– Принеси мне пальто! – требовала Ирина Викторовна.
– Ага! Сейчас всё брошу и побегу! – возмущённо кричал Захар Олегович.
– Мне холодно!
– Помёрзнешь!
– Изверг! Кому сказала, принеси пальто!
– Обойдёшься!
– Это нужно запечатлеть! Непременно! На холсте! – воскликнула Аглая Швабрина, завороженно глядя на салют. Хотя, может, и вовсе не на разноцветные огни она смотрела, а на ночное небо, желая именно его запечатлеть на холсте...
После фейерверка все вернулись в дом и приступили к десерту. Митенька задул восемнадцать свечей на праздничном торте и вдруг громко сказал:
– Мамаша и папаша! В этот день... В день моего совершеннолетия я ставлю вас в известность, что женюсь на Анфисе. Вот на ней, – и он указательным пальцем ткнул в сторону раскрывшей от удивления рот нашей героини. За столом раздался удивлённый не то «ах», не то «ох», одним словом вздох, вслед за чем наступило гробовое молчание, которое продлилось не более минуты.
– Что?! – хором прогремели мамаша с папашей.
– Что слышали! Я теперь совершеннолетний, и вы мне не указ! – распетушился Митенька. И тут в один миг рухнули все грани приличия:
– Совершеннолетие, говоришь! – взревел мэр города N. – Что?! Женилка выросла?! – «Фу, какая пошлость!» – пронеслось в Анфисиной голове. – Да я тебя без копейки оставлю! Из дома выгоню! Бомжем сделаю! Будешь у меня землю грызть! – расходился Савелий Дмитриевич. – В застенках сгною! – в неистовстве орал он, а господин Косточкин, как только о застенках услышал, вскочил со стула и кинулся бежать куда глаза глядят. – Это почему это меня в моём городе ни во что не ставят?! Родной сын, гадёныш, и тот ни во что не ставит! Что-то не пойму я! – понизив голос и зловеще прищурившись, молвил Коловратов и снова вдруг как гаркнет: – Кто в городе хозяин?!
– Вы, Савелий Дмитриевич!
– Вы, конечно!
– Кто ж ещё?! – в один голос воскликнули все собравшиеся, за исключением нашей влюблённой пары и господина аптекаря, который прятался в гардеробе между шубами и пальто.
– То-то! – удовлетворённо воскликнул Савелий Дмитриевич и по привычке ногой притопнул в знак своего могущества. – Этого хмыря совершеннолетнего на чердаке запереть и жратвы ему три дня не давать! А с вами, красавица, я завтра разберусь! Я вам покажу, как младенцев развращать! Ишь чего вздумала! – замуж за моего сына! Я т-тебе покажу замуж! Я т-тебя...
– Ой, что будет-то! Что бу-удет! – пискнула прокурорша, схватившись за голову, но на это никто не обратил внимания.
– Успокойся, Савушка, успокойся, – госпожа Коловратова в полной растерянности подскочила к мужу и, положив его седовласую голову к себе на грудь, принялась как-то уж особенно старательно её гладить. Присутствующие тоже пребывали в смятении – они вообще не знали, что им делать: ещё неделю назад Анфиса Григорьевна Распекаева была самым почётным человеком в городе, ее буквально на части разрывали, заманивая к себе в гости, а теперь она являлась для всех врагом номер один.
Героиня наша (надо отдать ей должное) поднялась со стула, не теряя чувства собственного достоинства, и вышла из залы с высоко поднятой головой.
– Беги! Катерин Андревна! Беги за ней! – скомандовала Светлана Тимофеевна, и прокурорша кинулась вслед за Анфисой. Нагнав её уже на улице, она вцепилась ей в руку и проговорила с опаской и некоторым подобострастием:
– Анфисочка Григорьевна! Вы не обращайте внимания на Савелия Дмитриевича! Он порой уж больно горяч бывает! Всё образуется, – утешала её Арашкова. – Только я вам от себя скажу, ну, чтобы это между нами было... Оставьте вы эту мысль о Дмитрии Савельевиче! Ничего у вас не получится! Уж поверьте мне!
– А это мы ещё посмотрим – получится или не получится! – грозно сказала Анфиса, садясь в машину, хотя и сама слабо верила после всего произошедшего в то, что она может выйти замуж за сопляка Коловратова.
