В результате остался один вопрос, на который она не смогла найти ответа.
Почему она не предприняла больше попыток встретиться с Романо и рассказать ему о том, что они произвели на свет новое человеческое существо?
Неужели она действительно считала его безжалостным легкомысленным плейбоем, соблазнителем наивных дурочек, который любил только самого себя и не задумывался о последствиях своих поступков?
Да и нет.
Но тебе было всего пятнадцать…
Это не оправдание.
Раз она была достаточно взрослой, чтобы родить ребенка, то была в состоянии взять на себя ответственность за него. Несмотря на все свои усилия, она провалилась, потому что выбрала неправильный путь.
Могло ли у них с Романо все получиться?
Этого она никогда не узнает. Возможно, им удалось бы нормально воспитать дочь. Возможно, они были бы ужасными родителями, которые сами нуждались бы в воспитании. Наверное, для Кейт было лучше, что ее вырастили стабильные разумные люди, которые очень любили ее.
«Больше, чем ты?»
Джеки зажмурилась. Оба ответа на этот вопрос причиняли ей боль.
— Думаю, сейчас мы в безопасности.
Голос Романо нарушил ход ее мыслей. Она подняла голову с его плеча:
— А?
— Твоя мать ушла. Кажется, она разговаривает с твоим дядей.
Странно. Ее мать и дядя Лука избегали друг друга.
Романо перестал двигаться, и Джеки удивленно посмотрела на него.
— Это означает, что мы можем остановиться.
Она совсем не хотела останавливаться. Она хотела находиться в его теплых руках, прижиматься к его груди и забыть об остальном мире. Это было неправильно?
Она знала ответ.
Разумеется, это было неправильно. Это было слабостью. Она убрала руки с его груди и сделала шаг назад. Внезапно ей стало холодно. Она не знала, что сказать и как уйти.
В конце концов она взяла себя в руки, поправила волосы и произнесла:
— Думаю, нам обоим нужно все обдумать и поговорить завтра.
Романо как-то странно на нее посмотрел:
— Джеки, ты в порядке?
Она расправила плечи:
— Я в порядке. Просто устала. Ты понимаешь…
Его губы растянулись в подобии улыбки, больше похожей на гримасу.
— Я позвоню тебе утром.
Затем он кивнул ей и удалился.
Джеки тупо уставилась ему вслед. Что она с ним сделала? Почему он так внезапно потерял свой шарм? Она никогда не видела, чтобы он ушел, не расцеловав женщину в обе щеки и не сказав ей на прощание что-нибудь приятное.
У нее заболела голова, и она решила найти спокойное место и немного отдохнуть.
Пробираясь через толпу гостей, она увидела свою мать и дядю Луку — они действительно разговаривали. Оставаясь вне поля зрения матери, она прошла мимо них и услышала обрывок их разговора.
— Я ценю твою честность, — сказал Лука.
Ее мать глубоко вдохнула:
— Я говорю искренне, Лука. Мне правда очень жаль, что я испортила тебе праздник. У меня ужасные манеры.
Джеки остановилась. Лиззи рассказала ей о скандале, устроенном ее матерью, в результате которого дети Луки узнали о том, что у их отца есть два сына-близнеца от первого брака. Из-за этого отношения двух семей стали еще более напряженными.
Неожиданно до нее дошел смысл слов матери. Неужели она только что извинилась? Вот это чудеса!
— Что сделано, то сделано. — Дядя Лука пожал плечами. — Конечно, жаль, что правда открылась таким образом, но мне уже давно следовало рассказать своим детям об Алессандро и Анжело. Надеюсь, секретов в нашей семье больше нет.
Джеки хотелось громко рассмеяться. До конца было еще очень далеко.
«Ты должна им все рассказать. Немедленно».
Набрав полную грудь воздуха, она подошла ближе, чтобы дядя мог ее видеть, но он был слишком поглощен разговором, чтобы заметить ее присутствие.
— Как мы можем быть крепкой семьей, если мы разобщены? — произнес он, взяв руку Лизы в свою. — Пора простить друг другу прошлые обиды и начать жить дружно, как одна большая семья.
Мать Джеки вздохнула:
— Мы так долго с тобой враждовали, что я уже забыла, что послужило причиной этой вражды.
