— Хорошо, хотя сегодня я совсем не спала.
— Я тоже.
— На улице холодно.
— Ага. Я чуть не забыла надеть пальто.
Келвин неловко смеется.
— Да уж, это было бы… плохо.
И в том же духе примерно полчаса кряду мы обсуждаем, что ели вчера и как не знали, во что одеться сегодня. Нам обоим почти удается расслабиться лишь в тот момент, когда Келвин говорит, что чуть было не принес с собой гитару.
— Гитара казалась странным образом уместной, — замечает он. — Но потом я забеспокоился, что она причинит хлопоты или все сочтут этот поступок нелепым.
— Я была бы не против.
Это чистая правда. Его музыка волшебным образом расслабляет мои натянутые нервы; мне уже заранее не хватает его игры в метро.
В то время как мы оба привыкаем к безумной новости под названием «Черт побери, мы сейчас поженимся», Лулу и Марк непринужденно болтают в сторонке. Проблем с общением у них явно нет. Марк — как и большинство людей — совершенно очарован Лулу, но каждый раз, когда она фыркает или громко хохочет от его шуток, мне становится все тревожнее и тревожнее.
Начиная с этого момента — и чтобы не случилось потом, — я объединяю свою жизнь с Келвином.
Наконец объявляют номер нашего талончика. У стойки я наблюдаю, как Келвин подписывает последний из документов. Вместе с нашими свидетелями мы ставим подписи, но из-за гипса моя получается неразборчивой. После еще одного недолгого ожидания настает минута Икс. Нью-Йоркское бюро регистрации браков работает как часы.
Нас ведут в небольшую комнату с персикового цвета стенами и пастельных оттенков акварелями на них. Сочетать браком нас будет приветливая женщина с темными волосами и ярким румянцем. Никаких свадебных маршей не звучит; она говорит нам встать друг напротив друга, в то время как остальные могут стоять или сидеть где им вздумается. Келвин берет обе мои руки в свои.
— Келвин и Холлэнд, — начинает женщина, — сегодня наступил один из самых замечательных моментов в вашей жизни. Сегодня вы празднуете ценность красоты любви и готовитесь связать себя узами брака.
Я перевожу взгляд на лицо Келвина — в уголках глаз появились морщинки, а его веселое настроение почти похоже на радость. Кусаю губы, чтобы сдержать улыбку, но безуспешно.
— Келвин, — обращается к нему служащая бюро, — согласен ли ты взять в жены Холлэнд Лину Баккер?
Сначала его голос звучит хрипло, но потом он откашливается.
— Да.
Мне нравится звучание этого слова с его акцентом.
Женщина поворачивается ко мне, и Келвин мягко сжимает мои руки.
— Холлэнд, согласна ли ты взять в мужья Келвина Эйдана Маклафлина?
Я киваю. Дышать становится трудно, и впервые с начала этой церемонии мне жаль, что рядом нет ни Джеффа с Робертом, ни остальных родных.
— Да.
Мы обещаем любить, уважать, заботиться и поддерживать друг друга — позабыв обо всех других.
Обещаем быть друг с другом в болезни и здравии, в богатстве и бедности.
Внутри все сжимается, когда Келвин осторожно скрещивает мои и свои пальцы, освобождая нас обоих от необходимости следовать этим клятвам.
Дрожащей рукой я беру кольцо и надеваю его ему на палец, после чего Келвин делает то же самое. Кольца выглядят такими безупречными и невинными, они так гордо сияют на наших пальцах. Мой внутренний голос нервно хихикает, ведь у меня явно не хватит духу сказать этим прекрасным кольцам, что они всего лишь реквизит.
Церемония бракосочетания заканчивается вспышкой камеры, и нас объявляют мужем и женой.
— Келвин, можешь поцеловать свою невесту.
Не сумев сдержаться, я недоверчиво смотрю по сторонам. Мне и в голову не приходило, что нам придется целоваться.
Заметив мои вытаращенные глаза, Келвин со смешком говорит:
— Не волнуйся, я все сделаю как надо.
Все имеющиеся силы у меня уходят на то, чтобы оставаться в вертикальном положении.
— Я… тебе верю.
На его губах играет дерзкая ухмылка.
