— Я пришла с миссией, — начала я прямо с порога. — Может быть, ты еще раз обдумаешь свое решение…
— Ты говоришь прямо как отец, — прервала меня мама. — Тут нечего обдумывать.
— Папа пообещал, что изменится, — не сдавалась я. — Он может посвящать тебе каждый день на два часа больше. И вы чаще будете ходить в театр.
— Небогатая у него фантазия, — хмыкнула мама. — Ни на что больше его не хватило?
— Он сказал, что это должно доказать тебе силу его чувств.
— Безумная сила, — рассмеялась мама. — Два часа занудных разговоров в день и театр по субботам. Колоссально.
— А чего бы ты еще хотела? — спросила я.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Пусть он еще почитает биографии знаменитостей. И увидит, как мужчины боролись за любовь женщины. Например, поклонники Айседоры Дункан впрягались в ее экипаж.
— Если тебе это так нравится, — повысила я голос, — то, может, тебе поменять своего медведя на пару гнедых скакунов?
— Ты спросила меня, чего бы я хотела, и я привела тебе пример, — сказала мама, наливая себе кружку подогретого меда. — Хочешь еще?
Я кивнула. С удовольствием узнаю, что по вкусу моей шальной мамочке.
— Ну скажем… А, вот пожалуйста: муж Фриды Кало на похоронах ел ее пепел. Вот это любовь.
— Но ты ведь живая, — заметила я.
— Да, и только теперь по-настоящему это чувствую.
— Да, знаю, ты уже говорила. Только вот не понимаю, как ты смогла так несправедливо обойтись с папой. После двадцати семи лет! — выложила я на стол последний аргумент.
— Теоретически я могла бы подождать с этим еще год или два, — сказала мама. — Только зачем? Чтобы отметить жемчужную свадьбу?
— Но ведь ты же любила папу! — крикнула я.
— Любила? — удивилась мама. — Просто мы встретились в кафе. Потом он пригласил меня в дансинг, а там уже все само пошло.
— Но должна же была быть хоть какая-то причина, по которой ты выбрала именно его!
— Конечно, — согласилась мама, сделав глоток. — Прическа.
— Что прическа?
— У твоего отца была прическа, как у Друпи.
* * *А если бы у него была прическа, как у Джеймса Бонда, то что? Меня не было бы на свете? Так кто же я? Дурацкая случайность? Жертва моды? И вообще, кто этот Друпи?
* * *— Один из представителей итальянского диско наряду с Альбано, Пупо и Макарони, — объяснил Ирек. — Я знаю это, потому что бабушка была когда-то поклонницей этого жанра.
— Похоже, что моя мама тоже. И только поэтому она вышла за папу. Я уже сама не знаю, кто я такая, — пожаловалась я.
— Вижу, у тебя та же проблема, что у Данни из фильма «Пирл-Харбор», — вздохнул Ирек. — Он это так сформулировал: «Сам уже не знаю, кто я. Выгляжу героем, но героем себя не чувствую».
— Потрясающая скромность. — Я тут же представила себя говорящей, что выгляжу героиней.
— Ну да. Взгляни на себя. Он, кстати, мог бы получить «Оскара» за абсурдное нагромождение патетических текстов. Но нас, в сущности, это не должно удивлять. Как сказал Воннегут устами одного из своих героев, почти в каждом фильме и в других произведениях содержится предпосылка, что война — это ад, но она необходима, чтобы превратить мальчика в настоящего мужчину.
— Интересно, — пробормотала я, листая журнальчик для любителей компьютерных игр.
— Ну, у Курта есть тексты и получше. Моя сестра могла бы много чего процитировать, потому что она любит Воннегута.
— Да нет, я не о том, — сказала я.
— А о чем?
— Когда ты цитируешь чужие высказывания, меня это нисколько не раздражает. Ты называешь автора… и, кроме того, не чувствуется, что ты этим хвастаешь.
— Хвастаю? Чем?
— Тем, что ты много читал и способен воспроизвести фрагмент текста. С Даниэлем, сам понимаешь, другой случай.
— Вишня, а может, дело вовсе не в цитатах? Может, ты просто искала какой-нибудь повод?
ПОЧТИ СЕРЕДИНА МАЯ
У меня важное поручение. Нет, речь идет вовсе не о том, чтобы склеивать черепки, оставшиеся от брака моих родителей, а об элементарном родительском собрании в школе Милоша. Он целую субботу умолял меня сходить на него.
— Понимаешь, Косточка, — он потер покрасневшие от пыльцы глаза, — в последнее время у меня выскочило несколько четверок. Сама понимаешь, что это значит для ребенка, которого считают гениальным.
Знаю. В лицее по этой причине я хотела совершить самоубийство, съев целую упаковку витамина С. Все кончилось болями в желудке и лимонно-желтой мочой.
