыл сказать: если не прекратишь общение со своим любовничком, я отправлю учиться тебя за границу. Там превосходные школы закрытого типа, уверен, тебе понравится, - его ласковые слова прошлись лезвием по нервам, перерезав их к ебеням.
Начинаю смеяться, сначала легко, чуть слышно, затем сильнее, громче, запрокидывая голову кверху, и просто заливаюсь хохотом, понимая всю плачевность ситуации.
Он имеет право на это, может, и сделает. Я в полной жопе, беспросветной такой. Не в силах успокоиться вываливаюсь за дверь кабинета, успев выхватить взволнованно-озадаченное лицо отца, и почти сразу утыкаюсь носом в грудь Яра. Узнаю его по запаху, терпеть не могу его одеколон и его самого, и вообще факт его существования на одной со мной планете.
Он крепко прижимает меня к себе одной рукой, другой захлопывает дверь кабинета и обхватив меня второй рукой, крепче прижимает к себе. Он не обнимает, нет, просто держит, и может быть только поэтому я не вырываюсь, а резко замолкаю и утыкаюсь лбом в грудь мужчины.
- Ты знал? С самого начала, да? Что так и будет? – голос сел и мне с трудом удается произнести хоть слово.
- Знал, и если ты помнишь, просил тебя заткнуться и промолчать, - он не язвит и не грубит, что для него в новинку, просто констатирует факт.
Решение приходит слишком стремительно, чтобы успеть его обдумать или взвесить все на чашах весов.
- Если я буду спать с тобой, ты дашь мне видеться с Глебом? – не узнаю сам себя, ни голоса, ни слов, все происходящее вижу, словно со стороны.
Неужели я пал так низко?
Его тяжелый выдох, больше походит на оскорбление.
- Пойдем, - ровно произносит и за руку тянет меня по коридору.
Куда мы идем и зачем, мне не ясно, да и желания что-то выяснять, откровенно нет. Я как теленок на веревочке, иду за тем, к кому меня привязали.
Когда останавливаемся, понимаю, что мы в моей комнате. Шторы все еще задернуты, поэтому царит полумрак, кровать разобрана и все находится на своих местах, но щелчок замка за спиной неприятной дрожью проходится по коже.
Яр подводит меня к кровати, надавив на плечи, вынуждает сесть, а затем и лечь, и пока я пытался осмыслить происходящее, ложится рядом, закинув одну ногу мне на бедро, и прижимается к моим губам. Секундная заминка, словно он снимал пробу, и тут же настырный язык вторгается мне в рот, хозяйствуя там и пытаясь поймать мой.
Неприятно, физически отвратительно.
Но вспомнив свои же слова, не сопротивляюсь, а лишь сильнее зажмуриваю глаза, и с силой сжимая онемевшими пальцами простыни. Его ладонь скользит мне под футболку, оглаживая живот и поднимаясь выше. И все вроде бы так, все как должно быть. Он не груб со мной, слегка требователен, но предельно осторожен. Но происходящее в корне неверно и не допустимо.
Когда его рука оказывается на моем бедре, сжимая его сильнее положенного, осознаю, что это Яр, что не Глеб, просто эмоции… взрыв… боль…
Из уголка глаза скатывается одинокая слеза, стекая по виску и от понимания, что я плачу, распахиваю глаза.
- Блядь! – почти приглушенно стонет Яр, отстраняется и садится рядом, рывком возвращая мою, задранную до самой шеи, футболку на место. Тут же прикуривает и нервно отбросив пачку сигарет на смятые простыни, блаженно выпускает струйку дыма в потолок.
Молчу, боюсь даже пошевелиться, но кончиками пальцев все же смахиваю предательницу слезу.
- Вот ты не поверишь, я просто счастлив, когда подо мной плачут и старательно изображают бревно, что, кстати, получается почти идеально, - устало выдохнув, поворачивается ко мне, а мне становится стыдно, за себя стыдно. – И как я тебя трахать должен? Наркотой тебя обкормить, чтобы кроме отвращения в твоих штанах зашевелилось хоть что-то?
- Прости, - выдавливаю из себя и тоже сажусь, потому что лежа чувствую себя не совсем удобно.
- Заебись! – подвел он итог почти радостно. – За то, что не смог возбудить партнера, передо мной точно еще не извинялись. Придурок, и что прикажешь? Насиловать тебя?
Отрицательно качаю головой и чуть отодвигаюсь в сторону.
Сейчас Яр кажется мне каким-то другим, не таким как всегда. Более настоящим, что ли. Не уверен, что мне это нравится, но и не пугает тоже, скорее мне просто похеру.