По пути в гостиницу наша героиня находилась в полнейшем смятении и задавала себе один-единственный извечный русский вопрос: «Что делать? Что делать? Что делать?» Она разрывалась между решением уехать из этого города и потерять тёткино наследство навсегда, потому что до окончания срока выполнения условия завещания оставалось (смех сказать!) два дня, а женихов, кроме Митеньки Коловратого, больше не было, и желанием остаться ещё на ночь и совершить побег с влюблённым в неё по уши сыном градоначальника, подобно Кончите и Хуану из любимого Люсиного сериала. Но человек никогда не знает, что ждёт его в недалёком будущем – человек даже не знает, что с ним через минуту-то произойдёт! Не ведала этого и наша героиня...
А произошло вот что.
Оставив машину под окнами, путешественницы поднялись в свои номера. Клара Тихоновна уже давно ушла ночевать домой. Часы показывали два ночи.
Анфиса металась по комнате, не зная, что ей делать, в то время как в доме у мэра разворачивались следующие события.
Гости и не собирались расходиться – они все как сидели за столом в тот момент, когда их покинула Анфиса, так и просидели до сих пор, решая, как бы им лучше поступить с загадочной особой из Москвы.
– Да я вам говорю! А вдруг она с проверкой к нам прикатила?! – стояла на своём прокурорша.
– А если нет? – сомневался вице-мэр.
– Давайте рассуждать логически, – предложил начальник энского отделения связи. – Если б она с проверкой приехала, то непременно какое-нибудь, ну хотя бы плюгавенькое письмишко или телеграммку отправила бы с отчётом – так, мол, и так, в городе непорядок, воруют все, кто может.
– Ой! Ой! Ой! – схватившись за голову, простонал градоначальник. – Что ж ты меня, изверг, без ножа-то режешь!
– Так я о том и говорю! Ведь ни одного письмишка, ни одной телеграмки, пусть даже самой заплюгавенькой не отправила! Я бы знал, если б отправила!
– Ха! Да можт, она кому надо позвонила! – не сдавалась прокурорша.
– Ой! Ой! Ой! Что же делать?! – взвыл Савелий Дмитриевич.
– Постойте, постойте! – вдруг прорезался Квакин, который весь сегодняшний вечер молчал, вел себя скромно – не пил даже. – Я как начальник милиции хочу знать! А кто она вообще такая? Кто-нибудь у неё документы проверял?
– В том-то и дело, что нет! Я спросила как-то Клару Тихоновну из простого любопытства – ты, говорю, голубушка, у наших приезжих паспорта проверяла? Так эта малахольная, знаете, что мне ответила? Знаете?
– Что?
– Ну, что?
– Да не томи ты!
– А на кой шут мне у них паспорт, говорит, спрашивать. Я людям доверяю, и документы мне незачем проверять! Что ж я, слепая, что ли, не вижу, что они дамы приличные, интеллигентные?! И так с их слов всё и записала! – с пеной у рта рассказывала прокурорша.
– Ох, подведёте вы меня под монастырь! – стонал Коловратов. – Ох, подведёте! Давно нужно было мне вас всех тут бросить на произвол судьбы и бежать куда-нибудь в Ниццу. Жил бы, горя не знал! А теперь что? Что теперь? Я спрашиваю! – и он окинул всех гневным взором. – Молчите? Свистульки глиняные, краснобаи, словоблуды!
– Постойте, постойте! А зачем ревизорше нужно было крутить роман с вашим сыном? – позволила себе заметить госпожа Форшмак.
– А чтобы выудить из этого малолетнего дурака какую-нибудь компрометирующую меня информацию, умненькая вы наша, Белла Львовна!
– А у меня, между прочим, после отъезда этой самой Анфисы Григорьевны с её тронутой сестрицей пропало бриллиантовое колье и две тысячи долларов! – выдала Ирина Викторовна Тютюркина. – Я, конечно, ни в чём не уверена и не привыкла напраслину возводить, но всё это пропало именно после её отъезда!
– Откуда это у тебя две тысячи долларов? Подворовываешь у меня! – взъелся Захар Олегович.
– Да перестаньте вы! Сейчас не до ругани! – цыкнула на них Светлана Тимофеевна.
– А у меня брошка исчезла... Помнишь, котик, ты мне на Новый год подарил?.. – механическим голосом проговорила Аглая Швабрина.
– Эта та самая, за которую я пятьдесят тысяч нашему Форшмаку отдал? – взбесился Пётр Миронович Долгополов.
– Ну, да...
– А у меня кольцо с сапфиром пропало, очень дорогое, старинное, прабабушкино, ещё и двадцать тысяч рублей. Я-то думала, что сама это кольцо куда-то подевала, а деньги... Я на домработницу грешила... Я никак, никак на Анфису Григорьевну подумать не могла! – и на глаза Ульяны Прокоповны Коноклячкиной навернулись слёзы.
