которую на них обрушила природа.
Гарриет выжидающе смотрела на Брук. Девушка поняла, что мать, вероятно, ждала
какой-то реакции на упоминание о поездке в Лондон. Несмотря на то, что она уже знала
разочаровывающий ответ на вопрос, который собиралась задать, она невинным тоном
поинтересовалась:
– Значит, не будет Сезона в Лондоне?
– Нет, эта свадьба – более важное дело. Слуги уже начали собирать твои вещи. Ты
выезжаешь утром на заре, под охраной и с сопровождающим компаньоном.
– С кем-то из вас?
– Нет, твоему отцу нездоровится, так что мне нужно остаться с ним, а Роберта,
вздумай он сопровождать тебя, снова вызовут на дуэль, так что это даже не обсуждается.
Доминик Вульф происходит из знатного рода, который живѐт в Йоркшире с незапамятных
времѐн. Я знаю его мать, но не очень хорошо. Я никогда не встречала еѐ сына. Он носит
титул виконта Ротдейла, но это всѐ, что я знаю об этом воинственном человеке, который,
кажется, предпочитает йоркширские пустоши лондонскому обществу. Если он откажет тебе,
тем лучше. Тогда дамоклов меч падѐт на его голову, а ты сможешь вернуться домой, и всѐ
будет как раньше. Но ты ни под каким предлогом не можешь отказать ему. Все Уитворты
исполнят просьбу принца-регента, так что никто не упрекнѐт нас в нарушении его воли.
– Виконт нам не чета, – пробурчал Томас. – Но послушай меня внимательно, девочка.
Будет безумием с твоей стороны отказаться от свадьбы с волком. Если ты поступишь так,
мне придѐтся объявить тебя сумасшедшей и запереть до конца твоих дней.
Брук казалось невероятным, что, по-видимому, будущее семьи лежало сейчас в еѐ
руках, но угроза отца заставила еѐ внутренне сжаться. Она не сомневалась, что он именно
так и поступит, если по еѐ вине потеряет титул и земли. Но это был еѐ шанс сбежать от них.
Она не собиралась отказывать лорду Вульфу.
Она поклонилась и вышла из комнаты, и только тогда смогла облегчѐнно вздохнуть.
Завтра. Она не ожидала, что придѐтся уехать так скоро, но в еѐ случае лучше раньше, чем
позже.
ГЛАВА 4
– ЗАСТАВЬ ЕГО ПОЛЮБИТЬ ТЕБЯ, моя драгоценная. Заставь его влюбиться без
памяти, и у вас будет прекрасная совместная жизнь, – прошептала ей на ухо мать, прежде
чем Брук села в экипаж.
Понадобилось несколько часов, чтобы Брук, наконец, отошла от шока. Еѐ мать
назвала еѐ «моя драгоценная» и дала ей совет? Она была удивлена уже тем, что Гарриет
вышла наружу, чтобы увидеть еѐ отъезд, после того, как прошлой ночью мать послала
дворецкого в комнату Брук, чтобы он передал ей деньги на дорогу, вместо того, чтобы
прийти к дочери самой. Еѐ слова, однако, прозвучали так, будто бы Гарриет действительно
заботилась о ней, но вся жизнь Брук была явным тому опровержением. Почему еѐ мать не
может быть последовательной? Почему проблески истинного материнского отношения к
Брук у неѐ проявлялись так редко, разве что она просто хотела запутать еѐ?
Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club
Если северный волк действительно проникнется к ней чувствами, то оставит Роберта,
ненаглядного сыночка Гарриет, в покое и перестанет пытаться убить его. Брук не была
глупой. В еѐ семье всегда любили только одного ребѐнка, и еѐ родители сделают или скажут
что угодно, лишь бы защитить его. Например, солгут ей о еѐ шансах очаровать мужчину,
который ненавидит еѐ семью так же сильно, как и она сама!