— Я эти четверки исправлю, — уверял он меня, — но сейчас просто не хочу нервировать маму. Тем более что ее вроде бы собираются в очередной раз повысить, и она страшно волнуется.
— Надо думать, ты мне это говоришь не без причины, — высказала я догадку.
— У нас будет родительское собрание. Сходи, а? Один-единственный раз.
— И как я там должна представиться?
— Да никак. Наша классная не требует подробных объяснений. Как только она произнесет мою фамилию, ты просто скажешь «здесь» — этого будет достаточно. Потом выслушаешь несколько дурацких замечаний, возьмешь табель с оценками, и на этом конец.
* * *Ну как я могла не пойти? Я отправилась к нему в школу сразу после упражнений по основам высказывания абсурдных взглядов. В класс я вбежала с небольшим опозданием и уселась на первую парту, потому что все остальные были заняты взволнованными папочками и мамочками. Но немало было и представителей более молодого поколения, а может быть, просто репетиторов, интересующихся успехами своих воспитанников.
— Ты за кого пришла? — ткнул меня шариковой ручкой парень с соседней парты.
— Милош Янечко, — шепнула я как можно тише, чтобы не привлекать внимания учительницы.
— А я за Асю Витовскую. Подтягиваю ее по физике. Ее родители в заграничной командировке уже больше полугода, а бабушка прийти не смогла, потому что ей надо быть на собрании общества игуановодов, ну, это которые игуан разводят.
— А я за семью Петрека Мацейки, — сообщила девушка с парты позади нас. — Он схватил несколько четверок и боится реакции своего амбициозного папаши.
— Пожалуйста, потише, — попросила классная, обведя нас утомленным взором заслуженного педагога. — Итак, приветствую всех собравшихся и… — она глянула на часы, — перейдем прямо к конкретике. Может быть, сделаем так: я пойду по списку и раздам табели с оценками. Адамский Войцех.
Со второй парты у окна поднялась невысокая брюнетка:
— Здесь.
— Хорошо, — пробормотала классная, что-то черкнув в своем кондуите. — Итак, что мы имеем… Подделка записок от родителей по поводу отсутствия в школе, разбил аквариум с вуалехвостами. Деньга вернул. И все. Следующий — Бернаж Марек!
— Я, — выдавил из себя бородатый мужичина. Наконец-то родитель, хотя полной уверенности нет. Быть может, Бернаж Марек послал на родительское собрание соседа.
— Отлично. Замечаний нет, — объявила училка, а представитель Марека вздохнул так, что шевельнулись листки на учительском столе. — Цебуляк Анна. Отсутствует? В таком случае следующая Дубель Доминика.
— Интересно, что натворил мой ученичок, — шепнула соседка по парте. — Только бы не пришлось мне платить за какой-нибудь аквариум.
— А моя зимой сделала на школьной террасе снеговика, — сообщил репетитор Аси Витовской, — а на нос-морковку нацепила листок с надписью «Директор».
— А мой Петрек дал в газете объявление о кастинге для «Большого брата», и в восемь утра перед школой собралась такая толпа, что пришлось отменить три первых урока, — вздохнула жертва Мацейки.
— Дорогие родители, еще раз прошу вас: соблюдайте тишину!!! — рявкнула классная так, что мы все сжались, как первоклашки. — Благодарю вас. Янечко Милош.
— Это я, — вскочив, отрапортовала я, — то есть… здесь.
— Хорошо. Что у нас тут…
Я почувствовала себя, как ученик, дожидающийся оглашения так называемого дополнительного вопроса. Такой вопрос, как известно, должен позволить учителю с чистой совестью влепить ученику единицу.
— Милош ироничен. Задает язвительные вопросы. А на просьбу дать дневник для записи замечания отвечает: «Смысла нет, потому что моя мама замечаний не читает, а я давно уже нечувствителен к критике».
Багровая от стыда, я схватила табель и вернулась на свою парту. А когда немножко пришла в себя, взглянула на оценки. Три четверки среди моря двоек и троек. Я увидела даже две единицы. Ничего себе!
* * *— Перестань кричать! От твоего крика оценки у меня лучше не станут, — резонно заметил Милош, причем достаточно спокойно для одиннадцатилетнего ребенка, уличенного в обмане.
— Ты же говорил, что у тебя только три четверки! — орала я по телефону.
— Так у меня правда всего три четверки.
— А остальные? Двойки и единицы?
— Ты из-за них так кипятишься? — удивился Милош. — Оттого что реальность не соответствует твоим высоким ожиданиям?
— Мальчик! Циничные замечания оставь для своих друзей по детской площадке! — прорычала я. — Лучше подумай, как мы сообщим это твоей маме.
— А я и не собираюсь сообщать, — сказал Милош. — Я не вынесу разочарованного выражения ее лица, когда она узнает, что ее сын вовсе не гений.
