– Вэл? Валера, что ли? – я пыталась угадать его истинное имя, зная, что ему это неприятно.
– Почему Валера? Вэл, – настойчиво сказал он и сдул пылинку со своего плеча.
– Валериан? А может, Валтасар? – я выкрикивала имена наугад, издеваясь над ним.
– Да какой еще Валтасар?! – он откровенно разозлился и даже покраснел.
– Валя?!
– Ну, да. Мое полное имя Валентин, а тебя-то как зовут? – спросил он, хотя на «ты» мы еще не перешли.
– Маня, – гордо сказала я, а он отчего-то усмехнулся.
– Ты в какой гостинице остановилась?
– Вон, видишь, – и я указала на самую шикарную гостиницу в городишке, которая называлась «Прибрежная».
– Давай вечером встретимся в фойе, часов в одиннадцать, – не спросил, а уверенно сказал он, привыкший к тому, что ни одна женщина не могла перед ним устоять.
– Ага. В одиннадцать в фойе.
– До вечера, крошка, – промурлыкал он и поцеловал меня в щеку. Метрах в семи от нас стоял Влас с кульком черешни и с неподдельным интересом подслушивал и подглядывал, как я назначала липовое свидание и как этот альфонс чмокнул меня в щеку.
Влас стремительно подошел ко мне и швырнул кулек на камни:
– И после этого ты будешь утверждать, что ты меня любишь?! Ты, которая позволяет целовать себя первому встречному?! А может, он не первый встречный? Может, ты его знаешь? Отвечай! Ты спала с ним?!
– А ты после своей тирады будешь утверждать, что не ревнуешь меня?! Я уже говорила, что ревность – страшное, разрушительное чувство. А этого кренделя я первый раз вижу. Целовать я себя не позволяла, он без разрешения…
– Значит, ведешь себя так, что тебя без разрешения… – он замолк на минуту, но видно было, что внутри он кипел от злости. – Ты ведешь себя в точности как двадцать лет назад. Ты тогда еще чуть было не выскочила замуж за двоечника с Крайнего Севера! Никогда тебе этого не забуду!
Ужас! Он до сих пор припоминал мне историю о том, как в одиннадцать лет мне признался в любви двоечник с Крайнего Севера, когда мы, сидя у костра, поджаривали ячменные колоски и хлеб на палочках. Двоечник склонился над моим ухом и сказал довольно громко – так, что Влас услышал его слова:
– Маша, я тебя люблю. Давай поженимся.
А потом взял и поцеловал меня в щеку. Очень похожая ситуация, только ни в одиннадцать лет я не намеривалась выходить замуж за северянина, ни теперь я не собиралась идти в гостиницу «Прибрежная» на встречу с наглым пижоном Вэлом.
Ценой невероятных усилий мне все-таки удалось вернуть к концу дня прежнее расположение Власа. В ход было пущено все: и женская ласка, и грубая лесть, и охота за светлячками, и даже позиция № 6. Отношения наши, казалось, после этого неприятного инцидента даже укрепились и обрели… впрочем лучше, чем один из великих русских писателей, не скажешь: мы «были совершенно довольны друг другом». То и дело Влас приносил мне кусочек пирожного или конфетки и говорил трогательно и нежно: «Разинь, Машенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек». Я, в свою очередь, не отставала и клала в ротик любимого то кусочек персика, то черешенку. Это доброжелательство между нашими любящими душами было поддержано самой природой – медузы таинственным образом исчезли, море было спокойно, даже волны не пенились у берега – полный штиль, как перед бурей. Так продолжалось до конца нашего пребывания на море.
Обратно мы решили лететь самолетом – так что уже вечером того же дня мы были в Москве.
* * *Мое предчувствие бури оказалось пророческим. За штилем и спокойствием нашего отдыха на море последовали черная полоса и буря не только в моей жизни, но и в жизни почти всех окружающих меня людей.
Но нет, нет! Все по порядку!
По приезде Влас на следующий день пошел на работу, а я первым делом отправилась навестить Мисс Бесконечность.
Еще не было девяти утра, а я находилась метрах в пятидесяти от бабушкиного дома. Миновав еще метров двадцать, я завернула за угол, и до моих ушей донесся странный звук забытого музыкального инструмента и чей-то скрипучий голос.