Карета с их родовым гербом подъехала прямо к входной двери и остановилась,
ожидая еѐ. Гордость еѐ родителей требовала, чтобы она прибыла к двери дома врага
эффектно, как положено. Кроме возницы, еѐ сопровождали два лакея. Сегодня утром она
пошла в конюшню, чтобы в последний раз взглянуть и попрощаться с лошадьми. Она
сообщила главному конюху, что хотела бы забрать Бунтарку с собой. Если она не вернѐтся
сюда, на что она очень сильно надеялась, то Брук не хотелось бы оставить здесь хоть что-то,
о чѐм она действительно заботилась, того, кто был ей не безразличен.
Большинство персонала вышло, чтобы попрощаться с ней.
Она не думала, что станет лить слѐзы по этому месту, но она заплакала. Заплакала из-
за людей, рядом с которыми она выросла, обслуживающего персонала, которые
действительно заботились о ней, относились к ней как к родной. Их грум, Уильям, даже
вручил ей вырезанную из дерева статуэтку лошади, сказав, что он надеется, что фигурка
будет напоминать Брук о Бунтарке. Но она нисколько не напоминала даже простую лошадь,
ведь Уильям был не очень хорош в резьбе по дереву. В любом случае, Брук решила, что
будет нежно хранить этот подарок.
Слуги, сопровождающие еѐ, уже получили свои инструкции. Они должны были
незамедлительно вернуть еѐ домой, если волк не позволит ей войти в своѐ логово. Если же
разрешит, то слуги, за исключением Альфреды, должны были на той же карете вернуться в
Лестершир. Брук надеялась, что ей разрешат войти. Надеялась, что сможет найти в таком
человека как Доминик Вульф хоть что-то, что бы их объединило помимо их общей
неприязни к Роберту. Ведь это было весьма вероятно, впрочем, как было вероятно и то, что
еѐ попросту не пустят на порог.
Первым делом эмиссар посетил Уитвортов. От Лестершира до дома лорда Вульфа,
расположенного близь Йорка, было полнедели езды в экипаже. Человек регента опережал их
в дороге всего лишь на один день, так что лорд Вульф пока ещѐ пребывал в блаженном
неведении относительно всего этого. Если он будет разгневан, когда ему сообщат обо всѐм,
ведь подобная реакция будет вполне справедлива, Брук хотелось бы, чтобы прошло
достаточно дней, и он уже успел бы успокоиться, прежде чем она приедет.
Для еѐ семьи было бы логичнее подождать, пока не станет известна реакция
Доминика Вульфа на требование регента, а уже потом отправлять еѐ на север. Еѐ столь
скорая отправка отдавала явным и неприкрытым страхом. Они могли злиться и выражать
недовольство из-за этого требования, но они никогда не обвинили бы регента в том, что он
блефует. Последствия были для них слишком серьѐзными, чтобы поступить иначе.
А еѐ братец, какой же мерзавец! Когда он пришѐл в еѐ комнату поздно вечером, то его
расчѐтливый взгляд дал ей ясно понять, что Брук не понравится его «план», который он
упомянул в обеденном зале.
– Выйди за него замуж, а потом отрави его, – просто заявил Роберт. – Мы сможем
потребовать половину его земель, или даже все его земли, если у него нет других
родственников. Я знаю, что у него была сестра, которая умерла, но больше никому ничего не
известно о Доминике Вульфе.
– А что если он мне понравится? – спросила Брук.
Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club
Это могло случиться. Она не надеялась на это, но ведь всякое может быть.
– Не понравится. Ты будешь предана своей семье и станешь презирать его.
Она может, в конечном итоге, начать презирать Доминика Вульфа, но это уж точно не
случится из-за преданности своей семье. Но Брук умолчала об этом. Она не высказала того,
что думает о предложении Роберта. Девушка знала, что у него была мелкая и злобная
душонка, даже жестокая, но неужели ещѐ и настолько кровожадная? А ведь он был таким
красавцем! Всевышний его щедро наградил, он был наследником графа. Для его поступков
не было оправдания, кроме того, что он просто был сыном своего отца. Выражение «сын, как
отец» никогда не звучало правдивее, чем когда его применяли в отношении семейства
Уитвортов. Она отказывалась даже допустить возможность этого нелепого предложения
брата, но вместо этого спросила:
– Что ты сделал Доминику Вульфу, если он три раза вызывал тебя на дуэль?
