Его слова и глаза были наполнены такой искренностью, что мне стало невыносимо стыдно за свое поведение. Я уныло потерла виски, которые чуть ныли от напряжения. Я буквально чувствовала, что с каждой секундой, что я всматриваюсь в глубину теплых глаз этого парня, мои барьеры и принципы рушатся, как карточные домики. Я тяжело вздохнула:
— Послушай, извини. Это больше моя блажь, а не фобия или вроде того. В общем, фотографируй сколько тебе угодно.
Брюнет настороженно посмотрел на меня:
— Ты уверена?
«Да откуда же я знаю, уверена ли я? Спроси что полегче, дурак!» — Взвыло мое сознание. Но лицо изобразило благодушную улыбку:
— Да, конечно.
— Серьезно? В смысле, это было бы здорово, но если тебе не приятно, то я не собираюсь жертвовать твоим комфортом. На самом деле мне гораздо важнее провести время с тобой и запомнить его, чем запечатлеть эти моменты на пленке.
Ох.
Может, кто-то пишет для него тексты? Он спрятал в рюкзаке Николаса Спаркса* или Джоджо Мойес*, которые нашептывают ему монологи? Иначе, как он умудряется всегда говорить фразы, от которых мое сердце начинает трепыхаться в груди, как пташка.
И да, теперь я была уверена, что на самом деле смогу терпеть ненавистные «щелчки». В конце концов, не могу же я всерьез всю жизнь избегать этого? Мне даже захотелось рассказать ему все. Странно. Но я почувствовала волну желания в груди, которое охватило меня, воспламенило, подхлестнуло. Как будто я стояла на старте и должна была, услышав выстрел, рвануть со всех ног. Возбуждение и желание высказать все, что тяжелыми камнями лежалом на груди, заполнило меня. Но я быстро подавила его. Какого черта я творю? Я же его совсем не знаю. Хотя, может именно поэтому мне так легко. И я пока что не готова терять эту легкость.
На миг я представила, как в его теплых глазах, цвета темных орехов, загорается осуждение, вместо этого доброго, притягательно сияния. Мне стало холодно, и я поежилась, обхватывая себя за плечи. Но это не от вечернего сумрака.
— Почему ты не спрашиваешь, откуда у меня эти шрамы? Тебе не интересно? — Резко спросила я то, что меня волновало.
— Интересно. — Честно признался парень, и мне это понравилось. — Но я решил, что ты сама расскажешь, если захочешь. Ну, или будешь достаточно мне доверять.
Мне понравилось и это.
— И что же, ты не боишься ходить со мной? — Я отошла от воды и села на прибрежную гальку, вытянув перед собой ноги.
Я подняла лицо к парню, возвращая себе привычное выражение самоуверенности, хотя как раз уверенности не ощущала. Просто эта маска въелась мне в кожу слишком плотно.
— В смысле? — Он дурак или правда не понимает?
Арчи уселся рядом со мной. Так близко, что я могла чувствовать голым бедром жар от его ноги. Или это все мое воображение?
— Помнишь взгляды людей, прохожих, которыми они провожали нас. Все время, пока мы гуляли. — Попыталась объяснить я, перевод взгляд от колена парня, обтянутого джинсовой тканью, на воду. Без солнца она стала еще темнее и загадочнее.
— Нет, не помню. Всю дорогу я смотрел на тебя.
Ох. Сердце сделало кульбит. Остальные органы поставили ему по «десятки» за акробатику.
— И что же ты видел? — Я повернулась лицом к Арчи.
Он сделал тоже самое и нежно улыбнулся. Спокойно. Легко.
— Ты об этом слишком много думаешь, Вивея. — Он чуть наклонился ко мне, как будто того, что между нами итак слишком мало пространства было недостаточно. Его бархатный голос снизился на октаву: — Считай меня странным, но в том, где иные люди видят шрамы, я вижу твою историю. Наверное, она очень грустная. Но она настоящая. Ты настоящая.
Мой взгляд по своей воле скользнул к губам этого парня. Наверное, люди, которые не могут оторваться от моего шрама, чувствуют себя также. С усилием я снова посмотрела в глаза напротив. Он смотрел прямо на меня. Глубоко. Глубже, чем я разрешала заглянуть кому бы то ни было. Казалось, что воздух вокруг нас начал искриться. Я боялась шелохнуться, но не понимала отчего. Чтобы разрушить мгновение и спугнуть этот момент? Или наоборот, чтобы не спровоцировать его на действия?
