— Юля, добрый день, это Глеб Самойлов.
Он позвонил только через неделю. Как раз вскоре после того, как она, отчаявшись, решила, что он уже не позвонит вообще.
— Здравствуй, Глеб.
— У меня два вопроса. Что делаешь завтра? Любишь бильярд?
— Собираешься пригласить меня поиграть в бильярд?
— Как догадалась?
Юля улыбается. Вот что в нем такого, что от одного его голоса на душе становится тепло и хочется улыбаться?
— Во сколько?
— Ну, так же, часиков в семь.
— В принципе, не против. Только в бильярд в жизни ни разу не играла.
— Вот и отлично! Сыграем на твой мерседес.
Юля не выдерживает. Хохочет в голос.
— Страшный вы человек, Глеб Николаевич!
— Да? — Глеб удобнее устраивает трубку между плечом и ухом, руки разматывают бинт. — А некоторые говорят, что симпатичный.
Ох, как правы эти некоторые! И кто же они, интересно?
— Ну-ну, под маской овцы скрывался лев.
— Чего сразу овцы-то, — обиженно растягивает слова он. Ладно, хорош уже паясничать. — Юль, только это… Бензин ваш, идеи наши. В смысле, я же без машины. Или на такси за тобой заехать?
— Нет уж, лучше я на своей. Так же, в семь. Я за тобой заеду.
— Договорились.
* * *Юля никогда раньше не бывала в подобных местах. Множество бильярдных столов. По периферии — столики для тех, кто не играет. В данный момент или вообще.
Глеб заказывает пиво. Юле — безалкогольное, себе — Крушовицу.
— Ну что, пойдем, обдеру тебя как липку.
Ох, Глеб, лучше тебе не знать, что она представила при этих словах!
Юля радуется, что угадала с одеждой. Обтягивающие линялые джинсы, сиреневая трикотажная кофточка с серебристой аппликацией. Сто лет она так не одевалась, но здесь так выглядят почти все. Глеб тоже в джинсах и толстовке.
— Может, сначала правила объяснишь?
— Так любой дурак сможет, — усмехается он. — Держи. Это называется кий.
В принципе, ничего сложного. Юля радовалась как ребенок, когда удавалась попасть по шару. Впрочем, с каждым разом получалось все лучше.
— Юль, ну надо же не просто лупить по шару, а еще и забивать.
— А я что пытаюсь делать?
— Нет, так ты в лузу не попадешь. Вот смотри, — Глеб подходит сзади, — разве не видишь — угол неправильный.
— А я посильнее ударю.
— А посильнее — попадешь в борт, — Глеб кладет свои руки на кий рядом с Юлиными. При этом прижимается к ней сзади. — Видишь, вот так. Это ж сплошная физика с геометрией.
Нет, это, бл*, не физика! Это физиология. Потому что тело мгновенно реагирует на прикосновение к аккуратной круглой попке. Черт, надо меньше играть в Сталкера. И хотя бы иногда трахаться. В прямом смысле. А не только с работой. Глеб не успевает сообразить и вовремя отстраниться. А Юля резко и шумно выдыхает. Ага, давай, самоубийца, еще на грудь попялься! Для усугубления эффекта.
Она поворачивает голову. Светло-голубые глаза встречаются со светло-карими.
— Я не специально, — Глеб запоздало отстраняется. Разводит руки в стороны. — Оно само.
Юля молчит. Да, Самойлов, ты офигенно подставился. А какие объяснения оригинальные!
— Ну, что, рискнешь сыграть на мерседес? — он пытается сгладить неловкий момент.
— А что ставишь ты?
— Кавасаки. И пожизненное рабство.
Он, конечно, шутит, но Юля вдруг поняла, что хочет этого. Не мотоцикл, конечно. Его. В пожизненное рабство.
— Непривлекательное предложение.
— Понимаю. Я бы тоже не согласился. Ну, тогда на желание.
— Да у меня все равно нет шансов. Это неспортивно.
— Давай уравняем шансы. На один мой удар — три твоих. И три партии. До двух побед.
Третью даже играть не пришлось. Все равно Глеб у нее оба раза выиграл. И нельзя сказать, чтобы она не старалась. Очень старалась. Прикусывала от сосредоточенности нижнюю губу. По многу раз примеривалась к удару, наклоняясь то так, то эдак. В общем, неосознанно делала все, чтобы Глеб чуть ли не стонал в голос от возбуждения. И как он еще выиграть сумел при таком раскладе?.. Сам себе удивлялся.