Дядя Лука рассмеялся и неожиданно поцеловал сестру в щеку.
— Мы с тобой оба слишком горячие. Думаю, именно это и было причиной. Давай попробуем использовать нашу бурную энергию не в разрушительных, а в созидательных целях.
Джеки улыбнулась. Дядя Лука всегда умел красиво выражать свои мысли.
— Начинается новая жизнь, — добавил он. — Валентино, Кристиано и Изабелла теперь знают о своих старших братьях. Я чувствую необходимость исправить прошлые ошибки, а не делать вид, будто их не было. Это разные вещи.
К большому удивлению Джеки, ее мать кивнула:
— Я знаю. Сейчас, когда все мои девочки собрались вместе, у меня тоже возникло такое чувство, хотя я понимаю, что некоторые раны исцелить невозможно.
Лука пожал плечами:
— Мы можем только пытаться.
Кивнув, Лиза обернулась. У Джеки было время скрыться в толпе и остаться незамеченной, но вместо этого она подошла к дяде. Он ее обнял и поцеловал:
— Ты, так всегда, прекрасна, piccolo.
Она улыбнулась:
— Ты мне льстишь, но я все равно тебя люблю, дядя.
— Мы говорили о нашей семье, — произнес он. — О том, что нам нужно собраться всем вместе и положить конец секретам, которые нас разделяют.
На этот раз Джеки осталась серьезной. В его словах было слишком много правды.
— Я полностью согласна, — произнесла она, затем обратилась к матери: — И в связи с этим должна рассказать тебе нечто очень важное.
Хотя Джеки крепко спала этой ночью, она проснулась с таким ощущением, будто в ее голове стучали молотки. Спустившись на кухню, она обнаружила там Скарлетт.
— Доброе утро, сестренка, — произнесла та, широко улыбаясь.
— Доброе, — пробурчала в ответ Джеки. — Я все рассказала маме, — добавила она.
Скарлетт поморщилась:
— Ты выжила? Как тебе это удалось?
— Не знаю, — ответила Джеки, качая головой. — Все было совсем не так, как я ожидала. Мама была очень спокойна, и это меня настораживало. Либо ее подменили, либо мне нужно готовиться к ее запоздалой реакции.
— Желаю удачи.
— Спасибо. — Джеки подошла к кофемашине. — Еще я рассказала Романо — Не дожидаясь реакции сестры, она повернулась. — Я сделала это вчера. Во время свадебного приема.
— Ничего себе!
Джеки кивнула:
— Я не планировала, но это был единственный способ остановить его… В общем, не важно.
Брови Скарлетт взметнулись.
— Правда?
— Давай не будем вдаваться в детали. — Джеки почувствовала, как ее щеки вспыхнули. — Я не планировала рассказывать ему правду в день свадьбы Лиззи, но… э-э… в общем, возникла пикантная ситуация, и мне пришлось это сделать.
Скарлетт рассмеялась.
— Что тут смешного? — спросила Джеки, немного злясь на сестру.
— Слышала бы ты себя! — произнесла Скарлетт. — Как только дело касается чувств, ты сразу становишься деловитой и многословной. Прямо как…
— Не смей это говорить!
— …мама, — упрямо закончила Скарлетт.
— Я совсем не такая, как мама. Это ты у нас больше всех на нее похожа, — возразила Джеки.
Скарлетт пожала плечами:
— Что я могу ответить? Я уже примирилась с нашей схожестью. Мне это не нравится, но я хотя бы ничего не отрицаю.
Джеки налила себе кофе.
— Не говори ерунды, — пробормотала она. — Я тоже ничего не отрицаю.
— Дорогая, — произнесла Скарлетт, покидая комнату, — отрицание твоя вторая натура.
— Чушь собачья! — бросила ей вслед Джеки. — Ты не понимаешь, о чем говоришь.
Она не могла понимать.
Джеки не ошибалась насчет этого. Она вообще редко ошибалась.
«Правда? А может, ты просто все время пыталась убедить себя, что ты пуп земли и твое мнение важнее всего?»