Но неожиданно парень отстранился сам. Он сделал это так резко, что я чуть вздрогнула. Арчи снова посмотрел на темный горизонт, предоставляя мне обзор на свой профиль. Точеный нос, скулы, выпирающий кадык, с родинкой под ним. Его широкая рука устремилась к густым волосам и зарылась в них. Мне тоже захотелось их потрогать. Господи, что со мной?
— Уже темнеет, а нам еще возвращаться через лес. Ох, и я голоден. Может, пойдем, перекусим? По гамбургеру, или ты больше любишь салаты, морепродукты? Что у вас здесь есть? — Предложил парень, все еще избегая моего взгляда. Неужели он тоже смущен? Эта мысль заставила меня искренне улыбнуться.
— Гамбургер— звучит здорово. Рядом с центром есть круглосуточное кафе с лучшими бургерами в округе. Нет, в мире! — Сказала я, вспоминая, как Эшли однажды клялась, что заведением заведует мистер Крабс, и она готова взять на себя роль Планктона*, чтобы выведать тайны рецепт его бургеров.
— Да? Я заинтригован! Но учти. Мне есть с чем сравнивать. — Подмигнул мне Арчи.
Напряжение между нами пропало. Парень живо встал и, повернувшись, протянул руку мне. Помедлив долю секунды, я взялась за нее. И это в первый раз когда моя ладонь была в его руке. Кожа к коже. Я поняла, что мне не хотелось терять это тепло.
* * *— Нет, правда! Не может быть, чтобы у тебя не было интересов и планов! — Воскликнул мой кареглазый знакомый.
Мы сидели на лавочке в ровном круге света ночного фонаря. От бледно-желтого освещения кожа Ханта стала какой-то золотистой, сияющей. Я откровенно засматривалась на его оголенную часть рук и небольшую поросль волос.
— Почему не может? Может.
Я кончиком языка слизываю каплю соуса с большого пальца — последние «остатки роскоши». Арчи стал невольным свидетелем моих «фаст-фуд манер», и, готова поклясться, его зрачки расширились!
Наш ужин составила пара огромных бургеров, две картошки, кола и кофе. Кофе, ясное дело, для меня. Может, мама в своим определении «кофе-маньяка» была не так уж и права? Я взяла себе свой любимый «Сочный укус». Свежая мягкая булочка, идеально прожаренная говядина, нежный плавленный сыр и зелень с помидорами — он был идеален.
Едва откусив первый кусочек, я чуть ли не разрыдалась. Мои вкусовые рецепторы откликнулись на знакомый вкус как на старого друга. Да и не только в этом дело. Если честно, проживать и проглотить первый кусочек я смогла с трудом. В горле ощутимо застрял ком. Ведь в последний раз я ела здесь с Ками, когда мы ждали Эм и Эш. Черт.
На смелый выбор Арчи — бургер «Дракон», я отреагировал скептически. И потом хохотала на всю округу, когда он, откусив первый кусок гамбургера, щедро сдобренного чили и острым халапеньо, залпом осушил пол стакана своей колы.
Теперь от еды остались лишь воспоминания и обертки, скомканные и выброшенные в ближайшую урну ярко-салатового цвета.
Арчи поведал мне о своей страсти — фотографии. Он говорил об этом долго и с упоением. А я слушала. Впрочем, даже если бы он зачитывал страница из «Капитала» Карла Маркса или главы из учебника по квантовой химии, я бы все равно была готова сидеть с закрытыми глазам и слушать, как его бархатный голос сливается со звуками ночного Санта-Луи. Сверчками, прячущимися в зеленой листве. Редкой машины, что скользнула шинами где-то на проезжей части. Чьим-то смехом вдали.
Также брюнет «выпал в осадок», когда узнал, что я никуда не стала поступать после окончания школы. И что планов у меня также нет.
Сейчас он напоминал моих родителей, какими они были у истоков «моей проблемы», как они сами это называли. А они умеют преуменьшать, да? Дело в том, что мама и папа свято верили, что меня надо спасать. Поэтому они денно и нощно прибегали к помощи специалистов: от врачей до психологов. Они пробовали действовать своими силами, а также силами бабушки и деда. Но увы. Странно, что они не сделали ставку на спиритические сеансы или прочих шарлатанок-ведьм. Я так и ждала, что со дня на день в наш дом вкатится какая-нибудь древняя старушка с бешено бегающими в глазницах темными зрачками и серыми нечесаными патлами. Под мышкой она будет держать доску Луиджи*, в руке — шар для предсказаний. И, конечно, она увидит надо мной страшенную порчу, сглаз, демона, который вселился в меня. А спасет меня от напасти какой-нибудь рецептик чая за пару десятков тысяч хрустящих купюр.
