— Не ты! — взвыла Мария. — Я плачу из-за гуру, а не из-за такого бесчувственного чурбана, как ты!
— Ну, мне сразу полегчало, — ответил Ендрек, складывая вещи в сумку.
— А плачу я… потому что… вчера я видела в окно, как он шел в обнимку с другой девушкой. А я ему так верила!
— Вот этого я и не могу понять, — заметила Виктория. — Почему именно ему?
— Потому что в нем было что-то подлинное, настоящее.
— Ну да, шляпа, — буркнул Ендрек.
— Думаете, до меня не доходило, какой гуру на самом деле? — канючила Мария. — Думаете, я не видела, как он путается и не помнит, что говорил днем раньше?
— Так нам и казалось, — вставила Виктория.
— Доходило, только я не хотела признаваться. Я предпочитала притворяться, будто все идеально.
— Зачем?
— Не знаю. Может, не хотела вас беспокоить.
— А вот в это поверить как раз трудно, — объявила Миленка от имени всех нас.
— Знаю, — смущенно призналась Мария. — А может, я чувствовала себя по-дурацки оттого, что, несмотря на все разочарования, я продолжаю с ним встречаться.
— Так почему же ты с ним встречалась?
— Да я уже говорила, — вздохнула Мария. — Ради той крупицы искренности, которая таилась в море изощренной лжи.
— Знаешь что, Марыська? — заглянул из коридора Ендрек. — Тебе надо бы заниматься ядерной физикой. Там тебе было бы где развернуться! Поиски элементарных частиц в море материи.
КОНЕЦ ФЕВРАЛЯ
Сегодня я решила подсчитать, на сколько мне хватит денег из копилки (почти половину я уже истратила). Если перейду на хлеб со смальцем и кипяток с сахаром, то должно хватить… до середины апреля. А потом? Может, все-таки позвонить домой и…
— Вишня, для тебя есть халтура, — объявила Виктория, кладя передо мной мятую салфетку с номером телефона. — Нужна учительница испанского и английского для десятилетнего гения.
— Для гения? — перепугалась я.
— Спокуха, это всего лишь мнение его родителей.
— Это еще хуже. Если малыш ничему не научится, виноватой буду я.
— Платят сорок злотых за час. Хотят два раза в неделю.
Я быстро мысленно прикинула, на сколько это продлит мое пребывание на улице Казимира.
— Ладно, звоню.
Мать мальчика изящным голосом дикторши описала мне ситуацию.
— Понимаете, пани Вишня, — щебетала она, — Милош необыкновенно способный, просто невероятно. Я даже подозреваю, что он гений…
Милош? Чувствую измученную братскую душу[15].
— Понятно.
— У него такой высокий коэффициент интеллекта, и к тому же он замечательно играет на блокфлейте.
— Так в чем же проблема?
— Ему необходима дисциплина. А у меня нет времени, у мужа тем более. Потому мы и ищем кого-нибудь, кто внушил бы некую мотивацию Милошу. Но только без нажима, он такой впечатлительный. Ну как? Попробуете?
ПЕРВАЯ СУББОТА МАРТА
Через минуту переломный момент — моя первая работа. Мы условились на двенадцать, и я уже с четверть часа брожу вокруг небольшого дома, а за мной бдительно следят четыре тщательно выбритых охранника. Уже без трех, так что можно, наверное, заходить.
— К кому? — именно так приветствуют гостей в роскошных жилых комплексах с бассейном и кортами.
— У меня урок у Янечко.
Интересно, он меня сейчас обыщет?
— Проверим. — Охранник позвонил по домофону. — Все верно. Пожалуйста!
В завершение крохотная щепотка вежливости. Я прошла на лестничную клетку и уже через минуту была в квартире родителей Милоша. Мне открыла элегантная женщина с внешностью телеведущей.
— Здравствуйте, — прошептала она, улыбаясь как дикторша. — Сейчас я представлю вам Милека. Подождите, пожалуйста, в гостиной.
Я присела на краешек кожаного кресла, терпеливо дожидаясь, когда Милош соблаговолит вылезти из своей норы. Вылез. Маленький мальчонка с пепельными волосами и синими кругами под глазами.
— Это пани Вишня, твой новый репетитор.