Он фыркнул.
– Ничто не может служить оправданием подобной настойчивости. Но не переводи
наш разговор на это, сестрица. Нам не нужен такой родственник, как он. Его смерть снимет
любые дополнительные требования принца-регента, которые он может выдвинуть нам.
Она молча указала ему на дверь. В ответ он одарил еѐ таким злобным взглядом, что ей
показалось, он способен использовать свои кулаки, чтобы она приняла его точку зрения. И
это был бы не первый раз, когда он совершал что-то подобное.
Но он, всѐ ещѐ надеясь на свой «план», прежде чем уйти, сказал:
– Будучи вдовой, ты будешь свободна. Более свободна, чем в семье или при живом
муже. Имей это в виду, сестра.
Свобода. Это еѐ самое заветное желание! Но не такой ценой, которую предлагает ей
брат. И всѐ же она потеряла свой шанс узнать хоть что-то о человеке, к которому они еѐ
отправляют. Роберт знал его, мог бы рассказать ей хоть что-то о нѐм, но не стал. Она почти
попросила об этом, прежде чем дверь за братом закрылась, но она никогда ничего в своей
жизни не просила, и не собиралась начинать просить сейчас.
Смешно, но единственное, что она знала о лорде Вульфе это то, что он жаждет смерти
еѐ брата. Она не знала, был ли он молод или стар, немощен, а может уродлив. Был ли он так
же холоден и чѐрств душой, как еѐ семья. А ведь ещѐ он мог быть уже обручѐн с кем-нибудь,
собирался на ком-нибудь жениться, мог быть даже влюблѐн в кого-то. Как ужасно думать,
что его жизнь будет перевѐрнута с ног на голову, только из-за того, что он захотел
справедливого правосудия для Роберта, которое не смог получить законным путѐм. Она уже
чувствовала жалость к нему!
Когда карета остановилась для перерыва на обед, они были так далеко от поместья
Уитвортов, как Брук ещѐ ни разу не бывала прежде. К вечеру они будут в Лестершире! Эта
поездка в Лондон должна была стать еѐ первым долгим путешествием, еѐ первой поездкой,
когда она покинула бы пределы графства. Она решила насладиться этим путешествием,
несмотря на то, что ожидает еѐ в конце пути, поэтому большую часть времени Брук провела,
разглядывая в окно местность, которую ни разу в жизни не видела.
Но она никак не могла отделаться от тревожных мыслей, которые крутились в голове.
Ближе к вечеру она решилась рассказать Альфреде о гнусном предложении Роберта.
Горничная просто подняла бровь, не проявляя ни малейшего удивления.
– Яд, вот как? Этот мальчик труслив, как обычно. Просит об этом, но никогда не
сможет сделать этого сам.
Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club
– Но он участвовал в дуэлях, – напомнила ей Брук. – Для этого требуется некоторая
отвага.
Альфреда издевательски ухмыльнулась.
– Я ручаюсь, он выстрелил из пистолета прежде, чем требовалось. Спроси об этом
своего волка, когда вы встретитесь. Я уверена, что он подтвердит мою догадку.
– Он не мой волк. И нам, пожалуй, не следует называть его так, только потому, что
мои родители так его называют, – сказала Брук, хотя сама именно так его и называла.
– Ну, ты ещѐ можешь захотеть.
– Называть его волком?
– Нет, отравить его.
Брук задохнулась от возмущения:
– Прикуси язычок! Я бы никогда так не поступила.
– Нет, я не думаю, что ты поступила бы так. Так поступила бы я, если бы это стало
необходимо. Я не отдам тебя в руки человека, который будет плохо с тобой обращаться.
Несмотря на щекотливую тему, Брук успокоилась, понимая, как далеко сможет зайти
Альфреда, защищая еѐ от незнакомца, который должен стать еѐ мужем.
