Впервые за несколько недель я рассмеялся.
Как можно не восхититься женщиной, способной вербально надрать тебе задницу?
Расплатившись, мы заехали в магазин за едой и направились ко мне домой. Мама прислала сообщение, предупредив, что после работы собирается встретиться с друзьями, поэтому я знал – дом будет в моем распоряжении на вечер. Когда она пила, то возвращалась практически в состоянии беспамятства.
Видимо, чтобы мое настроение окончательно испортилось, на пороге меня ждала посылка из Франции, адресованная отцу Тэйт. Скорее всего, ее доставили к нам по ошибке. Мама открыла коробку, когда приезжала домой на обед, подумав, что это наша. Она написала мне записку, попросила отнести посылку соседу.
Но меня одолело чертово любопытство.
После того, как Мэдок ушел с провизией в гараж, чтобы мы могли перекусить во время работы, я раскрыл картонную коробку, а потом сразу же ее захлопнул. Столп бушующего огня пронесся по венам; я испытал голод, какого не ощущал уже несколько недель. Не знаю, что лежало внутри, однако запах Тэйт донесся оттуда совершенно отчетливо, моментально меня уравновесив.
Мимолетное забытье после татуировки испарилось, сменившись притоком энергии.
Бросив коробку на крыльце Брандтов, я поспешно направился к себе в гараж, чтобы с головой окунуться в работу над машиной.
– Посвети сюда, – попросил Мэдока.
Он нагнулся, еще глубже залезая под капот с фонариком в руках, пока я пытался выкрутить свечи зажигания.
– Не дави ты так, – посетовал Мэдок. – Эти штуки ломаются в два счета, если действовать неаккуратно.
Я остановился, крепче обхватывая разводной ключ, и посмотрел на Мэдока, прищурившись.
– Думаешь, я этого не знаю?
Кашлянув, он отвернулся, но я все равно почувствовал его осуждение.
Почему я на него огрызаюсь?
Опустив глаза, покачал головой и с большим усилием надавил на свечу. Моя рука тут же сорвалась, а тело резко рухнуло вперед после раздавшегося щелчка.
– Черт, – прорычал я, швырнув ключ в моторный отсек, где тот затерялся в царившем там бедламе.
Твою мать.
Сжав руки в кулаки, оперся на машину.
– Давай экстрактор.
Мэдок потянулся к ящику, стоявшему позади него.
– "Пожалуйста" к данной просьбе не прилагается? – он повторил мои собственные слова, подав мне инструмент, чтобы я мог вытащить остаток свечи.
Задача предстояла адская. Мэдок, скорее всего, был невероятно доволен собой, потому что предупреждал как раз об этом.
– Знаешь… – произнес он, вздохнув, – я держал рот на замке, но…
– Вот и продолжай держать его на замке.
Мэдок внезапно выпрямился, отчего я дернулся в сторону, уворачиваясь от него, в то время как он замахнулся и кинул фонарик вперед, разбив его о стену.
Боже!
Обычная расслабленность моего друга сменилась яростью. Он прерывисто дышал, пронизывая меня взглядом. Мэдок разозлился, и я понял, что перегнул палку.
Сжав зубы, присел на капот, приготовившись к тираде. Они случались редко, поэтому имели более весомую значимость.
– Ты тонешь, чувак! – заорал Мэдок. – Не ходишь на уроки, всех выводишь из себя, мы постоянно ввязываемся в драки со случайно подвернувшимися придурками – мои синяки и ссадины тому доказательство. Какого хрена? – С каждым словом помещение становилось все теснее. Он говорил абсолютную правду, только мне не хотелось этого признавать.
Все казалось неправильным.
Я испытывал голод, но не в плане еды. Хотел смеяться, но ничто не могло меня рассмешить. Мой пульс больше не учащался от того, что раньше вызывало острые ощущения. Даже моя улица, которая обычно приносила чувство комфорта знакомыми пейзажами, идеально подстриженными газонами, казалась пустынной и безжизненной. Я словно был заточен в стеклянный сосуд, задыхаясь от всех своих желаний, но не получая воздуха.
– Она вернется через восемь месяцев. – Тихий голос Мэдока прокрался в мои мысли; я моргнул, лишь через несколько секунд осознав, что он имел в виду Тэйт.
Я покачал головой.
Нет.
Почему он это сказал?