Потом они поужинали. Неловкость, возникшая после того дурацкого эпизода с его так некстати случившейся эрекцией, исчезла. И они с удовольствием болтали. Глеб с удивлением отмечал, что, несмотря на то, что они находятся на разных ступеньках социальной лестницы, общению это совершенно не мешало. Скорее, даже наоборот. Впрочем, его мысли крутились вокруг того, что к социальному положению никакого отношения не имеет.
— Ну, я вроде как выиграл? — Юлин мерс опять стоит у его подъезда.
— Выиграл, — подтверждает она.
— Тогда пойдем. Ко мне.
— Зачем?
— Э-э-э…. Ну, например, я тебя кофе угощу.
Очень смешно, Самойлов. Почему бы тебе прямо не сказать? Юля, пойдем, потрахаемся. Потому что у меня стоит. И я хочу тебя. И ты меня тоже, я в этом почти уверен.
Уборкой он по-прежнему пренебрегал. На кухне тихий ужас, но мы туда и не пойдем, что бы он там ни врал про кофе. Хорошо хоть, пылесосил вчера. И то, потому что Масяня разгрызла упаковочный пенопласт от купленного накануне DVD-плеера.
Он открывает дверь, включает свет.
— Ванная там.
— М-м-м, спасибо. А зачем?
— Ну, вдруг ты захочешь… Перед тем….
— Перед чем?
Глеб вешает свою куртку в шкаф. Поворачивается к ней.
— Юль, мы же взрослые люди. И оба понимаем, зачем мы здесь.
Юля молчит. Потрясенная, да. Она, конечно, предполагала, что это может случиться. Но что вот так, буднично, практически с порога…
— Юля, в чем проблема? Я тебя хочу. Ты это и сама знаешь. Ты… ты тоже меня хочешь. По крайней мере, мне так кажется. И потом… — Юлино молчание начинает действовать ему на нервы, — я же выиграл. Ты должна мне желание. А я хочу тебя. Сейчас.
Юля чувствует, что еще чуть-чуть — и предательски задрожит подбородок. И слезы уже неконтролируемо польются из глаз. Она думала, ей тогда было больно. «Ты достойна лучшего». Вот чего она достойна!
Внутри оживает и обретает металлическую твердость какая-то доселе неизвестная ей струна. Слезы останавливаются на полпути. Голос совершенно спокойный.
— Извини, Глеб, сделка аннулируется. Условия неприемлемы. Если настаиваешь, можно договориться о компенсации за напрасно потраченное время и деньги. Мой телефон у тебя есть. Всего хорошего.
И уходит.
* * *Черт! Кажется, он ее обидел. Глеб даже метнулся к двери. Вслед за ней. Остановить. Крикнуть: Юля, подожди! И что дальше? Глеб остановился, так и не открыв дверь. Извиняться он точно не собирался. Господи, да за что?! Красивая женщина, далеко не отвратительный мужчина, поздний вечер, пустая квартира. Оба хотят друг друга. Ну чего еще надо, чтобы доставить друг другу удовольствие?
Глеб вздохнул. Может, конечно, ему показалось. Что Юля запала на него. Все может быть. Но какого черта она поперлась к нему домой? Что, правда, думала, кофе будут пить? Вот дура!
Конечно, она не дура. Все, что угодно, только не это. Ему вдруг становится грустно. И немного… Да, стыдно. Обидел. Потому что думать надо головой, а не головкой!
Юля была совершенно не похожа на тех женщин, с которыми он привык общаться. А с кем он общался? Коллеги врачи, и, в основном, медсестры. Никто из них не походил на нее. В Юле сочеталось два, казалось бы, совершенно не сочетаемых качества. С одной стороны, исходящая изнутри, не показная, такая удивительная в женщине самоуверенность. Ощущение собственной внутренней силы и ума. Даже в какой-то степени превосходства. Это было трудно описать словами, но очень отчетливо ощущалось. Юлия Джириева явно считала себя человеком высшего сорта. А, с другой стороны, совершенно искренний интерес и уважение к другим людям и вера в то, что они в состоянии по-хорошему удивить ее. По крайней мере, в отношении к себе Глеб это чувствовал. Она как будто говорила: «Ну, Глеб, давай! Покажи себя! Я же знаю, какой ты классный и интересный парень!»