«Вздор», — сказала она себе. За всю свою жизнь она совершила одну-единственную ошибку. Занялась любовью с Романо, когда была еще недостаточно зрелой для подобных отношений. Ну да, еще письмо. Ей следовало самой поговорить с Романо. Она была достаточно взрослой, чтобы признаться в этом ему и самой себе. В общем, она неправильно поступала, скрывая от него правду все эти годы. Сейчас она это понимала.
«А как насчет твоих чувств к нему?»
Джеки закрыла глаза, но вопрос продолжал звучать в ее голове, поэтому она снова их открыла.
«Я не люблю его, — сказала она себе. — Да, меня к нему влечет, и я это признаю!»
Она предельно честна с самой собой.
Единственным местом, где они сейчас могли поговорить без постороннего вмешательства, был старый фермерский дом. Джеки ехала по грязной колее на взятой напрокат машине, сколько было возможно, а остаток пути проделала пешком.
На первый взгляд здесь все было так же, как раньше, но затем она присмотрелась внимательнее. Оливковые деревья выросли, их ветви стали толстыми и узловатыми. Некоторые из них были повалены ветром, но их никто не убрал. Крыша дома осела, все окна были разбиты. В трещинах в каменной кладке росли сорняки, ускоряя процесс распада.
Романо сидел на нижней ступеньке парадного входа, положив локти на колени и опустив голову.
Она всегда считала его несгибаемым, способным сгладить остроту положения шуткой или очаровательной улыбкой. Но сейчас он выглядел… сломленным.
И в этом была ее вина.
— Романо?
Он поднял голову и улыбнулся. Но в его глазах не было привычного блеска. Они были суровыми, как предгрозовое небо.
— Я хочу с ней встретиться, — произнес он.
Кивнув, Джеки села рядом с ним и скопировала его позу.
Разумеется, он этого хотел. Почему она ожидала от него чего-то другого? Это же был Романо. Юноша, которого она когда-то знала, прятал от остального мира мягкую, чувствительную сторону своей натуры, но ей он открылся полностью. Однако она предпочла помнить только то, что находилось на поверхности. Ложь.
Джеки знала все о лжи. Сейчас она впервые задумалась над тем, почему Романо позволял другим считать его пустым и никчемным. За эти несколько дней она убедилась, что на самом деле он был нежным, заботливым, честным и преданным. Достойным уважения. Достойным…
«Нет. Вас связывает только общая дочь, забыла? Сосредоточься, Жаклин».
— Когда? Я поговорю с ее родителями.
— Мы ее родители, — резко бросил Романо.
Его голос прозвучал сердито. Она могла это понять.
— Я знаю, но все очень сложно.
Романо искоса посмотрел на нее, подняв бровь. Она подняла руки ладонями вверх:
— Хорошо. Я все усложнила. Я это признаю.
Он фыркнул в ответ. Этот звук словно говорил: «Что нового ты мне сказала?»
— Но это ничего не меняет, — добавила Джеки. — Нам придется действовать осторожно.
Романо поднялся и отошел в сторону:
— К черту осторожность!
— Ради Кейт, — мягко произнесла она. — Не ради меня.
Он повернулся и кивнул. Выражение его лица немного смягчилось.
— Хорошо. Ради Кейт.
Он подошел к Джеки и протянул ей руку. Она посмотрела на нее. Он так делал много раз прежде. Затем она перевела взгляд на полуразрушенный дом и заброшенную оливковую рощу. Некоторые вещи уже никогда не станут прежними. Она поблагодарила Романо, но встала сама. Он засунул руку в карман джинсов.
— Завтра утром мы летим в Лондон. Я уже забронировал билеты.
Глаза Джеки округлились. Завтра?
— Это слишком рано! Мне нужно поговорить со Сью, приемной матерью Кейт. Я думала, мы договорились…
— Да, — ответил он, хмуря брови. — Но если мне придется ждать, я лучше буду это делать в Лондоне.
Глава 9
Солнечный луч проник сквозь крону оливкового дерева на зеленой лужайке, под которым находилась Джеки. Ее ресницы задрожали, затем она открыла глаза. Это был чудесный день. Легкий бриз нежно щекотал кожу, и она чувствовала умиротворение.
— Привет, спящая красавица.
Она потерлась о мужчину, у которого сидела на коленях, и нежно улыбнулась ему:
— Ну если размером со слона — это красавица…
Он положил ладони на ее выступающий живот:
— Ты прекрасна. Вы обе прекрасны.