Дело не в ней. Она. Мне. Не. Нужна.
Сжав в руке ключ, я встал, желая запихнуть слова Мэдока обратно ему в глотку.
Он опустил взгляд на мой правый кулак с зажатым в нем инструментом, потом снова посмотрел мне в лицо, с вызовом спросив:
– Что? Ну, что, по-твоему, ты собираешься сделать?
Я хотел что-нибудь ударить. Что угодно. Даже своего лучшего друга.
Мой рингтон отвлек нас от нашей патовой ситуации. Я достал телефон из кармана, не сводя глаз с Мэдока.
– Чего? – выпалил в трубку.
– Эй, приятель, я целый день пытаюсь до тебя дозвониться, – немного приглушенно ответил Джекс.
Мое дыхание до сих пор не замедлилось. В таком состоянии я брату не нужен.
– Я не могу сейчас говорить.
– Ладно, – рявкнул он. – Пошел ты. – После чего разъединился.
Проклятье, твою ж мать.
Я сдавил трубку, желая ее сломать.
Мой взгляд метнулся к Мэдоку, который, покачав головой, швырнул грязное полотенце на верстак и вышел из гаража.
– Черт, – прошипел я, набирая номер Джекса.
Если мне и следовало с кем-то держаться спокойно, так это с моим братом. Я ему нужен. Сбежав от отца два года назад, я заявил о жестоком обращении. С Джексом, не со мной. Джекса забрали от папаши, поместив в приемную семью, так как не смогли разыскать его мать.
Кроме меня у него никого не осталось.
– Прости, – буркнул я, не дожидаясь ответа, когда он принял вызов. – Я слушаю. Что случилось?
– Сможешь меня забрать?
Ага, только не на тачке со сломанными свечами. Но Мэдок, вероятно, все еще был здесь со своей машиной.
– Ты где?
– В больнице.
3
– Извините, чем могу помочь? – окликнула медсестра, когда я ворвался в приемное отделение. Уверен, я должен был сначала отметиться у нее. Пусть засунет свою папку себе в задницу. Мне нужно найти брата.
У меня вспотели ладони; я понятия не имел, что произошло. Сказав, где находится, Джекс сразу же положил трубку.
Однажды я уже бросил его одного… в боли. Больше никогда.
– Притормози, дружище, – встрял Мэдок. – Мы управимся гораздо быстрее, если просто спросим, где он.
Я даже не заметил, что Мэдок пошел следом за мной.
Мои подошвы скрипели по линолеуму; я несся по коридору, распахивая одну штору за другой, пока, наконец, не нашел Джекса.
Он сидел на кушетке, свесив свои длинные ноги вниз, а руку прижимал ко лбу. Я схватил и потянул его за волосы, собранные в хвост, чтобы рассмотреть лицо.
– Ой, черт! – проворчал Джекс.
Наверно, мне следовало быть осторожней.
Он сощурился от света флуоресцентных ламп, пока я разглядывал швы у него над бровью.
– Мистер Трент! – прогремел сзади женский голос, но я не был уверен, к кому обращались – ко мне или Джексу, так как мы оба носили отцовскую фамилию.
– Какого черта с ним произошло? – Вопрос предназначался не брату. Вина лежала на других. Джекс еще ребенок, пусть разница между нами чуть больше года, он все равно был младше. И ему выпала дерьмовая жизнь.
Его матери-ндианке едва исполнилось восемнадцать, когда она забеременела. Синие глаза Джексу достались от отца, в остальном же он был похож на мать: темно-коричневые, практически черные волосы длиной до середины спины; некоторые пряди заплетены в косички, собранные с оставшимися волосами в хвост на затылке; кожа немного смуглее моей. Но все затмевала его сияющая улыбка.
Женщина позади меня кашлянула.
– Мы не знаем, что с ним случилось, – отрезала она. – Он нам не рассказывает.
Я не отвернулся от брата, чтобы посмотреть, с кем разговаривал. Может, с доктором, а может, с соц. работником. Или с полицейским. Без разницы. Они все смотрели на меня одинаково. Будто я заслуживал порки, или вроде того.
– Я несколько часов тебе названивал, – прошептал Джекс. Я шумно втянул воздух, заметив, что губа у него тоже припухла. Он умоляюще смотрел на меня. – Думал, ты приедешь раньше, чем доктора им позвонят.
