Вик устав бояться сам себя, резко наклоняет голову вперед и смотрит туда, куда все это время его тянуло. Свет фонаря падает так удачно, что невозможно рассмотреть темный силуэт, примостившийся на лавочке возле новенькой панельной девятиэтажки. Но там кто-то точно есть, и Вик, не помня сам себя, действуя на одних инстинктах, пошел прямо, в ту темноту, куда не добирался свет одинокого фонаря. С каждым шагом сердцебиение учащалось, замерзшие пальцы перестали волновать, а в висках началась такая пульсация, что становилось страшно.
Шаг…
Еще один…
Вот уже четче виден силуэт, точно принадлежащий парню.
Еще шаг.
Сердце пропускает удар и замирает.
На парне темная куртка, плотно застегнутая на молнию, а на голову накинут капюшон, от которого вбок тянется тонкая струйка дыма.
Шаг…
Удар сердца…
Спину прошибает холодным потом, несмотря на то, что на дворе начало зимы.
Вик замирает в паре шагов от незнакомца, боится подходить ближе, узнавая и не узнавая в незнакомце что-то родное.
- Какого хуя раздетый выперся?
Это как удар под дых, живот схватило болезненным спазмом, волоски на всем теле стали дыбом, а сердце забилось где-то в горле, в совершенно ненормальном диком ритме. Эта интонация, хриплые нотки, напускное безразличие, все это такое знакомое и… родное.
Назад, только назад, чтобы не видеть, не слышать его, его голоса…
Вик, не помня сам себя, разворачивается на сто восемьдесят и стремительно несется прочь, не понимая, почему бежит не в здание клуба, а в подворотню…
Странная тяга прогуляться, несмотря на завывающий ветер и метель, практически нестерпимая. Одевшись потеплее, Глеб выходит на улицу, и стоит только стареньким кроссовкам утонуть в свежих сугробах, как ветер стихает, а вместо мелкого противно-моросящего снега на голову падают крупные хлопья снега. Прогуливаясь вдоль домов, Глеб и не заметил, как оказался на остановке, а там и в автобусе. Это странное чувство, когда как бы себя не убеждал, все равно сделаешь так, как задумывал, даже если не прекращаешь обманывать сам себя. Выйдя на другом конце города, не особо вникая, как возвращаться обратно, Глеб прогуливался по ночному городу, пока не забрел в тот самый двор, где недавно видел Вика.
Сев на лавочку, наплевав на все предостережения врачей, что на холодном сидеть нельзя, устало закурил. В теле все еще чувствовалась слабость после недавнего инцидента, морозный воздух обжигал легкие, немного кружилась голова, но все это были такие мелочи. Снег волшебно блестел в свете фонарей, отливая чистым серебром, снежинки все не прекращали падать, и окружающий мир стал походить на сказку. Может быть, поэтому Глеб сегодня не хотел один сидеть в четырех стенах? Одиночество в такие моменты давило особенно сильно.
К клубу подъехала машина, если судить по шашечкам на крыше, явно таксист, на улицу вывалилась толпа молодежи и с криками и визгами бросилась к дверям клуба. Поморщившись от такого шума, Глеб упустил момент, когда из такси, в котором по логике уже не было места для пассажиров, выползли еще двое. Парень и девушка. В тот момент, когда Глеб поднял голову, он оцепенел. Вика он узнал сразу, несмотря на отдаленное расстояние, но шокировало его то, что Вик смотрел прямо на Глеба. Нет, видеть мужчину он не мог, тот сидел слишком удачно, но он точно смотрел в эту сторону.
Глеба отпустило только тогда, когда пацан скрылся за дверями клуба, утянутый туда шумной девушкой.
Его взгляд, который невозможно было рассмотреть в ночи, приковал парня к месту. Ни позднее время, ни подмерзшие ноги... Глеб не мог сдвинуться с места.
Чего он ждал? А может кого-то?
Спустя примерно полтора часа из клуба, как ни в чем не бывало, вышел Вик, правда, один. Глеб напрягся. Как он хотел повидаться с парнем, так же сильно он не желал его видеть. Тут дело не в гордости, отнюдь, просто он понимал, что потом будет еще больнее.
Парень стоял на крыльце и спокойно курил, разглядывая ночное небо, но спустя минуту резко посмотрел в сторону Глеба и направился к нему, не очень твердой походкой.
Дышать стало тяжело, а внутри все похолодело. Даже просто видеть это немного пьяное недоразумении было больно.
Как фраза сорвалась с его губ, Глеб не понял, но стоило только Вику шокировано распахнуть глаза и, сделав пару шагов назад, сорваться с места в противоположном направлении, Глеба затопила такая ярость, что он, не помня себя, сорвался вслед за парнем.