— Если это не по-настоящему, то пусть хотя бы выглядит красиво, — положив руку мне на затылок, он погружает пальцы в мои волосы. — Иди сюда, — шепчет Келвин и облизывает нижнюю губу. А потом, когда он наклоняется, мне приходится запрокинуть голову, чтобы увидеть его. Глаза Келвина закрыты, дыхание ровное, и на какое-то мгновение возникает заминка, словно нам обоим в голову приходит одна и та же мысль: «Сейчас все действительно свершится».
Я кладу руку ему на грудь, и ее твердость поощряет меня сократить крохотное расстояние между нами. Прикосновение его теплых губ мягче, чем я себе представляла, и сквозь мое тело проносится волна легких вспышек, эффект от которой по ощущениям схож с действием кофеина. Это просто идеальный поцелуй — не слишком мокрый и не чересчур нежный, и я успеваю досчитать до двух, прежде чем Келвин отстраняется и прижимается своим лбом к моему. И только я подумала, что он меня снова поцелует — хотя, конечно, вряд ли, — как Келвин еле слышно шепчет:
— Спасибо.
Раздаются аплодисменты и поздравления, несколько раз срабатывает вспышка. Поскольку другие пары тоже ждут своей очереди, мы спешим на выход и в коридоре останавливаемся у картины с изображением исторического здания. На его фоне позируем для фото — сначала я с Келвином, потом Келвин с Марком, потом я с Лулу (она угрожает расчленить мой труп, если Джефф или Роберт увидят это фото и поймут, что она моя сообщница) и наконец все вместе.
— Ты это сделала, — крепко обняв, шепотом говорит Лулу мне на ухо. Мать вашу, а она права. Я! Вышла! Замуж! Я никогда не задумывалась о возможности брака, и даже само слово всегда звучало странно. Лулу вручает мне маленький подарочный пакетик. — Твой первый свадебный подарок!
Внутри под ворохом шелковой бумаги лежит красный магнитик с белым сердечком, на котором написано: «Поженились в Нью-Йорке».
глава десятая
И что теперь?
Впереди нас идут Лулу с Марком и болтают ни о чем: о работе, о Нью-Йорке и о погоде.
А мы с Келвином идем за ними и чувствуем себя заметно неловко. Ветер сильный и холодный, и, кутаясь, мы молча направляемся в «Галлагерс стейкхаус». Келвин хороший человек. Я тоже. И наши два свидания показали, что мы неплохо ладим… но я уверена, мы оба еще не свыклись с мыслью, что теперь женаты.
Мы женаты. Келвин мой муж. А я его жена.
Я смотрю на кольцо на своей левой руке, и мне кажется, что металл на моем пальце обжигающе холодный.
— Ты в порядке? — спрашивает Келвин.
Вздрогнув от звука его голоса, я поворачиваюсь посмотреть ему в лицо. Его нос розовый — и это так мило. Ох. Я вышла за Келвина замуж, а он и понятия не имеет, что уже несколько месяцев я пишу в уме книгу про Холлэнд и одного сексуального уличного музыканта. Ну и насколько удачная в итоге вся эта идея?
— Ну да, конечно, это же день моей свадьбы, — в пику своим расшалившимся мыслям я решаю ответить прохладно.
Когда Келвин снова поворачивается ко мне, я с трудом вижу его лицо из-под капюшона черного пуховика. Но улыбку все-таки замечаю.
— Ты притихла. Я знаю тебя не очень долго, но уже догадался, что ты не из молчаливых.
Что ж. Он сообразительный.
— Ты прав. Я не молчунья, — слегка улыбнувшись, отвечаю я. От холода уже не ощущаю свое лицо. — Просто обдумываю все случившееся.
— Жалеешь?
— Нет, мои раздумья скорее из серии «И что теперь?». Нужно будет сказать Роберту.
— Мы можем обсудить это здесь, вдали от чужих ушей.
Я снова смотрю на него. От «Галлагеров» мы сейчас в половине квартала, и Келвин дело говорит. Едва мы окажемся на месте, нас может услышать кто угодно, и все станут свидетелями, как мы пытаемся ответить на вопрос дня: «И что теперь?». Поэтому ждать окончания ужина не стоит.
Остановившись, я наклоняюсь и делаю вид, будто поправляю ремешок на обуви. А Келвин кричит Лулу и Марку:
— Идите. Встретимся внутри.