Джеки снова положила голову ему на грудь и довольно вздохнула:
— Чем я заслужила такое счастье?
Она ждала ответа, но его не последовало. Через несколько минут она поняла, что ей некомфортно, что ей впивается в спину что-то твердое. Она выпрямилась и обернулась. За ней был только узловатый ствол старого дерева. Остатки сна мгновенно рассеялись.
Она начала осторожно подниматься, придерживаясь за ствол. Ей было тяжело, поскольку внутри нее уже семь месяцев рос ребенок.
— Романо?
Никакого ответа. Единственным звуком, нарушающим тишину, был шелест листьев.
— Романо! — крикнула она в панике.
Снова не получив ответа, она побежала. С каждым шагом ей становилось все тяжелее двигаться. Она снова позвала его по имени и прислушалась.
Снова тишина.
Нет, минуточку!
В отдалении слышался знакомый шум.
Рев мопеда!
Она продолжила бежать, поддерживая живот. Она искала, звала, но все без толку.
Скоро стемнело и пошел дождь. Это были не теплые капли летнего ливня, а колючие, словно иглы, ледяные струи, впивающиеся в кожу. Куда-то пропали зеленый луг и оливковые деревья, остались только серые бетонные плиты и узкие улицы. И дождь. Она задрожала.
Где он? Куда он ушел?
Она больше не могла бежать, но продолжала искать, с трудом переставляя ноги, спотыкаясь и наступая в лужи. Прошло несколько часов, прежде чем она оказалась в знакомом месте.
Она бывала раньше на этой улице? Деревья напоминали те, что росли рядом с домом ее отца, но здания были другими — слишком маленькими и грязными. Ни в одном окне не было света.
Ее живот вдруг стал дряблым и обвисшим. Плод их с Романо страсти, который зрел у нее под сердцем, куда-то исчез.
— Нет, — прошептала она, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги.
Затем ее шепот превратился в крик.
— Нет!
Глаза Джеки все еще были закрыты, но она глубоко вдохнула и напряглась в кресле самолета. Опустив газету, которую читал, Романо посмотрел на нее.
— Это всего лишь турбулентность, — произнес он, догадавшись, что она только что проснулась. — Пилот некоторое время назад предупредил о воздушных ямах.
Пока он говорил, Джеки открыла глаза. Она выглядела такой печальной, что казалось, вот-вот расплачется.
— Мне жаль, что перелет доставил тебе такие неудобства.
Она кивнула, после чего отвернулась и стала смотреть в иллюминатор.
Романо напряженно уставился перед собой. Он чувствовал, что его спокойствие раздражало Джеки. Но разве он мог по-другому? Что было альтернативой? Выйти из себя. Через несколько дней он встречается со своей дочерью, и последнее, что ему нужно, это вести себя как неврастеник. Разве это могло пойти кому-то на пользу?
С другой стороны, он не был уверен, что хочет быть прежним поверхностным Романо. Он хотел стать лучше. Новость о том, что последние шестнадцать лет он был отцом, заставила его взглянуть на это время с другой стороны.
Да, он добился профессионального успеха. Но как насчет остальной жизни? Она напоминала пустыню, и это было странно. Ведь он всегда думал, что она полна веселья и удовольствий. Почему он раньше не понимал, что это было бесцельное существование?
«Но ты понял это уже давно. Джеки тебе показала».
В личной жизни он так и остался незрелым юнцом. Он был таким ограниченным, что ему понадобилось семнадцать лет, чтобы это осознать. И снова человеком, который открыл ему глаза, была Джеки Пэттерсон.
Повернув голову, он посмотрел на нее.
Именно Джеки заставила его заглянуть внутрь себя, когда он был подростком. Сначала он пришел в ужас от пустого самодовольства, которое увидел, но она не позволила ему на этом остановиться. Она вывела на поверхность такие благородные качества, как честность, смелость, нежность, которые он похоронил в себе, загнал глубоко внутрь после смерти матери.
Он оплакивал ее до похорон, а после них словно оцепенел. С тех пор всякий раз, когда он думал о матери, он не мог проронить ни слезинки. Его это расстраивало. Он считал себя плохим бесчувственным человеком.