— Смекаю, — расстроился Иван.
Устал как-то сразу. Потер лицо ладонью, скидывая навалившуюся усталость.
— Пора, Иван, с твоей барышней побеседовать.
— А они со мной разговаривать не изволят!
— О как! Обидел чем?
— Вопросами непростыми.
— Поспешил, значит.
— Выходит, так, — согласился Иван. — Рано с ней беседовать, Лев Петрович. Что мы имеем, одни домыслы и предположения.
— Ну вот, пусть их и развеет, домыслы-то.
— Ну а если она вообще не в теме?
— Была бы не в теме, никто бы за ней не гонялся! — сменив добродушие на начальственность, громыхнул Бур.
— Тоже верно. Но я предпочел бы очную ставку, так сказать, заинтересованных лиц. Чтобы он ей сам объяснил, что от нее хочет, а я бы поприсутствовал, где-нибудь за кусточками, в сторонке. Послушал.
— А если тебе по башке дадут или пристрелят, а ее увезут в неизвестном направлении?! А? Ты что-то там заигрался, не понимаешь о чем речь идет?!
Иван поморщился — понимает, конечно!
— Лев Петрович, подождем, а? Вы мне три дня дали, повожу их еще. У Макса что-то есть?
— Ты не зарывайся, Иван! Дал я тебе два дня. Один уже прошел.
— Ну день, хоть что-то!
Начальство помолчало — и приструнить не в меру распоясавшегося Ивана не мешало бы, но и дело надо сделать!
— Максим кое-что нащупал. Обещал результаты ближе к утру. Сам позвонит тебе, доложит.
— Ну во-от, тем более! — расслабился немного Иван.
— В девять утра чтобы был с Романовой у меня в кабинете!
— О-хо-хо! — отвечал Иван.
— Все! — шумнуло начальство, все же хохотнув напоследок.
Нельзя больше оставаться в Москве!
Никак нельзя! Уходить!
Уходить надо было еще пять дней назад, а сейчас пятки горят!
В любой момент его могут просчитать. Игорь ой какой не дурак! Что-то он занервничал последнее время, разговаривает сквозь зубы, встречи с ним отменяет, и не только с ним. Почему занервничал, непонятно! Скрытный он, всегда таким был, сколько раз вызовет к себе и огорошит новым решением. И все сам, ни с кем не советуясь, надумает, просчитает и только перед фактом ставит. Нет, все идеи грамотные, рабочие, на них сколько заработали! Но всегда сам, в одиночку! Конечно, поводов у него нервничать предостаточно, а если он заподозрил что?!
Хоть на секунду!
Тогда все! Все, мать его так! У Игоря мертвая хватка, если что заподозрит…
Ему нужна эта девка! Срочно!
Может, смыться, а ее потом доставят?
Нет. Нет, куда ж без нее! И надо самому — объяснить ей все, напугать!
Самому.
Что за мужик это с ней? Квартиру его они нашли, данные вычислили — ведущий менеджер в крутой компании. Не привлекался, ничем особенным не выделялся.
Как же он уложил троих и смылся с сучкой?
Может, служил в войсках каких непростых? Не в этом дело! Дело в нерасторопности нанятых братков!
Он даже застонал от бессилия, сцепив зубы.
Козлы вонючие!
Столько раз упускали эту парочку, теперь доложили, что возвращаются в Москву! Если они не возьмут их на вокзале…
Где ее искать потом, это в Москве-то?!
Ничего, ничего!
Про Романову все известно, правда, куда-то делась ее подруга с детьми. Ну, найдем, если понадобится, никуда не денется. Надо бы глубже покопать — друзья-приятели, где может отсидеться.
Куда они могут деться? В свои квартиры — вряд ли. К родителям? К друзьям? В гостиницу — ну это был бы подарок! Если в гостинице, он через час будет знать в какой. А там все проще. А если к друзьям побегут, тут сложнее. Но все равно Юрик их к утру вычислит и найдет.
Ждать. Ждать и не паниковать!
Он это умеет — годы все планировал, осуществлял.
На последнем этапе всегда нервы сдают!
Квартира, куда Иван Сашку привез, была симпатичной, точнее, обязательно станет таковой после того, как в ней закончится ремонт, находящийся сейчас в начальной стадии.