ГЛАВА 5
НА ВТОРОЙ ДЕНЬ экипаж Уитвортов значительно ускорился по времени, выехав на
Великую Северную Дорогу, которая растянулась прямо до самой Шотландии. Хотя дорога и
была ухабистая, любимец Альфреды кот Растон, кажется, не обращал на это особого
внимания и тихонько мурлыкал, расположившись между ними на сидении. Растону никогда
не позволялось находиться в доме. Он жил на стропилах под крышей конюшни Уитвортов.
Хоть это и странно, но лошади никогда не беспокоились от его присутствия. Альфреда
приносила ему еду. Помощники конюха тоже его подкармливали. Таким образом, Растон
превратился в увесистого и толстого кота, благодаря чему, вероятно, и не соскальзывал с
сиденья.
– Твой отец приказал проклятому кучеру торопиться, но это уже слишком, –
проворчала Альфреда, когда еѐ уже в третий раз за это утро хорошенько подбросило на
сиденье. – Не думаю, что лорд Уитворт хотел бы, чтобы ты пожаловала в Йорк ещѐ до
прибытия туда эмиссара принца-регента. Когда мы сегодня остановимся на ленч, я попрошу
кучера сбавить темп. Они могут мчать сломя голову и на обратном пути.
– Но это так весело. Я действительно не возражаю против столь бодрой поездки, –
усмехнулась Брук.
– Ты станешь возражать сегодня вечером, когда от такой сумасшедшей езды
почувствуешь боль в каждой части своего тела. Но я рада видеть тебя улыбающейся. Теперь
ты наконец-то можешь быть собой: смеяться, когда тебе весело, плакать, когда тебе грустно,
и даже время от времени выходить из себя, если почувствуешь в этом необходимость. Вдали
от кошмарного дома, в котором ты задыхалась, тебе больше нет нужды сдерживать свои
эмоции, крошка.
Брук подняла черную бровь.
– Ты полагаешь, я позволю этому «выбранному принцем жениху» увидеть, какая я на
самом деле?
– Ты могла бы. Зачем тебе притворяться с ним?
Брук рассмеялась.
Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club
– Я уже и сама не совсем понимаю, какая я на самом деле.
– Конечно, понимаешь. Со мной ты всегда была такой, какая ты есть.
– Но только с тобой. И лишь потому, что, фактически, ты была единственной в том
доме, кто любил меня.
–Твоя мать…
– Не защищай еѐ. Она общалась со мной, только когда ей было что-то нужно, или же
когда отец с Робертом были в отъезде, а у неѐ было настроение поболтать. И даже тогда она
лишь хотела, чтобы я просто сидела и слушала еѐ, но не принимала участия в самой беседе.
Уже ни в первый раз Альфреда пыталась убедить Брук, что Гарриет любит еѐ.
Временами Брук думала, что это могло бы оказаться правдой. Иногда еѐ мать улыбалась ей,
когда поблизости никого не было, или же останавливалась в дверном проѐме комнаты для
занятий и наблюдала за еѐ уроками с преподавателем. Однажды, когда Брук порезала руку,
она отодвинула Альфреду в сторону, чтобы самой позаботиться о дочери. А на тринадцатый
день рождения Брук она даже подарила ей Бунтарку – самое дорогое, что у неѐ когда-либо
было. Да, временами Гарриет действительно вела себя как мать, но Брук знала, что значит
чувствовать настоящую материнскую любовь, и на что она похожа. Девушка ощущала еѐ
каждый раз, когда на неѐ смотрела Альфреда. И она никогда не видела этого чувства в глазах
у собственной матери. Но всѐ же Брук знала, что Гарриет способна любить, потому что она
видела, как щедро еѐ мать одаривала этим чувством Роберта.
– Фреда, иногда она ведѐт себя так, будто бы в ней живут два разных человека.
Большую часть времени она холодная и равнодушная, и в редких случаях бывает заботливой
и внимательной. Иногда мне хотелось открыться ей… но если бы я была с ней самой собой,
то она в пух и прах раскритиковала бы меня, когда снова стала бы такой же бесчувственной
и холодной, как мой отец. Если бы я позволила себе надеяться, что всѐ может быть иначе, но
этого бы так и не случилось, то это принесло бы мне более сильную боль. Но ты… как же