– Воровка! – обличительно выкрикнула Ирина Викторовна.
– Их с сестрой нужно немедленно арестовать! – вынес приговор Трифон Афанасьевич Квакин и от осознания собственной значимости преобразился как-то даже – нос вздёрнул, грудь колесом выгнул. – Да! Надо устроить обыск у них в номерах, отыскать награбленное и под замок их обеих!
– А что! Это мысль! – у мэра даже от сердца отлегло. – Вот завтра с самого утра, часиков эдак в восемь, и пойдём все туда. Возьмём её ещё тёпленькую, – с наслаждением протянул Савелий Дмитриевич. – И с позором! Непременно с позором, на глазах у всего города! А теперь давайте-ка спать! Сегодня останетесь у нас, а завтра вы мне нужны как свидетели, – распорядился он, и все со спокойной совестью легли спать. Хоть кроватей на всех и не хватило, но гости разместились – кто как – и заснули почти счастливые – в тесноте да не в обиде, и не подозревая о том, что творится в это время в отеле «Энские чертоги».
А в гостинице происходило нечто невообразимое.
В три часа ночи, когда Анфиса, так ничего конкретного и не решив, уже лежала в постели, в коридоре вдруг послышались шаги, а вскоре и настойчивая, словно барабанная дробь в дверь. «Бежать!» – мелькнуло в её голове, но бежать было поздно...
– Фиска! Открой, каналья! Я знаю, что ты там! Открывай, не то ща дверь выломаю! Я тебя выследил! Фиска, ты меня знаешь! Ща всю эту вшивую гостиницу к чёртовой бабушке разнесу! Спорим? Ну ты и стерва! Просто редкостная! Я ведь у твоей Уткиной был! Она-то мне всё и выложила! Рассказала, что ты в этот занюханный городишко поехала мужа себе искать! И про завещание я всё знаю! И про условия! Я всё, всё теперь знаю! Я б и раньше к ней пошёл, но поискал тебя – нет вас нигде с Люськой. Я запил с горя. Потом проигрался, потом бегал по городу, деньги искал, потом отыгрывался... Короче, недосуг мне было! – и он замолк на минуту, после чего разразился с новой силой. – Вот я с самого начала знал, что двуличный ты человек – Анфиска! Значит, я в мужья не гожусь! Рожей не вышел! Открывай, тебе говорят! – и Распекаева, почувствовав, что Юрик, доведённый до бешенства, сейчас действительно способен разнести гостиницу в пух и прах (а шум ей был совершенно ни к чему), открыла дверь, и в номер ворвался, словно ураган, Эразмов – высокий, атлетически сложённый, с тёмной вихрастой головой, смуглый, с выразительными глазами, какие обычно называют вишнями. Глядя на него, Анфиса вдруг поймала себя на мысли, что она очень соскучилась по этому взбалмошному, страстному и азартному до болезненности человеку, но она сию же секунду отогнала от себя эту глупую мысль, встала в позу «руки в боки» и, надменно подняв голову, спросила ледяным металлическим голосом:
– Позвольте узнать, чем обязана вашему появлению, господин Эразмов?
– Фиска! Ты что? Что ты? – растерялся Юрик – он не ожидал такого приёма, думал, что Распекаева пустится в объяснения, начнёт оправдываться, почувствует свою вину и, в конце концов, уедет вместе с ним, плюнув на замужество, а стало быть, и на наследство. На её месте он бы сделал именно так. Но характер у нашей героини был совсем иным и тут уж ничего не поделаешь! Самым важным для неё в этой жизни – быть в лодке, а не за бортом, и чтобы лодка эта была не какая-нибудь там двухвесельная, а канонерская с несколькими орудиями для боевых действий, которой она ещё надеялась обзавестись, заполучив тётушкино наследство. – Ради денег со мной порвать! Ради какого-то дома, квартиры человеком пожертвовать?! Э-эх! – несколько наигранно проговорил он и вдруг как закричит: – Да я тебя как вошь раздавлю! Вот так, смотри, к ногтю, – и он наглядно показал, каким образом он её раздавит, – и от тебя мокрое место останется! – На Эразмова нахлынула очередная волна ярости и ненависти к бывшей своей возлюбленной, он схватил её за плечи и затряс, лихорадочно шепча. – Ну что, пройдоха, воровка, аферистка, мужа-то нашла?! Нашла?! Отвечай, кому говорят!
– Да ну что ты, Юрик! О чём это ты говоришь-то? Что-то я тебя не пойму!