Это значит насколько должен быть противен человек, раз нЕкто не соизволил даже поздороваться. Все? Наигрался мальчик? Так какого хера пришел сюда? Глеб был в ярости, его разрывало на части от эмоций.
Быстрая гонка, снег хрустит под ногами, а снежинки попадают в глаза, словно стараясь остановить, успокоить, но не помогает ничего.
Глеб, догнав Вика уже в подворотне, дергает его за руку и с силой толкает в стену. Парень бьется спиной об кирпичную кладку и, поморщившись, затихает, яростно глядя на него почти трезвым взглядом.
- Ты что творишь, уебок? Жить надоело? – озлобленно шипит сквозь зубы Виктор и, оттолкнувшись от стены, тут же оказывается снова к ней прижат.
Глеб скидывает капюшон, желая посмотреть в глаза этому недоноску, но стоит им только встретиться взглядами, как все слова застревают в горле, губы в момент пересыхают, и нет ни единой связной эмоции, чистое безумие.
Глеб первый подается вперед, с силой сжав в руках тонкую шею и надавив пальцами, рычит в лицо замершему парню, не узнавая ни своего голоса, ни интонации:
- Какая же ты сука… - все, как затмение, как помутнение рассудка.
Подается вперед корпусом, вжимая подрагивающее то ли от холода, то ли от переполняющих эмоций тело к стене, и так и не разжимая руки, наклоняется вперед и кусает подрагивающие губы, с силой, с яростью, с обидой. Когда на языке чувствуется солоноватый привкус крови, он нежно зализывает ранку на губе и тут же припадает к ним голодным поцелуем, скользит по теплому языку и только собирается отстраниться, как Вик, словно придя в себя, обхватывает его руками за поясницу, и с силой вжимает в себя, не позволяя отстраниться.
Так они и целуются: то жадно и дико, то нежно и почти тягуче, не чувствуя течения времени, не замечая редких прохожих. Глеб, дернув на себя Вика, меняется с ним местами, упирается лопатками в стену, расстегивает молнию куртки и, притянув к себе парня, укрывает его своим пуховиком. Вик почти мурлычет ему в губы, подрагивает, бессовестно засовывает ледяные пальцы под свитер и прижимает к теплой коже. Глеб дергается от резкого контраста температуры, чувствует, как маленький подонок ухмыляется, и вновь укусив его за губу, страстно целует.
Они не открывают глаз, не хотят портить момент, просто нежатся в объятиях друг друга, чувствуя, как возбуждение постепенно затмевает голос разума. Вик скользит руками по коже, оглаживает уже такую привычную полоску шрама на спине и теснее жмется к родному телу.
Когда губы начинают гореть от поцелуя, дыхание становится рваным и хриплым, Глеб отстраняется. Но Вик, не желая встречаться с ним взглядом, утыкается ему лицом в грудь и отрицательно качает головой, не желая возвращаться в суровую реальность.
- Если не хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь, советую все-таки отлипнуть от меня и пойти забрать свою куртку. Долго ждать не буду, - сбившимся голосом проговорил Глеб, вернув ту напускную язвительность и безразличие, но вот руки, так крепко прижимающие к себе парня, говорили об обратном.
Вик вырвался из его хватки и убежал в сторону клуба. Он не знал, что будет, когда выйдет с курткой. Скорее всего, Глеба уже тут не будет, но этот шанс, эта маленькая надежда, крохотная возможность, подгоняли его поторапливаться.
А Глеб, когда направлялся к такси быстрой походкой, думал, что сейчас уедет и больше никогда не вернется, поменяет место жительства, а возможно и город, и навсегда забудет об этом парне, перевернувшем его и так перевернутую жизнь с ног на голову.
Часть 15
Вик
Быстрее! Быстрее… Как набат в голове, как призыв. Нужно двигаться еще быстрее.
Выхватив куртку у сонной гардеробщицы, пропускаю мимо ее осуждающий взгляд и уже намереваюсь стартануть на выход, как замираю на месте. А что будет, когда я выйду на улицу? Что будет с нами дальше? Ведь сейчас мы оба понимаем, что принимаем одно решение на двоих. Я чувствовал, как он скучал, как с силой сжимал руки на пояснице и теснее прижимал к себе. Губы все еще горят от поцелуя, дыхание сбившееся, а на спине проступил пот, не смотря на то, что замерз я, как скотина.
Так, что будет с нами? Стоило только почувствовать его руки на своем теле, раствориться в его поцелуе, понять, что он рядом со мной, и все… Все словно встало на место. Вся моя жизнь, которую я так старательно губил последние два месяца. Друзья эти, до которых нет дела, принципы, протесты… Да пошло оно все на хуй, я к Глебу хочу! Этой уверенностью так шарахнуло по башке, что не в силах удержаться на ногах, сползаю на рядом стоящий пуфик, бездумно запускаю пальцы в волосы и с силой сжимаю их, стараясь хоть так прийти в себя.