— А можно я буду называть тебя Косточкой? — Мальчик протянул липкую лапку с пятнами синей туши от маркеров.
— Милош! — воскликнула мама Милека с миной дикторши, сообщающей телезрителям ужасную новость. У меня самой на миг замерло сердце.
— Ладно, когда начинаем? — спросил Милош тоном крепостного крестьянина, которому велено вспахать до захода солнца целое поле.
— Прямо сейчас. Достань тетрадки и покажи пани Вишне, на чем вы закончили. А я подожду в гостиной. Приятных занятий.
Мы подошли к комнате Милоша. Его мать одарила нас телегеничной улыбкой и исчезла, закрыв за собой дверь.
— В гостиной сидит, боится, как бы ты чего не унесла, — тут же наябедничал Милош, садясь за свой стол.
— Я? Но что? — спросила я, не скрывая удивления. Да что я могу унести отсюда? Огромный цветочный горшок с куском газона? Футуристическую бетонную скульптуру? А может, гигантский стол, украшенный керамической мозаикой?
— Ну да, — подтвердил Милош. — Например, ты могла бы унести мой компьютер.
— Мне его не поднять, — заверила я ученика.
— Да я-то это знаю, а она нет. И подумать только, что она — начальник отдела, в котором производят какие-то важные расчеты.
— А я думала, что она диктор на телевидении. Ну что, покажешь мне тетрадки и все остальное?
— Сейчас. Но только можно я буду называть тебя Косточкой? — Милош упрямо стоял на своем.
— Да пожалуйста. Я не против. А вот твоя мама, похоже, будет недовольна.
— Она не услышит. А после двух уроков перестанет за тобой следить. И потом, у нас звуконепроницаемые двери. Если бы меня тут душил грабитель и я визжал как свинья, она бы ничего не услышала.
— А папа? — спросила я.
— Папа работает в Варшаве в каком-то важном международном проекте, так что он вообще не будет вмешиваться.
— Он что, не приезжает?
— Раз или два в месяц приезжает и тогда вовсю старается отработать долги по воспитанию. Так он подавляет угрызения совести, — вздохнул Милош.
— Как-то не похоже, что ты в восторге.
— А ты была бы? — буркнул он. — Почти чужой человек врывается в дом и играет в отца. Заполняет все свободное время так называемыми развлечениями, а когда наконец с ним как-то свыкнешься, уезжает. Бессмысленно это… Ну так как? Я могу называть тебя Косточкой?
Мы хлопнули ладошкой об ладошку. Милош продемонстрировал тетрадки.
— Мы закончили на «Las comidas»[16], а по английскому на Present Perfect, — широко зевнув, проинформировал он меня.
— А почему ты такой усталый?
— Ты бы тоже была усталая. В школе у меня двадцать пять уроков в неделю. Плюс раз в неделю немецкий, в воскресенье бассейн и урок тенниса. В четверг художественная студия. А теперь еще испанский и английский. Мама говорит, что в моем возрасте человек быстро усваивает знания и нужно это использовать.
Я как будто услышала собственного отца.
— Ой, я тоже ходила в художественную студию, — сказала я. — А кроме того, в химический кружок, на уроки испанского, на курсы английского для продолжающих и в бассейн.
— Хуже всего, — вздохнул Милош, — что теперь уже все время мы будем так вкалывать. Отдохнем только на пенсии. Ох как я мечтаю быть таким же старым, как дедушка. Дожить до семидесяти лет, поселиться в лесу и чихать на все с присвистом.
— Скоро дождешься, — попыталась я утешить его.
— Знаю, и, кажется, быстрей, чем мне думается. Так говорит папа. Потому они вместе с мамой заполняют мое время всякими разными занятиями. Чтобы я успел научиться всему, что важно.
* * *— Для кого важно? — спросил Ирек, снимая корпус компьютера.
— Хороший вопрос.
— Должен сказать, — добавил Ирек, — мальчонка кажется очень смышленым. Видимо, он отдает себе отчет, в каком он положении. Только не знаю, повод ли это для радости.
— Немножко отдает, — подтвердила я, — а немножко играет старшего по возрасту. Как все дети честолюбивых родителей. Ему всего десять, а выражения он использует вполне взрослые.