Подойдя ближе, я наконец разглядела Панкрата Захаровича, который стоял под бабушкиным балконом, ловко нажимая кнопки на гармошке, и надрывно, страстно пел: «Ми-илая, ты услышь меня, под окном сто-ою, я-а с гитарою…» Через минуту на балконе четвертого этажа появилась Мисс Бесконечность, кокетливо махнула ему носовым платком, облокотилась на перила и с нескрываемым интересом принялась слушать серенаду, которая пелась Панкраткой только для нее и в ее честь. Еще через три минуты на соседних балконах появился народ, и тут я услышала возгласы явного недовольства, перебивающие любовную песнь Панкрата Захаровича:
– Да что ж это такое! Каждый день одно и то же!
– С пяти часов никому спать не дает!
– А следующий сеанс у них в восемь тридцать!
– Думает, что больно хорошо поет!
– А я вообще ночью работаю! Мне спать надо, а он тут песни горланит!
– И это уже две недели продолжается! Что ж это такое!
Как я поняла из возгласов соседей, роман Мисс Бесконечности с зоотехником Панкраткой был в самом разгаре и старик ухаживал за своей зазнобой по всем правилам, которые утрачены ныне за неимением времени и падением нравов современной молодежи – а именно: с восходом солнца бабушкин слух ублажала душещипательно-призывающая песнь любви.
– Панкрат Захарович, здравствуйте, – пыталась перекричать я его, но это было не так-то просто. Он уже начал следующую песню – о том, как его сгубили очи черные, очи жгучие. Мисс Бесконечность, завернувшись в белую простыню, отплясывала кадриль, соседи всерьез подумывали вызвать милицию. – Панкрат Захарыч! – заорала я ему прямо в ухо.
– Что, на!?
– Здравствуйте, я внучка Веры Петровны – Маша! Вы меня помните? – Гармонь издала задушевный последний звук, и песня оборвалась на полуслове.
– Веруни-то, на?
– Да. Пойдемте домой, – и я увлекла его в подъезд к всеобщей радости соседей.
Панкрат Захарович прямой наводкой пошел за мной к Мисс Бесконечности, отчего у меня сложилось впечатление, что возлюбленные не расстаются и обитают большей частью в квартире у Зожоров.
– Машенька! Деточка! Не утонула все-таки! – воскликнула бабушка, но непонятно было, рада ли она этому факту или удивлена им. – А у нас с Панкратом Захарычем для тебя новость. Знакомься.
– Мы уже знакомы, – заметила я.
– Нет! – заупрямилась она. – Это теперь твой дедушка! Мы с Панкратушкой решили пожениться.
– Да, вот, на, – растерянно подтвердил он.
– Да, да, теперь называй его дедушкой!
«Очередной бред!» – подумала я и предложила бабушке помыться.
– Нет, что она за ерунду говорит! – обратилась она к «дедушке». – Это когда это меня кто мыл?! – возмущенно закричала она. – И потом, почему ты старших не слушаешь?! Я говорю, мы с Панкрат Захарычем заявку в загс подали, а она мне «мыться»!
– Какую еще заявку?! Кто подал? Каким образом? – я все не понимала того, что пыталась мне втолковать старушка.
– Обыкновенную заявку. Нас Иннокентий в загс отвез! Поймал такси и отвез! Через месяц – свадьба! Так-то! – выпалила она и поджала губы. Судя по всему, Мисс Бесконечность распирало от гордости и от того, что ей наконец удалось меня ошарашить.
– Я пойду куплю тебе что-нибудь поесть, – сказала я и вылетела на улицу. Сейчас я не могла находиться рядом с влюбленными, я не знала, что предпринять, в моем мозгу крутились и перебивали друг друга самые разнообразные мысли: от идеи поехать немедленно в деревню к маме и рассказать ей все как есть до намерения пойти к Иннокентию и хорошенько отколошматить его за подобные проделки.
Не помню, что именно я купила в продовольственном магазине – слишком уж я была взволнованна, – но вышла оттуда с двумя тяжеленными сумками. Пока шла обратно, эти сумки будто вразумили меня, и я подумала: «Какое я имею право вмешиваться в личную жизнь двух взрослых влюбленных людей?! Пусть побудут счастливыми на старости лет. Жалко, что ли?!»