А потом садится на корточки и встречается со мной взглядом.
— То, что ты сделала, — это для меня очень важно.
— Да, — я чувствую себя во власти его внимательного взгляда.
— И я понимаю, почему ты сейчас не особенно разговорчивая.
— Ну да.
— Хочешь, я пойду с тобой, когда ты соберешься поговорить со своими дядями?
— Ладно.
Скажи что-нибудь более информативное, Холлэнд. Скажи ему, что ты чувствуешь совсем не сожаление, а чистую панику от перспективы делить квартиру с незнакомцем (и при этом самым сексуальным мужчиной, к которому ты когда-либо прикасалась). Боже, что, если ты пукнешь во сне?
— Я хочу, чтобы ты знала, — продолжает Келвин, — что если не брать во внимание кражу жвачки, я не какой-то там проходимец. И никогда не сделаю тебе ничего плохого. Но ради твоего комфорта мы можем жить в разных местах…
— Не можем.
Хотя он прав, мои мысли сейчас как в тумане, плюс я ощущаю внутреннюю дрожь и тошноту. Я на девяносто девять процентов уверена, что Келвин не насильник и не наркоман. Но сейчас идея привести его к себе домой выглядит чересчур импульсивной — и вовсе не потому, что я могу пукнуть во сне.
— Мне важно, чтобы ты знала, насколько я ценю то, что ты сделала, — говорит он, — и я ничего не стану принимать как само собой разумеющееся.
Мне непривычно быть той, кого так благодарят, и, промямлив что-то нечленораздельное, я киваю.
— Значит, план у нас таков: сегодня я приду к тебе домой?
— Думаю, да.
— У тебя есть диван?
Я киваю.
— А спальня запирается?
Отпрянув, я смотрю на него.
— А мне стоит запираться?
Келвин тут же мотает головой.
— Конечно нет. Просто я хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности.
— Ты, наверное, думаешь, что я с приветом.
Он улыбается и тем самым возрождает к жизни что-то внутри меня.
— Ну ведь так оно и есть? Думаю, именно это мне в тебе и нравится, Холлэнд Баккер Маклафлин. А еще твои веснушки.
Мы медленно выпрямляемся, и все это время Келвин широко улыбается, нависая надо мной на добрый десяток сантиметров. И я умудряюсь наконец сказать хоть что-то нормальное:
— Решил, я возьму твою фамилию?
— Уверен на все сто.
Челюсть у меня отвисает, хотя я не перестаю улыбаться.
— Я что, вышла замуж за первобытного дикаря?
— Это всего лишь мои личные предпочтения. Может, хочешь на это поспорить?
— Другими словами, — медленно уточняю я, — если я проиграю, то возьму твою фамилию? А если проиграешь ты, то оставлю свою? Что-то выигрыш маловат.
— Если я проиграю, возьму твою.
Ничего себе. Что это такое сейчас происходит?
Келвин мягко берет меня за руку.
— Так значит… завтра разговор с дядюшками?
Я отвожу взгляд от наших соединенных рук.
— Сначала я договорюсь, чтобы они были дома.
— Хорошо. А сейчас пойдем скорее внутрь и сделаем ставку. А то я уже яйца отморозил.
Я чуть не падаю прямо здесь, на тротуаре.
***
Келвин придерживает для меня дверь, и я спешу внутрь, где нас уже ждут Лулу с Марком. От теплого воздуха мы с Келвином радостно стонем.
Подходит Лулу и берет меня под руку.
— Все в порядке?
— Ага, просто пришлось заново застегнуть туфли.
— Ну ладно, — заметно успокоившись, она показывает на столик, который сейчас убирают помощники официанта. — Попросили минут пять подождать.
— Спасибо тебе за помощь. И спасибо, что была сегодня рядом. Не знаю, как бы я справилась без тебя.
Выражение ее лица смягчается, и она меня обнимает.
— Смеешься? До сих пор самое безумное, что я видела в твоем исполнении, — это когда ты пыталась поменять дату в купоне Saks с истекшим сроком, чтобы получить скидку. Поэтому твою свадьбу ни за что бы не пропустила.
Со смехом я целую Лулу в щеку.
— Иногда ты просто чудо. Не часто, но…
— Очень смешно. А теперь извини, но я пойду кутить и предамся старому доброму невинному флирту с другом твоего мужа.