В старинном доме в центре Москвы, на первом этаже, располагалось сие пристанище, очень похожее на бывшую коммуналку, до этой ипостаси и революции бывшую, как водится, чьим-то барским домом, с длинным коридором, заканчивающимся местами общего пользования. Слева по коридору располагалось три комнаты, справа две и кухня. Кухня, одна из комнат и места бывшего общего коммунального пользования были уже отремонтированы, остальное помещение находилось в ободранном и подготовленном к штукатурке состоянии. Пространство квартиры радовало кубическими метражами — широкий коридор, высокие потолки, большие комнаты и огромная квадратная кухня.
— Твое добро? — поинтересовалась Саша, осмотрев предоставленное жилье.
— Не совсем, — туманно ответил Гуров.
— Конспиративная квартирка друга какого-нибудь не менее конспиративного, — усмехнулась она.
— Да ладно, Романова, — предложил перемирие Иван, — давай лучше чайку попьем с пирожками Лукиничны.
— Ну давай, друг-нелегал, попьем, — приняла ветвь мира Сашка.
Они в четыре руки стали распаковывать пакеты со снедью, любовно собранные щедрой Лукиничной, заваривать чай, накрывать на стол. И Санька не удержалась, спросила:
— У тебя дети есть, Гуров?
— О как! Нападение? — отреагировал он.
— Надо же о чем-то говорить! — оборонялась Сашка.
— Обходя то, о чем говорить не хотим? — напомнил он.
Взаимные язвительные уколы стали даже привычными, итак: в тонусе, в тонусе, чтобы не расслабляться!
Ему нравилось.
— Да. Так что насчет детей?
— Может, и есть, но меня по данному вопросу не информировали, претензий и требований не предъявляли.
— Эх, сладка мирская холостяцкая жизнь, да, Ванечка?
— Сладка-а! — изобразив данную сладость, согласился Иван. — Так же как и у тебя, Санечка!
Выпад в ответ. И еще один, на ее приподнятые брови с недоуменно-вопрошающим выражением лица.
— А что, у тебя есть муж, дети, любовник, любимый? Или это только мужиков принято порицать за холостяцкую вольницу?
— Да. Ты прав, — признала она, — это я как-то…
— Романова! — преувеличивая потрясение, воскликнул он. — Ты только что призналась, что не права!
— Не надо так уж явно радоваться!
— Да ты что! Это великое событие! — не унимался Иван. — Эх, жаль, выпить нечего, такие события требуют отмечания! Александра Владимировна Романова признала, что была не права! Нонсенс! Парадокс! Всеобщее ликование! У тебя все готово? Давай, давай, сядем скорее, чокнемся хоть чаем и пирожками!
— Самолюбование и самодовольство сгубило многих мужчин, Гуров! — защищалась Сашка.
— Да что ты, свет Владимировна! Ты все это уколошматила и уканапупила в начале нашего знакомства! — от души балагурил Иван.
Они накрыли стол, сели друг напротив друга, Иван поднял чашку с чаем.
— Выпьем за редко встречающееся в природе у женщин умение признать свои ошибки, — провозгласил он тост.
Конечно, она добавила уточнений! А что, могло быть иначе?
— И отсутствующее у большинства мужчин!
Ну девка — никакого удержу!
Чокнулись чашками, отхлебнули горячего чая, откусили от пирожков. Сашка поспешила реабилитироваться, конечно нападая!
— Зря ты, Иван Федорович, свое инкогнито открыл. Ой, зря! — с аппетитом уплетая откушенный кусок и театрально разглядывая пирожок в руке, сказала она.
— Это какое? — подал ожидаемую реплику Иван.
— Ну, що прынц! Прынцы, они, Гуров, завсегда на спасенных барышнях женятся. Как правило, прынцессах, но бывают и исключения. Но женятся завсегда! Придется тебе, Ванечка, на мне жениться, хоть я и не прынцесса!
Порассматривав пирожок, откусила от него еще кусок и, вздохнув в духе русских народных сказок, процитировала:
— «Не принцесса — королевна!»
Иван подхватил игру, получая непередаваемый кайф от дурашливости, разыгрываемого представления, ее едких реплик, мгновенных выпадов.
Хо-ро-шо!
— А я не из тех прынцев. Другой.
— Это какой такой другой? Прынц-шатун, что ли? — полюбопытствовала она.