И тут я представила, что если б Уильям Шекспир решил написать не трагедию «Ромео и Джульетта», а комедию и отобразил бы жизнь героев до глубокой старости, то история любви Мисс Бесконечности с зоотехником Панкратом Захаровичем могла послужить достойным ее завершением.
– А я говорю, что нет ничего невозможного! – услышала я с порога бабушкин голос. – Сейчас можно нанять суррогатную мать и она выносит нам ребенка, я по телевизору слышала!
– Да? Вот коров-то я сам искусственно осеменял, а насчет людей не знаю, на, – сомневаясь, протянул Панкрат Захарович. – Вообще-то для крепкой семьи нужен ребенок, на. А где мы найдем эту мать-то, на?
– Может, моя Машка согласится, – задумалась Мисс Бесконечность. Тут я не выдержала и взорвалась:
– Я сейчас соглашусь! Вот позвоню твоему любимому Жорику, он тебе такую свадьбу устроит – только держись! Невестушка!
– Машенька, это я так, к слову сказала, – смиренно проговорила Мисс Бесконечность. – Ты поезжай, детка, мы тут с дедушкой сами поесть себе приготовим.
И таким образом я была выдворена из квартиры бабушки – было ясно, что сейчас она не нуждается ни в моей помощи, ни тем более в моем обществе. Ничего другого не оставалось, как поехать к Власу и привести в порядок вещи, которые порядком поистрепались за время отдыха на море.
«Все, завтра принимаюсь за работу», – решила я, повесив на веревку последнюю отстиранную рубашку Власа.
«Пр… Пр… Прррр…» Противный телефон! Я прибежала с балкона и, запыхавшись, схватила трубку.
– Маша, я сегодня задержусь. Вообще приеду поздно, – проговорил Влас, и тут же послышались короткие гудки. Даже ничего не объяснил – когда придет, почему задерживается. Перезвонила – не берет трубку. В высшей степени подозрительно!
Чтобы не рисовать ужасных картинок в воображении о том, как Власа похитили и пытают раскаленным утюгом, я решила обзвонить подруг.
У Анжелки никто не брал трубку, Пульки нигде не было, Икки уехала по аптечным делам. Да что ж за день такой неудачный! Лучше бы поехала к себе и поработала! От нечего делать я взяла свежую рекламную газету, которую утром вытащила из ящика, и открыла рубрику «Оккультные услуги». У меня всегда вызывают смех те нелепые объявления, что там печатают. «Сильнейшая рассора между любовниками в день обращения!» – прочитала я и задумалась о том, что значит «рассора» и как это может произойти в день обращения, если любовники в этот день находятся в разных концах света. «Возврат мужа за 1 час» – а если он в данный момент на Камчатке? И вдруг перед глазами мелькнул до боли знакомый телефон – он был напечатан жирным крупным шрифтом, в самом центре листа. Чей же это телефон? Теряясь в догадках, я прочла объявление:
«Госпожа Нина.
Потомственная ясновидящая и целительница в четвертом поколении высшей категории, обладающая могущественной духовной энергией с многолетней практикой. Снимаю порчу, предсказываю будущее, приворот, отворот, исключение мыслей об измене, исцеление от СПИДа, алкоголизма и сифилиса. Сниму порчу. Спасу урожай (вплоть до изгнания колорадского жука с картофельного поля). Могу выехать на дом вызвать дождь. Лечу травами и другими народными средствами. Быстро, дешево, надежно!!!»
«Это же телефон Анжелкиных родителей!» – вдруг осенило меня. А госпожа Нина, надо полагать, Нина Геннадьевна Огурцова! Это она-то потомственная ясновидящая в четвертом поколении! А под народными средствами, наверное, подразумевается уринотерапия. Как-то она говорила мне, что моча вылечивает все заболевания вплоть до сифилиса и СПИДа. Ничего не понимаю! Что у них тут произошло за те две недели, пока я беззаботно ловила светлячков и купалась в море с медузами?!
«Тар-лям-пар-ля-ля-ля-ля-лям, тар-лям…» – задребезжал мой сотовый.
– Маня, ну куда ты пропала? – прогнусавил Женька. – Две недели тебе звоню, а тебя нет.
– Что случилось-то?