Какие бредовые мысли лезут в голову! Ладно уж, что сделано, то сделано. Переделывать не будем. Завтра у него дежурство, и, если повезет, и ночью выдастся свободный часок… Надо будет пригласить кого-нибудь из сестричек на физиопроцедуры. Совсем распустились. Не следят за доктором. А доктор Самойлов уже пару месяцев как нетраханный.
Глава 5. Копье Зигфрида
Брунгильда засучила рукава и метнула копье с такой силой, что оно должно было бы пронзить Гунтера насквозь, но Зигфрид подставил под удар свой щит. Зазвенел щит, посыпались с него искры. Зигфрид поднял копье и метнул обратно в Брунгильду, но не острием, а тупым концом. Ударило копье в ее крепкие доспехи, покачнулась Брунхильда и едва устояла на ногах. Разгневалась воинственная дева, но сказала Гунтеру: «Отменный удар, государь! Я благодарю тебя за него»
«Песнь о Нибелунгах»
На смену удушающей ярости приходит апатия. Юля выполняет свою работу на автопилоте. Механически. Что называется, на классе. И все гадает, есть ли предел боли и разочарования, которые суждено ей испытать. Достигла ли она дна? Или может быть еще больнее? Когда один, которому верила, как себе, предает, не найдя даже мужества честно признаться в мотивах своего поступка. А другой… Ей казалось, что он… Юля не могла четко сформулировать, кем он стал для нее. При этом почему-то очень хотелось плакать. При мысли, что никогда больше не увидит его, у Юли появлялось ощущение, что в мире выключили краски, и остался один цвет — серый. Но Глеб совершенно ясно дал понять, что именно ему от нее нужно.
Не то, чтобы она этого не хотела. В том-то и дело, что хотела… Еще как! Она вообще не помнила, чтобы когда-то ТАК хотела мужчину. Никакого. Ни Вадима. Никого другого. А Глеб… Его рост. Широкие плечи. Вся огромная фигура, которая, может, и не походила на тела узкобедрых накачанных мужчин-моделей, но от нее исходила какая-то почти животная сила. А как он двигался… При таких габаритах он двигался стремительно, почти изящно. И эти его ямочки. И мягкие улыбчивые губы. И солнечные смешливые глаза. Его юмор. Спокойная уверенность в себе. Сочный бархатный голос. Наверное, это профессиональное.
В том-то и дело! Она хотела его всего! Не только это великолепное мужественное тело. Хотела его улыбок, его смешных и грустных историй из богатой врачебной практики, хотела, чтоб он веселил и подкалывал ее, хотела… До фига чего хотела, да только закатай губу, деточка! Он от тебя хочет только одного!
* * *Идея потрахаться на дежурстве была, конечно, хороша. Только в теории. А на практике…
Сначала он. Полчаса. Этот даже не «трахать» называется. Он ее буквально «долбил». Потом Маринка, симпатичная процедурная сестра из отделения, села на него верхом и прыгала минут двадцать. Стонала. Круглые груди подскакивали как мячики. От нечего делать считал Маринкины оргазмы. Два. Или три. Дождавшись очередного, скинул ее с себя, поставил на четвереньки. Одним резким движением входит и начинает двигаться. Да что же это такое! Просто мучение одно! Осознав, что в любой момент может раздаться стук в ординаторскую или звонок на сотовый, он перестает с собой бороться. Закрывает глаза. И представляет. Рассыпанные по плечам темные волосы. И именно ее тонкую талию сжимают сейчас его пальцы. Именно к ее мягкой круглой попке прижимается сейчас его пах. Как и тогда, только между ними нет одежды. И прикушенная розовая губка. И съежившиеся нежные соски под прозрачной тканью бюстгальтера. И долгожданный оргазм накрывает его. Наконец-то.
— Глеб, ты просто марафонец… — Марина томно чертит круги на его груди.
«Ага, марафонец. Извращенец, бл*»
— Прости меня, Марин.
— Да ты что? — искренне изумляется она. — Так классно было. Я со счету сбилась, сколько раз кончила.
— Три, — автоматически отвечает он.