В общем, как видите, мой юмор остался со мной. И суета родных также была бы смешной, если бы не была настолько печальной. Просто в своём желании спасти меня мама заходила слишком далеко. Меня не надо было спасать, ведь со мной все хорошо. Я жива. Ведь я жива…
И я не социально опасна (уже).
Я не социально нестабильна (теперь).
Я не склонна к депрессии или суициду (и не была… наверное).
Я справилась со всем этим сама.
Скорее я социально безразлична. Мне не интересно жить. Вообще. А зачем мне планы на жизнь, которая меня не интересует? Это то и заставило фотографа напротив меня смотреть ошалелыми глазами.
— Что, вообще никаких вариантов? — Настаивал парень. — А как же твои подростковые амбиции? Стремление кем-то стать. Мечты, желания и прочее…
Как объяснить парню, что все мои мечты исчезли с лица земли вместе с Инфинити? Наверное, никак.
— Мм… Ну мне всего восемнадцать. Думаю, у меня еще есть время на эти «искания». — Я изобразила в воздухе кавычки и попыталась сделать так, чтобы мой голос звучал бодрее, чем я себя ощущала.
— А когда у тебя День рождения?
Я помедлила. Эта дата, которую я мечтала забыть, но вынуждена вспоминать каждый день.
— 22 августа. — Сказала я на выдохе, как будто цифра обжигала мне горло. Как я могу нормально общаться с людьми, если я не в состоянии произносить некоторые слова без боли в сердце и легких, или отвечать на обыденные вопросы?
— Ох, ну это совсем скоро. — Воодушевился англичанин. — То есть тебе исполнится девятнадцать. По-моему, ты обязана решить до этого времени кем хочешь стать. И пойти в университет, конечно.
— То есть восемнадцать лет для определения жизненного пути мне не хватило, а тут я все решу и расставлю по местам за полтора месяца? — Я скептически изогнула бровь.
— Ну, эти восемнадцать лет у тебя не было меня. — Выдал парень с сексуальной улыбкой. И черт возьми, она действительно была сексуальной, с большой буквы «С»!
— Ох, конечно. Это многое меняет. — Пробормотала я, скрывая смущение за скептическим тоном и закатыванием глаз.
— Ну, вдвоем легче, чем одной. Скажи, например, что тебе нравится больше всего?
Я честно задумалась над его вопросом. Повертела в руках полу-пустой стаканчик от кофе. Оно было так себе, если честно. Если в этом месте лучшие бургеры, то кофе — среднее. Нет в мире идеала.
— Не знаю. Я люблю кофе. Может, открыть собственную кофейню? Или отобрать у Бена его работу? — Кисло усмехнулась я и помахала в воздухе стаканчиком с остатками кофе, который подал мне эту гениальную мысль. — О, или стать баскетболисткой?
Выпив еле теплое кофе одним глотком, я закинула стаканчик в урну, стоявшую рядом с лавочкой и… Промахнулась. Мы с Арчи переглянулись и синхронно засмеялись.
— Хм… Нет, пожалуй, баскетбол — не мое. — Вынесла я вердикт своим попыткам «найти себя», глядя на стаканчик, уныло лежащий рядом с мусорным ведром.
Я хотела встать, чтобы доделать начатое и выкинуть коричневый бумажный стаканчик в урну, но Арчи опередил меня. Он вскочил на ноги и подойдя к стаканчику, наклонился, чтобы поднять его. В этот момент я честно пыталась не смотреть на то, как его ягодицы обтягивает джинсовая ткань с большими карманами. Черт, они идеальной формы! И я не про карманы…
Когда парень выбросил мой «баскетбольный мяч», я быстро отвернулась, чтобы не быть пойманной с поличным. Он поднял руки вверх и подтянулся, разминая мышцы. Его футболка чуть задралась, оголяя кусок «треугольника» внизу его живота. Нет, это перебор. Он что, издевается? Заметив, что Хант смотрит на меня, а на его губах играет секси-усмешка, я придала своему лицу нейтральное выражение. Затем проморгалась и стала тереть глаз, как будто туда что-то попало.
— Ну, зато ты попыталась. — Произнес он, снова подходя ко мне. — В жизни надо пробовать многое, иначе как ты поймешь, что действительно твое?