– Все бабы – сволочи! – отчаянно воскликнул он и тут же поправился: – Кроме вас. Каким же я был козлом, когда ссорился с Икки! Не знаю, что мне делать теперь. Никому, кроме тебя, я позвонить не могу! Ты ведь понимаешь! А тебя нет! Я буквально погибаю. Мое разочарование в женщинах… Ах! Ты не представляешь! Мне сейчас еще хуже, чем тогда, когда меня чуть было не изнасиловала сорокадевятилетняя вдова на подмосковной даче.
И Овечкин подробно изложил мне свою историю познания гнилой женской натуры. Отказавшись жениться на Икки и уйдя от меня, эффектно хлопнув дверью, Женька недели две пребывал в полной эйфории от близкого общения со всеми подряд женщинами, что попадались на его пути.
– Меня как будто одурманили, будто наркотиками накачали! – оправдывался он. – Я не соображал, что делаю!
Первую неделю он по собственной воле тратил деньги налево и направо, ублажая своих новых знакомых, потом он привел домой ту самую девицу, за которой увязался, когда мы сидели с ним в сквере. Она провела с ним ночь, а утром незаметно исчезла, пока Овечкин спал, после чего он недосчитался порядочной суммы денег, которые вечером достал из шкафчика и в пьяном угаре осыпал ими долговязую манекенщицу.
Однако на этом Женька не остановился, решив, что такая чистая и добропорядочная девушка не может посягнуть на чужое добро, и через три дня повторилось то же самое: он привел какую-то пухленькую незнакомку, и та сперла у него помимо спрятанных (в другом месте) денег все серебряные ложки и вилки.
– Я потом и кровью зарабатывал себе на операцию, а эти прошмандовки за ночь ими овладели, – плакался он. – Лучше бы я сменил пол!
Я хотела было сказать, что поделом ему – не будет играть чувствами моей наивной доброй подруги, но не смогла – мне было искренне жаль дурака Овечкина. К тому же кто-то из его случайных знакомых заразил его триппером.
– Что мне теперь делать? – взвыл он. – Только теперь я понял, как сильно я люблю Иккусика! Она ни за что меня не простит!
– У тебя совсем нет денег?
– Да нет, есть, – печально молвил он. – Но по сравнению с тем, что было, – это капля в море! Что мне делать?!
– Лечись, а Икки я беру на себя. Я сама ее две недели не видела и не знаю, осталась ли у нее хоть крупица того чувства, которое она испытывала к тебе.
– Помоги мне, Маша – взмолился он.
– Тебе поможешь, а ты потом еще чего похуже отмочишь! На тебя ведь никакой надежды!
– Нет! Я так люблю ее, ты себе не представляешь. Мне никто не нужен! – взревел Овечкин и в сердцах бросил трубку.
Влас появился дома поздно ночью. Он не позвонил, как обычно, в дверь, а открыл своим ключом. Я выбежала ему навстречу:
– Что случилось? Почему ты задержался? Да на тебе лица нет! – воскликнула я, глядя на него.
Влас ничего не ответил, он даже не переодел тапочки(!), а прямо в ботинках прошел к бару, налил полстакана водки и выпил залпом.
– Ты можешь объяснить, что произошло? У тебя неприятности на работе?
– Неприятности, но не на работе, – ответил он. – Я хотел отложить этот разговор до утра, но вижу, что не получится.
– Хватит говорить загадками. – Я волновалась.
– Вот, – сказал он и протянул последнюю мою книгу, – я прочитал ее.
– Понравилось? – сдуру спросила я, но без всякой задней мысли, и тут же подумала: «Вот она – немая сцена гоголевского «Ревизора». Сейчас мне придется сыграть и в качестве городничего, и в качестве его жены с дочерью, и почтмейстера, и Землянику, и Лука Лукича… А ревизор уже приехал. Сейчас мы исполним последнюю сцену, «занавес опустится», и моя свадьба, и последующая жизнь с Власом полетят в оркестровую яму. – Где ты взял книгу?
– Утром мне позвонила бабушка, попросила срочно приехать. Я, конечно, все бросил и поехал. Она и дала. А ей дала почитать Вера Петровна.
«Нахалка! Сама крутит роман с осеменителем коров, а мне рушит судьбу!» – со злостью подумала я.
– Я читал роман целый день, и вот что я хочу тебе, Маша, сказать, – продолжал он. – Я тебя очень люблю, но… – Он замолчал, видимо, ему трудно было сказать фразу, которую он репетировал все время, пока ехал домой.