* * *— Юлия Юрьевна, — в голосе Маши, ее секретарши, слышится тщательно маскируемое удивление, — тут вам принесли…
— Что?
— Цветы.
— Кто?
Маша медлит с ответом.
— Сейчас выйду.
Весь стол у Марии завален бордовыми розами. Юлия в жизни не видела столько одновременно. Сколько их здесь? Пятьдесят? Сто?
— Кто это принес?
— Парень какой-то. Сказал, что это доставка. Из магазина. И вот… Письмо. Вам.
Юлия берет конверт. Открывать страшно. Потому что из ниоткуда возникает вдруг такая прекрасная, но призрачная надежда. Нет, это невозможно. Таких букетов ей даже Вадим не дарил. А он был весьма состоятельный господин.
— Маш, займись цветами.
— Ага, только сейчас за вазами сбегаю, а то у нас столько нет.
Юля забирает одну розу и возвращается в кабинет. Садится в кресло и задумчиво смотрит на лежащий на столе прекрасный цветок. Через несколько дней он завянет и засохнет. А надежда, которая сейчас живет в ее душе, умрет гораздо раньше. Как только она откроет этот конверт.
Почерк ей незнаком. Два слова.
Прости меня.
Подписи нет. Есть постскриптум.
P.S. Просто у владельца цветочного магазина был сложный чрезмыщелковый перелом.
И еще один.
P.P.S. Но я бы все равно извинился.
И последний.
P.P.P.S. И цветы бы все равно подарил. Только не столько.
Глеб. У Юли чувство, будто ей подарили весь мир.
* * *Он стоит на парковке и смотрит на здание банка перед ним. Огромное, сверкающее полированным гранитом, металлом и стеклом. Воплощение солидности, респектабельности, достоинства. Вся парковка перед банком забита БМВ, Лексусами, Мерсами. Сотрудники выходят из дверей после окончания рабочего дна. Темные цвета, строгая одежда. Что он здесь делает? Этот мир для него глубоко чужой, чуждый. Более того, он ему резко неприятен. Но у этого мира есть то, что ему нужно. Она. Его прекрасная снежная королева.
Глеб даже не узнал ее сначала. И возненавидел этот ее новый облик сразу. При их встречах Юля была одета достаточно неформально. Как и он сам. А сейчас… Строгое серое пальто. Меховой (вы только подумайте!) шарф. Прекрасные темные волосы убраны сзади в строгий пучок. Губы накрашены бордовой помадой. В руках — папка с документами. И еще портфель.
С максимально независимым видом Глеб привалился к капоту Юлиного мерса, сложив руки на груди.
— Привет!
— Здравствуй.
Она не улыбается. Смотрит серьезно. Выжидательно.
«Я не узнаю тебя. Мне страшно.»
— Я послал тебе цветы.
— Я знаю. Я их получила. Спасибо.
«Черт, где моя Юля? Где та девушка, с которой я смеялся неделю назад? Кто эта строгая женщина с холодными, как льдинки, глазами?». Ему хочется сбежать. Но он не позволяет себе струсить.
— Я пришел извиниться.
— Извиняйся.
Так, все! Его и без того истерзанное терпение лопается. Одной рукой Глеб сбивает со своей головы капюшон, другой — притягивает Юльку к себе, так резко, что папка с документами выскальзывает у нее из рук. И впивается в губы совсем не извиняющимся поцелуем.
Гадость какая! Помада у нее невкусная. Зато все остальное… Горячий нежный язычок, который с радостью встречает его собственный. Гладкие острые зубки, которые так приятно обводить языком. И ее губы. Бог с ней, с помадой. Именно такие, как он и… мечтал? Да, черт побери, он о ней мечтал!
И как же она ему отвечает! Такая гладкая внутри. Нежная. Горячая. И так сладко стонет. Прямо ему в губы. Юленька…
Громкий автомобильный гудок… Юля резко отпрянула. Господи, что она делает?! Целуется. Взасос. На парковке. На глазах у покидающих здание банка сотрудников. Прямо под окнами кабинета директора. Прямо в фокусе установленной на парковке камеры.
Глядя в ее огромные потрясенные глаза, Глеб понимает, какого свалял дурака. Нашел время и место. Чтобы приставать к заместителю директора банка с поцелуями. Тыльной стороной ладони оттирает губы. На руке остается бордовый след. У Юли вид тоже… весьма неаккуратный.