– Нечего из меня дурака делать! Не поймёт она меня, видите ли! Да плевать я хотел на твоих женихов! Я тебя так ославлю на весь этот поганенький городишко, что ты не только замуж не выйдешь, но и не уедешь отсюда никогда! Спорим? На сто долларов! А? Я ведь приехал сюда в восемь вечера, внизу какая-то чумичка сидит толстая с сопливым платком на башке, спрашиваю – не тут ли, случайно, Анфиса Распекаева остановилась? Она мне – тут, мол, только сейчас её нет, они с сестрой поехали на день рождения к градоначальникову сыну, будут поздно. И я, чтоб время скоротать, узнал у неё, где тут казино. Казино не оказалось, зато есть автоматы... Я туда... Проигрался... И вот пришёл... Дай стольник, Фиска! Отыграться хочу!
– На, на! Только оставь меня в покое! – и Распекаева, торопливо раскрыв сумку, сунула ему две зелёненьких бумажки.
– Глазам своим не верю! Первый раз в жизни Анфиска-аферистка деньги даёт! Значит, рыло у тебя в пуху, вот что я на это скажу! – и Эразмов уселся напротив неё на колченогий стул с облупившимся лаком. – Ты ж ведь, милая моя, клептоманка. Ничего с собой поделать не можешь – у тебя руки как будто клеем намазаны – всё к ним так и липнет, так и липнет! Уже, наверное, успела опозориться, да?
– Получил деньги и иди прочь!
– Я-то уйду, но можешь не сомневаться, отыграюсь и вернусь. И если ты со мной утром не уедешь в Москву, я тут такую бучу подниму, что тебе мало не покажется! А чтоб ты за это время никуда не смылась, я тебя закрою. – Эразмов покрутил у неё перед носом ключом от номера и, спрятав его в карман брюк, вышел – только замок звякнул снаружи.
– Вернись, гад! Отдай ключ! – закричала Анфиса, но тут же смекнула, что у всех номеров этой гостиницы наверняка одинаковые замки. Она выждала, пока Юрик не удалился на безопасное расстояние, и изо всех сил заколотила в стенку, за которой, притаившись, сидела Люся.
– Что, Анфис Григорьна? Что стряслось-то? Что от вас этот ваш дурак, Маразмов хотел? – плевала она в замочную скважину.
– Люся! Слушай меня внимательно! – возбуждённо заговорила Распекаева. – Сейчас возьми ключ от своего номера и попробуй им открыть мою дверь!
– Ага, ага, ага, Анфис Григорьна! – с готовностью воскликнула Подлипкина, но тут же, будто опомнившись, тупо спросила: – Так это ж мой ключ! Он к вашей двери не подойдёт!
– Делай, что говорю! – в бешенстве прошипела Анфиса, и расчёт её оказался верным – ключ, как по маслу, повернулся два раза в замке, и героиня наша снова была на свободе.
– Не поняла... – пролепетала компаньонка, раскрыв рот.
– Что тут непонятного?! Как же, разорятся они на десять разных замков! Ты сама-то подумай! Я сразу смекнула – это как в камерах хранения в супермаркете.
– А откуда вы знаете, как в супермаркетах? – совсем растерялась Люся.
– Хватит задавать глупые вопросы! Что ты вечно идиотничаешь! Быстрей неси все наши вещи в машину! Мы уезжаем.
– Насовсем?
– Да, да, немедленно! – и Распекаева возбуждёнными, суетливыми движениями принялась собирать свои вещи и запихивать их кое-как в сумки и чемоданы.
Через четверть часа мигающая сине-красными огнями вывеска отеля «Энские чертоги» осталась позади, а ещё спустя десять минут промелькнула кирпичная стена с выбоинами от вражеского обстрела её интервентами при осаде города всем, что попадалось супостатам под руку четыреста лет назад.
Потонул в предрассветной сгустившейся тьме город N со всеми его жителями и их мелкими, повседневными заботами, с сомнительными достопримечательностями, с Юриком Эразмовым, который играл, пребывая в полной уверенности, что его лукавая, хитроумная возлюбленная сидит в убогом номере энской гостиницы... Всё дальше и дальше становился город N от наших путешественниц, уж смешными Анфисе казались все его Коноклячкины, Лодыжкины, Коловратовы, Арашковы, Форшмаки и Тютюркины... Плотный туман всё сильнее окутывал этот город, и теперь чудилось, что и нет его вовсе на свете, и на карте-то его вряд ли кто отыщет, что это одна лишь выдумка, плод воображения автора – мыльный пузырь, а не город.