Кажется, что все это время я тонула. В глубокой и темной воде. Она будто заполняла мои легкие, раздираемые от напряжения. Я глотала ее, в надежде на глоток воздуха. Мои руки загребали холодные водные потоки, беспорядочно, хаотично. Тело делало безнадежные попытки выбрать наверх, туда, где угадывается свет, туда, где жизнь. Но я все больше опускалась на самое дно. Дно из мыслей и кошмаров. И как невероятно глупо и странно, что в данную секунду я ощущаю, будто мне подарили глоток свежего воздуха.
*Николас Спаркс — знаменитый американский писатель. Из под его пера вышло множество романов-бестселлеров. Основные темы, что поднимаются в работах: любовь, трагедия, судьба, религия. Многие романы экранизировали.
*Джоджо Мойес — английская писательница, а также журналистка.
*Планктон и Мистер Юджин Крабс — герои мультфильма «Губка Боб Квадратные Штаны». Крабс владеет закусочной «Красти Крабс» с лучшими бургерами, секрет приготовления которых и пытается выведать его бывший лучший друг, а ныне враг — Планктон.
*Доска Уиджи — доска для спиритических сеансов. Также носит названия «Уиджа», «Доска дьявола», «Говорящая доска». При вызове душ умерших людей позволяет читать их ответы помощью указателя, который ведет руки участников сеанса по буквам алфавита и цифрам.
Глава 6. Первые шаги
18 июня 2018 год
Вивея
— Папа, стой!
Я едва ли не кувырком слетела с главной лестнице из белого мрамора, ведущей в холл. Мой отец застыл у входной двери, с удивлением, изумлением и даже долей опаски взирая на свою дочь.
Я была только что со сна, не успев ни умыть лицо, ни расчесать воронье гнездо на голове.
— У тебя в комнате снова завелся Бугимэн*? — Поинтересовался отец, когда я все-таки добежала до него, держа одну руку за спиной.
— Не-ет, ты тогда здорово напугал его и он больше не суется. — Поддержала я отца и заметила, как в его усталых глазах будто что-то загорается. Теплота. Радость.
Бугимен жил под моей кроватью, когда мне было то ли пять, то ли шесть лет. Я насмотрелась страшилок и была свято уверена, что он сожрет меня, стоит мне закрыть глаза. Тогда я часто бегала спать к родителям. В одну из ночей мою фантазию подкрепил шум за окном: была ненастная погода. Так что я едва не посидела в дошкольном возрасте. Когда я дошла до спальни родителей, с Мишкой-Мишкой (моя любимая плюшевая игрушка) наперевес, меня колотило как в припадке.
Тогда отец, недолго думая, взял дедушкино охотничье ружье, зарядил его и зашел в комнату. Раздался выстрел. Кроме шуток, он реально выстрелил! А затем он вышел, погладил меня по голове и сказал, что больше меня никто не будет доставать. И я поверила.
Сейчас, вспомнив этот момент, когда этот мужчина в синем костюме и с седыми прядями в густых, чуть кудрявых волосах, я снова осознала, какой у меня замечательный отец. Супергерой, не иначе.
— Вивея, Джо, что у вас за семейное собрание с утра пораньше? Оу, это что, цветок? — Мама пришла разведать, что за шум мы затеяли. И конечно она была очень корректна!
— Ма-ам, ну ты умеешь портить сюрпризы! — Я достала из-за спины ярко-алую розу, точнее аккуратно обрезанный едва-едва распустившийся бутон, и вставила его в петлицу пиджака отца.
Старый и красивый символ праздника, которая стал символом любви детей к их отцам. Я всегда прикалывала папе розу сама. Но судя по его лицу, в этот раз он совсем не ожидал, что я вернусь к традиции.
— С Днем отца, папа. — Я крепко обняла папу за шею и звонко чмокнула в гладковыбритую щеку.
Рука отца сначала дотронулась до места, куда я его поцеловал, а затем опустилась вниз, к бутону. Он дотронулся до него и, чуть подняв, наклонился сам, чтобы вдохнуть аромат. Это выглядело, будто он не верил в происходящее и отчаянно нуждался в осязаемых доказательствах.
— Спасибо. — Проговорил он, выглядя при этом совершенно растерянным и сбитым с толку.
Наверное, хорошо, что мы с Арчи загулялись допоздна и я не успела зайти в пекарню. Если один цветок довел моего папу до такого состояния, что бы сделала свежая выпечка?