Увидев, что Лулу ушла, Келвин возвращается и берет меня за руку. Прикосновение по-прежнему непривычное, но такое замечательное, что в животе сладко ноет.
— Проголодалась? — интересуется он.
— А как насчет пари? — напоминаю я.
— Я потому, кстати, и спрашиваю, — кивком головы Келвин показывает на стойку, где выставлено мясо. — У них тут отличные стейки.
О да, заинтересовать меня ему удалось.
— Согласна. И что ты предлагаешь?
— Тут подают портерхаус на двоих, троих или четверых.
Я не ела почти сутки, и от одной мысли про большой и сочный стейк у меня начинают течь слюнки.
— Та-а-ак.
— Давай возьмем порцию на троих, и кто съест больше, тот и выиграл.
— Готова поспорить, что здешний портерхаус на троих сможет прокормить нас обоих в течение всей недели.
— Ты абсолютно права, — его очаровательная улыбка непременно должна сопровождаться мелодичным звоном колокольчика. — И я угощаю, кстати.
Мне не в первый раз приходит в голову поинтересоваться, чем он зарабатывает себе на жизнь, но я не могу — по крайней мере, не сейчас, когда мы не одни.
— Ты не обязан это делать.
— Думаю, что удовлетворить потребности своей жены во вкусном ужине я вполне в состоянии.
Удовлетворить потребности. От таких слов мое сердце бьется быстрее.
— Уделаемся в мясо! Ха, каламбур.
Келвин с энтузиазмом улыбается.
— Очень хочу посмотреть, как ты с этим справишься.
— Решил, что Холлэнд не сможет прикончить порцию стейка? — спрашивает появившаяся рядом со мной Лулу. — Какой милый наивный мальчик.
***
Когда мы встаем из-за стола, я со стоном хватаюсь за живот.
— Значит, вот как себя чувствуют беременные? Не надо мне такого счастья.
— Могу взять тебя на руки, — вежливо предлагает мне Келвин и помогает надеть пальто.
К нам подлетает Лулу, чересчур оживленная после вина, и обнимает обоих за плечи.
— Невесту нужно переносить через порог на руках, потому что это романтичная традиция, а не из-за того, что она обожралась.
Я подавляю отрыжку.
— Это такой способ произвести впечатление на мужчину — показать, как много ты можешь съесть, — разве ты не знала, Лу?
Келвин смеется.
— Мы шли наравне.
— Ничего подобного, — возражает Марк.
К огромному удивлению наших друзей, мы попросили официанта поделить чудовищных размеров порцию пополам. Я съела примерно три четверти своей части. Келвин отстал от меня граммов на пятьдесят.
— Зато имя Келвин Баккер звучит хорошо. Мужественно, — говорю я.
— Во что я ввязался? — полустонет-полусмеется Келвин.
— В брак с фермерской девчонкой, — отвечаю я. — И лучше тебе узнать в первый же день, что к еде я отношусь крайне серьезно.
— Но ты ведь такая маленькая, — окинув взглядом мое тело сверху вниз, говорит он.
Его взгляд словно огонь.
— Ничего и не маленькая, — во мне 1,69 м, и этот рост принято считать чуть выше среднего. Лишнего веса у меня никогда не было, но я и не худенькая. Дэвис любит называть меня крепышом, что не самое лестное описание, хотя далеко и не худшее. Короче говоря, мое тело создано для спорта, но зрение и руки заточены под чтение.
Выйдя из ресторана, мы собираемся в кружок на тротуаре. Для долгих прощаний сейчас слишком холодно. Марк спрашивает, не хотим ли мы продолжить отмечать, но когда Келвин мнется, я тут же присоединяюсь к нему и ссылаюсь — вполне искренне — на дикую усталость, хотя на часах всего десять.
Обняв нас на прощание и еще раз поздравив, друзья берут разные такси и уезжают в противоположные стороны.
Играть в комфортные отношения во время ужина нам с Келвином было легко — отвлекало пари. Едва мы сели за стол, Лулу заказала вино, Келвин закуски, и беседа пошла как по маслу. В присутствии Лулу так бывает всегда. Я даже называю ее смазкой для общения, хотя Роберт взял с меня слово никогда больше не употреблять такую метафору.