А что будет, если его там нет? Смогу ли я поехать за ним? Вернуть? Зачем, если ему это не нужно? Что если этот поцелуй, больше напоминающий безумие, был всего лишь уловкой, способом поиздеваться надо мной? Смог бы Глеб так поступить? Нет! НЕТ! Только не он. Несмотря на его сволочной характер, на ершистость и вечные колючки, которые он выставляет, как защиту, стоит только увидеть его глаза, взгляд, которым он прожигает насквозь… Черт, кажется, я доверился ему безвозвратно.
Столько вопросов, просто хоровод из мыслей и так больно, тяжело от непонимания. Ну почему нельзя просто взять и сказать все в глаза?
Решив, что лучшее решение принимается на ходу, стартую с места, чуть не подпрыгнув, и резво направляюсь на выход, по дороге накидывая куртку на плечи.
- Вик?! – окрик сзади заставил затормозить и поморщиться от раздражения. – Ты куда?
Кира вылетела из неоткуда и тут же повисла на моих плечах. Ее взгляд изрядно захмелел, что на её детском личике смотрится просто ужасно, на губы выползла пьяная улыбка, и милый образ задорной девчонки растворился буквально на глазах.
- Мне уйти нужно. Попрощайся со всеми от меня, - отцепляю ее руки, стараясь сделать интонацию как можно доброжелательнее, попутно отступаю.
Не здесь я должен быть, не с ней.
- Куда? Можно с тобой? – сквозь напускную радость вижу проблески грусти.
- В другой раз, - бросаю уже на ходу и срываюсь с места.
Готов поспорить, что слышал за спиной разочарованный выдох. Не до этого мне.
Морозный ветер, поднявшийся из ниоткуда, нещадно слепит глаза и обжигает открытые участки кожи. Снег превратился в метель, словно и не было этого затишья, погода, словно считав мои мысли, испортилась окончательно.
Беспорядочно шарю глазами, стараясь ухватить один единственный силуэт во мраке ночи, но не нахожу его. Компания молодых людей курит на крыльце, кто-то целуется чуть дальше, завывает метель, но его нет. Сердце пропускает удар, становится тяжело дышать, руки непроизвольно сжимаются в кулаки и выть хочется, по-звериному так, протяжно…
- ВИК! – окрик откуда-то с боку.
Замечаю припаркованную неподалеку тачку, явно такси, если судить по шашечками на крыше, и выбравшегося из салона Глеба.
Вот же сука!
Пока иду нетвердой походкой к такси, успеваю раз пять его проклясть, обматерить и пару раз расчленить и прикопать под ближайшим кустом. И не важно, что сейчас зима и земля промерзшая, зубами грызть буду, чтобы эту суку закопать. Меня немного потряхивает, явно не от мороза, и нестерпимо хочется уехать отсюда. Куда угодно, но только уехать.
- Что не уехал? – получается… да никак не получается, голос предательски дрогнул.
Глеб, скотина, понимающе улыбнулся и я почувствовал, что сейчас он ляпнет очередную гадость.
- Собирался, - не врет, по глазам вижу, и от этого становится тяжело, - но больно рожа у тебя обиженная была,- широченная улыбка во все ебало и я, не сдержавшись, бью его в рожу, вот прям от всей души, точно в челюсть. Полегчало-то как, ребята, аж гора с плеч. Рука правда ноет, но это фигня.
Он выпрямляется, пальцами скользит по скуле, улыбается чему-то своему, известному только его больной фантазии, и чуть наклонившись, с придыханием, в самые мои губы, шепчет:
- Пиздец тебе… - и я верю, становится не по себе, даже жутко.
Пока замешкался, он схватив меня за грудки, с силой швырнул на заднее сидение, потом забрался сам и, вальяжно развалившись на сидении, осторожно закрыл за собой дверь, кивнул водителю и авто плавно тронулось с места. А у меня с каждым километром, оставшимся за спиной, сердце начинает биться все сильнее, а нервная дрожь перерастать в паранойю.
Глеб, заметив как меня трясет, пододвинулся вплотную, практически вдавливая в дверцу, в которую я и так вжался, уложил свою безмозглую голову ко мне на плечо и внаглую закрыл глаза. Мой судорожный выдох слышал даже водитель. Я вот думаю, открыть мне дверцу или еще проехать пару метров? Лучше уж переломы, и желательно амнезия, чем ухмыляющаяся плотоядная улыбка этого монстра. Слишком многообещающая, и это заводит, просто неебически сильно заводит.
Когда чуть повозившись и затихнув, перестает лыбиться, а прохладные пальцы, пробравшиеся под мою куртку и даже свитер, прижимаются к оголенной пояснице, едва сдерживаюсь, чтобы не застонать от переизбытка чувств.