Так мне стало ясно, что это соц. работник. Я почувствовал себя последним мерзавцем – был нужен брату, но снова облажался.
Я стоял между Джексом и женщиной, или, может, он прятался от нее за мной. Не знаю.
Мне было известно лишь одно – Джекс не хотел идти с ней. Гортань сдавило, застрявший в горле ком достиг таких размеров, что мне захотелось кому-нибудь сделать больно.
Тэйт.
Она всегда была моей излюбленной жертвой, но также присутствовала в каждом положительном воспоминании. В памяти всплыло единственное место, не затронутое ненавистью и безысходностью.
Наше дерево. Мое и Тэйт.
У меня мелькнула мысль, а есть ли у Джекса место, где он чувствовал себя в безопасности, тепле, чувствовал себя невинным? Сомневаюсь. Было ли? Будет ли когда-нибудь?
Я понятия не имел, каково жилось моему брату. Конечно, кое-что мне удалось испытать на собственной шкуре тем летом, когда приехал к отцу, однако Джекс всю свою жизнь провел в этом дерьме. Не говоря уже о приемных семьях, в которые он попадал за последние два года. Брат смотрел на меня, словно я для него – центр вселенной, только мне нечего было ему ответить. Я был бессилен. Не в состоянии его защитить.
– Это мистер Донован тебя ударил? – спросила соц. работник у Джексона о его нынешнем приемном отце, Винсе.
Прежде чем ответить, Джекс посмотрел на меня, зная, что я пойму, если он соврет.
– Нет.
Мышцы в руках и ногах запылали.
Он соврал.
Джекс лгал не для того, чтобы защитить Винса. Ему известно, что я мог распознать его неискренность. Он всегда колебался, пристально глядя на меня, когда пытался обмануть. Я всегда знал.
Нет, брат вводил в заблуждение не меня. Он вводил в заблуждение ее. Мы с Джексом сводили счеты самостоятельно.
– Хорошо, – отрезала леди с планшетной папкой, когда я развернулся, чтобы наконец-то посмотреть ей в глаза, – облегчу вам задачу. Мы предположим, что это его рук дело, и поместим тебя в приют до тех пор, пока не найдем новую семью.
Нет. Я закрыл глаза.
– Уроды хреновы, – выдавил, задыхаясь. Внутри стало пусто. Я пытался совладать с эмоциями ради Джекса.
Все свою жизнь мой брат спал в чужих постелях, жил с людьми, которым был не нужен. Наш отец таскал его из одной дыры в другую, бросал одного в сомнительных местах, пока Джекс рос.
Достаточно. Джекс и я – мы одна команда. Вместе мы сильнее. Еще немного, и последние крупицы его наивности увянут, сердце очерствеет, в нем не останется места ничему хорошему.
Тогда он станет таким, как я. Мне хотелось проорать этим людям, что никто не любил брата сильнее меня. Детям нужны не только еда и ночлег. Им нужно чувствовать себя в безопасности, чувствовать себя желанными. Чувствовать доверие.
Сегодня Винс не лишил моего брата этих вещей, потому что Джексон изначально на него не рассчитывал. Однако он постарался, чтобы Джекса вернули в приют, вновь поставив меня в положение, напомнившее, что я не мог помочь брату. Не мог его защитить.
Черт возьми, как же мне было ненавистно подобное чувство.
Выхватив пачку наличных из кармана, обнял брата, сунув деньги ему в руку. Не оглядываясь, развернулся и быстро вышел из смотровой.
Я недостоин смотреть ему в лицо.
Но одно знал точно. Я знал, как давать отпор.
– Мы направляемся туда, куда я думаю? – Мэдок поравнялся со мной. Меня даже не удивило, что он до сих пор находился здесь.
Мэдок хороший друг, а я обращался с ним не так, как он того заслуживал.
– Тебе не обязательно идти со мной, – предупредил его.
– Ты бы пошел ради меня? – поинтересовался Мэдок. Я глянул на него, дав понять, что вопрос идиотский.
– Да. – Он кивнул. – Я так и думал.
Полчаса спустя Мэдок подъехал к дому Донованов. Я выскочил из машины еще до того, как он затормозил. Было поздно, в доме не горел свет, улица казалась безжизненной. Единственным источником звука был гул мотора GTO.
Я обернулся, глядя на своего друга поверх крыши машины.
– Тебе надо сматываться.