— А вот такой! Который всех спасает, ничего в благодарность не ждет, идет дальше спасать! Гордый, благородный и независимый, — склонив головушку набок, дурачился Иван.
Сашка кивнула — поняла.
— Многостаночник, значица. Альтруист. Герой! Быва-а-ает! Прынцессы от большой поруганной любви с башен сигают, папаши ихние, короли, догонку посылают, чтобы возвернуть в лоно семьи и королевства всучить половину. А ты, такой гордый, красивый, прынцесску успокоил, папаше ейному спокойствие на границах пообещал, а сам утречком шасть в оконце и был таков! Других спасать отправился!
— Где-то так. Принцесс, знаешь, много, а я один. Других-то что обижать! А ты у нас, значица, — подражая ей, вернул он выпад, — та принцесска, что претендентам по три забубённых загадки задавала: не ответил — в пропасть?
— А как ты думал, Ванечка? С умными девочками всегда непросто, это тебе не Фросек, гороховских дочек спасать!
— Это же цветник! — поделился радостью Иван. — С ними веселее, проще и спокойнее!
— Терпи, Ванечка, терпи! — посочувствовала Сашка. — Не долго осталось. Пока для разнообразия жизненных наблюдений пообщаешься со мной, а барышень с интеллектом на уровне яйца всмятку на потом прибереги, для отдохновения души и всего прочего!
Он расхохотался во все горло, даже голову откинул и слезу смахнул.
— Сашка! Ты злыдня!
— Есть немного, — покаялась народница.
— Слушай, а почему у тебя мужа нет или бой-френда?
Так развеселился, что спросил с ходу, не прощелкав ситуацию.
И все! Закончилось на этом балагурство — она захлопнулась потревоженной раковиной на морском дне. Хлоп!
«Болван! — обругал он себя. — Ты, Гуров, когда она рядом, себя не контролируешь! Это опасно и непрофессионально!»
— Саш, я по-доброму спросил, по-дружески.
Она немного оттаяла. Чуть-чуть, настолько, чтобы ответить вопросом на вопрос:
— Гуров, а если бы я тебя спросила: почему у тебя нет жены, детей? Ты бы мне ответил? По чесноку?
— Для дамочки с университетским образованием и званием доктора наук ты слишком много употребляешь простонародных оборотов и подросткового сленга.
— Я еще материться умею так, что тебе и не снилось, — с выкрутасами и сложными построениями. Но вообще-то ты прав. Это все мои студенты. Я преподавала в институте. Много. Зарабатывала. И надо было разговаривать с ними как-то так, чтобы понимать друг друга. Вот и научилась и пользуюсь. Мне нравится. Но ты ушел от моего вопроса.
— Как и ты от моего. Все никак не привыкну, что ты умеешь уходить от прямых вопросов так же вдохновенно, как и я сам.
— И?.. — настаивала на ответе Саня.
Как так получилось, что рассказать ей о себе оказалось естественным, не вызвало желания уйти от темы, перевести разговор в другое русло или на ее откровения. Неожиданно для самого себя, Иван ответил — искренне, «по чесноку», как она изволила выразиться.
— Не знаю, Саш, так сложилось. Дважды я был серьезно влюблен, о свадьбе мечтал, предложение делал и о детях призадумывался с удовольствием.
— Только не говори, что тебе отказали!
— Нет, не отказали. Согласились. Что в первый раз — ну, это я совсем зеленый был, двадцать один годок, что во второй, постарше, поумнее, как мне казалось, — в двадцать восемь.
Александра слушала, примолкнув, спрятав все свои шипы, противостояние, забыв про чай и… засмотревшись на него.
— В первой попытке дошло почти до росписи, три дня оставалось до судьбоносного события. Я приехал к ней домой неожиданно, что-то там надо было привезти от моих родителей ее, сейчас и не помню что.
И имел удовольствие лицезреть свою невесту в постели с другом ее детства. Она объясняла, что это не имеет значения, что любит только меня, а они прощались навеки. И что удивительно: я понял все, о чем она говорила, и поверил, что она искренне верит в то, о чем говорит. Честно! Но для меня это уже не имело значения. Переживал, а как же! Так попрать мужскую гордость и самость! А спустя годы, осознав все, был так ей благодарен! Встретил ее лет через десять, глубоко замужнюю за тем самым другом детства, мать двоих детей, осатаневшую от тяжелой жизни. И припух от понимания и радости — как же меня пронесло-то! Совершенно чужой человек, неинтересный мне, и не в том дело, что уставшая, вся в проблемах — просто чужая!