— А потом такому исполняется полвека, он делает татуировку, натягивает джинсы в облипочку и изображает избалованного тинейджера. Только у него плохо получается, поскольку опыта нет.
— Что ты, Ирек, — возразил Травка. — Так ведут себя те, кто очень долго тренировался. К примеру, мой старик.
* * *Интересно, каким станет когда-нибудь Даниэль. Пока что он вовсе не выглядит избалованным тинейджером. Сразу видно, что занимается каким-то серьезным делом. Никаких обтрепанных джинсов, а, напротив, галстук, темно-серый пиджак, очки в тонкой металлической оправе и портфель. Я спросила, всегда ли он так одевался.
— Когда учился, я носил то же, что все, — признался он, — но, когда стал ассистентом, самым молодым по возрасту на факультете, изменил стиль. Начал одеваться как ассистент. И играл роль ассистента. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Множество молодых людей играют.
— Играют? — удивилась я. Мне-то всегда казалось, что молодые ничего не изображают. Они искренние, спонтанные, временами бесцеремонные. Только потом они научаются что-то изображать и притворяться.
— В том, что вы играете, вовсе не ваша вина. Молодой человек еще не сформировался, а жизнь бросает его в уже сформированный мир, где он вынужден вести себя как вполне сложившаяся личность. И что же он делает? Пользуется готовыми образцами и схемами и попросту играет. Солдата, учителя, ассистента.
* * *— Курт Воннегут выразил это куда остроумней, — заметила Миленка, когда я рассказала им о размышлениях Даниэля. — Когда его спросили, откуда он знал, как вести себя на войне, он ответил: «Я подражал героям фильмов о войне». А кстати, твой Даниэль, похоже, любит Кундеру.
ЖЕНСКИЙ ДЕНЬ
— А знаете, что вы, мужчины, нам уже не требуетесь? — Мария опять вернулась к старой теме. К излюбленной с тех самых пор, как она увидела гуру в объятиях другой.
— Знаем, ты уже неделю это твердишь, — ответил Ендрек, развалившийся на матраце в комнате Травки, где мы уже добрый час отмечали наш день.
— Но теперь это уже действительно так. Очень скоро мы сможем сами размножаться, и вы… исчезнете. Вы, никому не нужные особи мужского пола.
— Ужасающая перспектива, — содрогнулся Травка. — Исчезнут оргазм, свободное времяпрепровождение, индивидуализм.
— Зато будут радость, наслаждение и экстаз, — заметила Виктория.
— А также зависть и гангрена, — бросил Ендрек.
— Но хотя бы не будет угнетения, расизма и такого беспорядка, — сказала я, разламывая на столе палочку с маком.
— Порядка тоже не будет! — крикнул из другой комнаты Ирек.
— Зато будут свобода, непринужденность и большое веселье, — парировала Миленка.
— Какое веселье без спиртного? — пригасил ее энтузиазм Ендрек.
— Зато с травкой, — скромно заметил Травка.
— И хорошая музыка, — добавила Вика. — А еще будут любовь, взаимность…
— А также измена, — вздохнула Миленка.
— Но без боли, — утешил ее Травка. — Иными словами, лафа в широком понимании.
— И прежде всего без мужчин, — напомнила Мария. — Чувствуете дыхание урагана, который сметет вас?
— Я чувствую только сквозняк, — отозвался Ендрек. — А может, это действительно то самое дуновение? Вот черт.
— Эй, мужики, только без паники! — крикнул Ирек. — Мы уже существуем на свете. А что, передача своего набора генов — это на самом деле такое уж приятное развлечение?
— Похоже, для некоторых в этом смысл жизни, — сказала Милена.
— Так пытаются нам внушить некоторые деятели-демографы, но, кажется, безуспешно, если судить по падению поголовья в Польше.
— Ну и пусть падает, — высказался Ирек. — С квартирами будет легче.
— Вот только кто позаботится о нас в староста? — встревожился Ендрек.
— Как кто? — ответила Милена. — Симпатичные андроиды.
СЕРЕДИНА МАРТА
Я писала очередной идиотский реферат по основам оглупления масс, и тут в кухню-ванную ворвалась взволнованная Мария. А за ней притопала Виктория, волоча сетку с замороженной пиццей и банками кукурузы.