Он удивленно моргнул, вероятно, сомневаясь, что расслышал правильно.
За последний месяц я доставил ему больше проблем, чем следовало. Конечно, драться было весело. Терять себя в одной девчонке за другой – тоже в меру занимательно, только Мэдок никогда бы не прыгнул с обрыва, не возглавь я путь.
Подойдет ли он к краю? Обязательно.
Глянет вниз? Непременно.
Но никогда не сделает последний шаг. Это я постоянно подталкивал его, позволял ему упасть. Однажды Мэдок не сможет подняться, и виноват буду я.
– Нет, – ответил он решительно. – Я не уйду.
Я едва заметно улыбнулся, прекрасно зная, что будет практически нереально его переубедить.
– Ты хороший друг, но я не потяну тебя на дно вместе с собой.
Достав телефон из кармана джинсов, набрал 911.
– Здравствуйте. – Мой взгляд был прикован к Мэдоку во время разговора с департаментом полиции. – Я на улице Мунстоун Лэйн, номер 1248, в Уэстоне. Кто-то проник в наш дом, нам нужна полиция. И скорая.
Я сбросил вызов, наблюдая за шокированным Мэдоком.
– Они будут здесь минут через восемь. Поезжай, разбуди мою маму. Этим ты мне поможешь.
Кому-то, скорее всего законному опекуну, придется внести за меня залог.
Подходя к двухуровневому дому из красного и коричневого кирпича, я слышал работавший внутри телевизор. Перед ступеньками остановился, раздраженный тем, что Мэдок до сих пор не тронулся с места, в то же время гадая, почему мое сердце билось столь спокойно.
Почему я не нервничал? Не ощущал будоражащего кровь предвкушения?
Все равно, что в кафе за молочным коктейлем шел.
С Тэйт я упивался даже малейшим нервным трепетом в ожидании нашего столкновения. Этого мне было достаточно для удовлетворения день ото дня. Сам не хотел признавать, но она неизменно присутствовала в моих мыслях. Я жил ради первого взгляда на нее утром и любого контакта с ней в течение дня.
От яркого отсвета экрана телевизора я прищурился и вздохнул.
Значит, сукин сын не спал.
Отлично.
Мы с Винсом Донованом общались редко, но каждый раз с взаимной неприязнью. Он говорил со мной словно с никчемным сопляком, и с Джексом обращался точно так же.
Поднявшись на крыльцо, услышал отъехавшую машину Мэдока. Я открыл входную дверь, прошел в гостиную и остановился, загородив дверной проем.
Винс глазом не моргнул, заорав:
– Какого черта ты тут делаешь?
Схватив стоявшую неподалеку напольную лампу на длинной деревянной подножке, выдернул шнур из розетки.
– Ты ударил моего брата, – ответил спокойно. – Я пришел рассчитаться.
4
– Вы не обязаны были вносить за меня залог. – Я провел языком по приятно саднившему порезу в углу рта.
– Я не вносил, – ответил Джеймс, отец Тэйт. – Твоя мать внесла.
Он вел машину по тихим улочкам, держа путь к нашему кварталу. Солнце уже выглядывало из-за деревьев, отчего красно-золотистая листва светилась, словно охваченная пламенем.
Моя мать? Она там была?
Мэдок и Джеймс всю ночь провели в полицейском участке, ожидая, когда меня отпустят. Я был арестован, внесен в базу данных, и в итоге проспал несколько часов в камере.
Мудрый совет тем, кто дожидается освобождения под залог: ничего не происходит до утра.
Но если мать вытащила меня из тюрьмы, где она сейчас?
– Она дома? – спросил я.
– Нет, ее там нет. – Джеймс свернул на перекрестке, понижая передачу на Бронко. – Твоя мама не в той форме, чтобы тебе помочь, Джаред. Думаю, ты сам это понимаешь. Мы с ней поговорили прошлой ночью в участке. Она решила, что ей пора на некоторое время отправиться в Центр Хэйвуд.
В его голубых глазах, устремленных в лобовое стекло, плескался океан слов, которые он никогда не произнесет. В этом аспекте они с Тэйт были похожи. Если Джеймс начинал орать, значит, тебе пора заткнуться и слушать. Он редко говорил не по делу, ненавидел пустую болтовню. Становилось предельно очевидно, когда Джеймс и Тэйт доходили до последней грани терпения.