- Я всего лишь показал тебе наглядно, что твое предложение не актуально, по крайней мере, сейчас. Могу тебя уверить, если захочу, то смогу приучить твое тело к себе, и ты даже будешь получать удовольствие, вот только мне оно на кой хрен?
- Но ты же говорил…
- Я много чего говорю, но ты почему-то слышишь то, что тебе хочется.
Докурив, выбрасывает окурок в окно и возвращается ко мне, скользнув по мне пустым взглядом. Он снова стал сам собой - холодной, безэмоциональной и язвительной глыбой льда.
- Думай, Вик. Думай. Теперь от твоих действий зависит многое. На твоем месте я бы начал с отца, вам необходимо наладить контакт, иначе ждет тебя заграница. Ты меня услышал? – с давлением спрашивает он, открывая замок и держась за ручку двери.
Утвердительно киваю головой.
- Сделаешь, как я сказал?
Отрицательно качаю головой.
Его выразительное «Придурок» тонет в грохоте захлопнувшейся двери.
И что мы имеем? Да ничего. Я в полном дерьме, но выход непременно должен быть. Думаю для начала нужно поговорить с Глебом. Сегодня он на работе, несмотря, что на календаре суббота, значит, стоит подождать до вечера.
Полдня скитался по комнате, не находя себе места, будто предчувствуя неладное. Стоило только прилечь, как моментально вырубился, а проснувшись, обнаружил на часах двенадцать ночи и конечно отец не выпустит меня из дома так поздно, а система безопасности в этом ему поможет.
- Черт! – вырывается из самого сердца.
Странное волнение, необъяснимая тревога мешают уснуть. Доходит до того, что когда первые робкие лучи солнца выглядывают из-за горизонта, кидаюсь на стены, не в силах найти себе места.
Что за тревожное чувство, разрастающееся с каждой секундой?
Часть 12
Глеб
- Счастливо! – прощаюсь с мужиками, по привычке пожимая протянутые мне руки, такие же сбитые и перепачканные мазутом, как и мои.
Солнце уже клонится к горизонту, окрашивая вечернее небо кровавыми разводами, нагнетая атмосферу и давя на психику. Это, безусловно, красиво, но слишком зловеще. Моросящий противный дождь застает меня на полпути к дому, от ледяного ветра не спасает даже плотно накинутый капюшон куртки, под ногами хлюпают еще вчерашние лужи, смешавшиеся с грязью и перепачкавшие все ботинки, благо они у меня высокие. Сильнее зарываюсь носом в воротник ветровки и ускоряю шаг.
Уже подходя к своему подъезду, замечаю припаркованную за углом дома темную иномарку. Не то чтобы меня напрягло ее присутствие, но такие машины редкость в нашем районе.
Забегаю вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и стоит только переступить порог, сразу захлопываю за собой дверь. Возможно, мне показалось, но, кажется, я слышал шаги.
Тепло квартиры окутывает моментально. Особой любви или привязанности к своей халупе не испытываю, но, по крайней мере, здесь не идет мерзкий дождь, если соседи не зальют, что случается временами, и нет ветра, а это уже неплохо.
Все, что успеваю, это расстегнуть молнию на ветровке. Стук в дверь застает меня врасплох. И кого там черти принесли? Ну, если это Вик, он у меня прям тут у порога будут милость вымаливать, я бы даже сказал высасывать.
По привычке несмотря в глазок, распахиваю дверь… Удар в лицо слишком неожиданный, чтобы не то что успеть увернуться, а даже разглядеть нападавшего.
Падаю на спину, чудом успев сгруппироваться и не разбить голову об кинувшийся мне на встречу пол. Скулу обожгло болью, спину прострелило от падения на пол, и только собираюсь встать, как мою попытку тут же пресекают. Серия ударов по ногам, по ребрам - уверенных и хорошо поставленных, чувствуется, что работают профессионалы. Успеваю заметить трех нападающих, но подумать об этом мне не дали, подняв за шкварник, как котенка, с силой впечатали в дверь, двое других зафиксировали руки. От боли глаза затянуло мутной пеленой, рассмотреть лица нет никакой возможности, бок нещадно тянет и, кажется, еще чуть-чуть - и я начну скулить.
Сопротивляться? Да о чем вы? Это практически нереально, если учесть тот факт, что я уставший, как собака, да еще и изрядно помятый. Пытаюсь поднять голову, рассмотреть хоть что-то, чтобы понять причину избиения невинного младенца, но этого и не потребовалось.
- Считай, что это было предупреждение. Еще раз нарисуешься рядом с Виком - и можешь подыскивать себе могилу.