— Ангел твой личный, наверное, подсуетился, — предположила Саша, — случайностей в жизни не бывает.
— Может, и он, дай бог ему здоровья! Или у них со здоровьем и так все в порядке?
— Не знаю, Гуров, наверное. А другая женитьба?
— О! Это история куда менее прозаическая, сплошные страсти! Я, уже хорошо и с удовольствием попасшийся на вседозволенности свободного мужского поиска и, как мне казалось, все понявший про жизнь и женщин, но еще не утративший тайных мечтаний о семейном счастье и той единственной, вьюноша, со всего разлету столкнулся с необыкновенной женщиной! Она была старше меня на пять лет, много чего видевшая, пережившая, с ребенком и очень, очень загадочная! Коктейль Молотова для мужика. Страсти кипели — разбегайся! Я с ума сходил, ночи проводил под ее балконом, дружил с ее пятилетним пацаном, наизнанку выворачивался и жизни без нее не представлял!
— Беда-а-а! — сочувственно протянула Сашка.
Иван посмотрел на нее, словно только что увидел, — вот как затянули воспоминания, встал, добавил себе кипятка в чашку с остывшим чаем, закурил.
Вечер откровения друзей! Чего его растащило? И ведь хочется рассказать!
Он вернулся, сел на прежнее место за столом.
— Она сдалась под напором моего юношеского пыла. И любила меня, насколько умела, настолько и любила. Я сделал предложение с исполнением всех сентиментальных традиций — цветы, шампанское, романтический ужин при свечах, кольцо!
— Неужто в коленопреклоненной позе? — подначила Сашка.
— Обошлось! — успокоил Иван. — Я получил вожделенное «да», за сим последовало заявление в ЗАГС и обозначение дня свадьбы. Восторг, долгосрочные планы! Ура, собственно!
— Гуров, только не говори, что ее ты тоже застукал в неурочный час!
— И с этим обошлось. Но на горизонте нарисовался давний любимый со встречным предложением. Был он меня старше, к тому же долго недоступен для нее и старая любовь. Я получил дежурное «извини», покаянное признание в неумершей любви к нему и прощальный горячий секс при расставании. Переживал, как водится, тяжело, пил несколько дней, и «все бабы суки!» как вывод на том этапе жизни.
— И встретил ее через десять лет… — помогла Сашка течь повествованию.
— Почти. В позапрошлом году на одной закрытой тусне наших веселых таких миллионеров и выше.
— О как! Муж пошел в гору?
— Да не слезал с нее!
— Олимп крепчал приростом денежного населения?
Иван усмехнулся — умеет она сформулировать заковыристо и весьма точно.
— Романова, знаешь, что ты офигенная дамочка?
— Теперь знаю, спасибо, если это комплимент. И что, большая любовь расстроила тебя до всех мужских потрохов своей блестящей неприступностью и процветанием?
— Расстроила, но не этим. Зачем уж так банально, Александра Владимировна? Я увидел холеную, отштукатуренную во всех местах… и очень несчастную женщину. Непрекращающаяся, ежесекундная борьба за молодость и удержание мужа, с контролем, проверками, выталкиванием и уничтожением молодых соперниц — это, я тебе скажу, тот еще экстремальный вид спорта!
— И что? — не поняла Сашка сравнения.
— И все! Ни о чем другом говорить она не может и делать ничего другого не может. «У верблюда два горба, потому что жизнь борьба!» Миллион всяческих пластических операций, утро начинается в пять бассейном и трехчасовым марафоном в спортзале, есть нельзя, пить нельзя, загорать нельзя, улыбаться нельзя, спать в определенной позе. В курсе мировой политики, биржевых сводок, мужниных дел, последних плевков моды, сплетен и интриг наших богатеньких — быть обязательно! Потому что жизнь борьба! Потерпеть еще десяток лет, если повезет, то меньше, когда «оно» остепенится, откобелится и, к всеобщему семейному благу, станет импотентом — тогда можно немного расслабиться!