— Ты знаешь, что произошло? — спросила Мария, нервно поигрывая медной подвеской.
— Ой, Марыся, ты поднимаешь большой шум из-за того, что не стоит и пяти минут внимания, — попыталась успокоить ее Вика.
— Мы сидели на Плянтах, я и Виктория, ждали Милену, и вдруг к нам подходит элегантный мужчина с белым шарфом. Он представился, подал нам визитную карточку и сказал, что ищет девушку для представления о Золушке.
— Мария сразу втянула живот и выпятила воздушные подушки, — сообщила Вика.
— Да, конечно. Надо уметь подать себя, — бросила Мария. — Только, к сожалению, этот тип положил глаз на Викторию. Он сказал, что именно такой и представлял себе несчастную Золушку, а как бывший визажист, знает, что с таким лицом можно сотворить чудо.
— То есть Золушку на балу после того, как к ней прикоснулась волшебной палочкой добрая фея. Тоже мне счастье, — язвительно заметила Виктория. — Только об этом и мечтаю.
— Ты могла бы сыграть главную роль в спектакле! — возмутилась Мария. — Причем в спектакле, который будут записывать для телевидения!
— Ну и что? — Виктория спокойно выкладывала покупки.
— Ты могла бы стать знаменитой. Познакомилась бы с выдающимися людьми.
— Я уже знакома с выдающимися.
— Завести полезные связи, обрести опыт. Продолжать перечисление? — закричала Мария. — Но эта идиотка сказала, что ее это не интересует. Ты можешь поверить?
— Меня и вправду не интересует.
— Как можно было отказаться от такого шанса?
— Элементарно. Тебе, наверно, трудно в это поверить, но не все хотят стать знаменитой артисткой или моделью.
— Люди бьются и за меньшие роли. Готовы ради них на все. А ты? Ты такая же пассивная, как герои книг Маркеса! Они тоже покорно принимают все, что им преподносит судьба. Измена так измена. Умерли пятеро детей, что ж тут поделать.
— Послушай, Марыся. Я считаю, что проявила бы пассивность, если бы приняла предложение того типа. А я вела себя активно. Отказавшись от того, что упало мне в подол.
— А почему ты все-таки отказалась? — спросила я, изумленная, наверно, не меньше, чем Мария.
— Ну, я могла бы сказать, что мне не понравился его белый шарф и перстень с рубином. Но я просто не хочу быть актрисой. Не хочу быть знаменитой, и мне жаль времени на такие забавы. У меня другие планы.
— В какой-то степени я тебя понимаю, — вступила в разговор Милена, которая уже некоторое время прислушивалась к спору. — Я тоже отказалась бы от такого предложения. Из страха перед полным провалом. Два раза я участвовала в школьном спектакле и скажу вам, что у меня гораздо лучше получаются шарики из пластилина.
— А я мечтаю стать актрисой! — категорически заявила Мария.
— Значит, ты наконец решила, чем хочешь заниматься в жизни, — утешила ее Виктория. — А то ведь я было думала, что ты ставишь на живопись. Но, судя по кляксам, у тебя могли быть проблемы с поиском благожелательных зрителей.
— Но тебе-то радоваться нечему, — огрызнулась Мария. — Ты могла заработать такую кучу денег, а теперь будешь думать, как прожить следующий месяц.
— Да, буду, но это вовсе не значит, что нужно хвататься за каждое предложение. Некоторые вещи я не стану делать ни за какие деньги.
— А какие некоторые? — заинтересовались мы.
— Кроме шоу-бизнеса? Ни за что не стану работать на бойне, в брачном агентстве, на птицеферме и в детских яслях.
— А ты уверена, что ни за какие деньги не станешь? — усмехнулась Мария.
— Не уверена, — призналась Вика, — но как можно дольше хочу верить, что мне это удастся.
ВТОРАЯ ПОЛОВИНА МАРТА
Сижу в библиотеке и ищу материалы для работы о методах управления маленькими группами. Но на самом деле думаю о Даниэле и Зоське. Да-да, о ней. Примерно полчаса назад, когда я выписывала очередную библиографию, она подошла ко мне и поздоровалась.