— Меня удивляет, как она могла так долго заблуждаться. Она что, не заглядывала в твои табели?
— Раньше у меня были более покладистые репетиторы, — признался Милек. — Они писали за меня домашние работы. А потом пришла ты, и это кончилось.
— Я тебе уже объясняла почему.
— Да, я помню: «Если тебя всюду возят, то ты перестаешь ходить, так как тебе не нужно пользоваться ногами. А потом ты уже не сможешь, даже если захочешь».
— Вот видишь, — обрадовалась я. — Запомнил! Я хотела, чтобы ты пользовался ногами, пока еще не поздно.
— Все это прекрасно, — вздохнул Милош, — только вся беда в том, что уже два года как у меня нет нижних конечностей. Поняла?
СЕРЕДИНА МАЯ
— И что мне теперь делать? — вслух размышляла я. — Хуже всего, что двойки у Милоша по испанскому и английскому. Как я это объясню его матери?
— Ты что, не знала, как у него с этими языками? — удивилась Мария.
— Он утверждал, что все в порядке. Со всем, что я ему задавала, он разделывался в два счета. Откуда я могла знать, что в школе у него так плохо?
— Бедный мальчонка, — бросил Травка. — Хорошо, что в этом возрасте человек не заглядывает далеко вперед. Он еще не знает, что его ждет в июне.
— Перестаньте! — Я схватилась за голову. — Что мне делать?
— Давай я ей скажу, — предложил Филипп.
— Как это ты?
— Нормально. Пойду и скажу. Мне это нетрудно.
— Так, может, пойдем все? — предложила Миленка, тронутая отвагой Филиппа. — Или хотя бы проводим тебя до забора.
НА ДРУГОЙ ДЕНЬ
Пошли все. То есть все, кроме Ирека, потому что он, напуганный своими достижениями в науке, превозмог неприязнь к гаданиям и решил навестить бабушку. Вернется завтра, разве что ворожба окажется неблагоприятной.
В соответствии с предложением Миленки мы проводили Филиппа до самой ограды под недоверчивыми взглядами потных охранников.
— Так идти мне с тобой? — в сотый раз спросила я Филиппа.
Он покачал головой:
— Сам разделаюсь.
Охранники, услышав слово «разделаюсь», сжали пудовые кулаки. Филипп без колебаний подошел к ним. Сказал им несколько слов, которые явно подействовали, так как они разрешили ему войти в пещеру льва. Спустя минут десять он вышел, провожаемый дружескими улыбками расслабившихся стражей.
— Ну все, — сказал он. — Пошли по пиву? Тут недалеко есть отличная забегаловка. Когда-нибудь у меня будет такая же.
— Как прошло у Милоша? — допытывалась самая заинтересованная, то есть Милена. Я слова не могла выдавить.
— Нормально. Но, используя лексику реклам прокладок, молодого человека ждут так называемые критические дни.
— Что ты сказал его матери?
— Правду. Что за мнимой гениальностью Милоша кроются работы, написанные бедными или алчными репетиторами.
— О боже! — простонала я.
— Пока что сотрудничество с тобой будет приостановлено, — сообщил мне Филипп. — Мама Милоша ищет виноватых где только можно. Она даже вспомнила о безнадежных генах своего отсутствующего мужа.
— Может, мы все-таки пойдем выпить пива, — бросил Травка, видя выражение моего лица. — Я ставлю.
* * *— И что ты теперь будешь делать? — поинтересовалась Мария.
— Пока ничего, справляюсь. Благодаря переводам от святого Миколая.
Позавчера я получила очередной и часа два боролась с мощной волной угрызений совести.
— Помирилась с папой? — обрадовался Травка. — Я со своим тоже.
— Видим, видим. — Ендрек указал на пиво. Уже третье за вечер.
— А я не знала, что у тебя были плохие отношения со своим автором, — заметила Мария. — Ты только говорил, что он в постоянном поиске.
— Да не было никаких отношений. Как говорят в «Династии»: «Мы иногда встречались на приемах у Рокфеллеров», — уточнил Травка. — Но неделю назад отец открыл, что во мне смысл его жизни. И позвонил. Остальное вы знаете.
— Знаем, знаем. — Филипп поднял кружку. — Самое интересное, что родители всегда так говорят, когда у них худо на службе. Когда моего вышибли из проектного бюро, он двое суток ходил по комнате, твердя, что это еще не конец света. «У меня есть дети, это главное», — говорил он. Жаль, что вспомнил он про это только тогда. Потому что раньше он до полуночи не вылезал из конторы. Вахтер однажды принял его за привидение и чуть не лишился чувств.
— Кто сейчас еще верит в привидения? — удивилась Мария, до третьего февраля почитательница всего сверхъестественного и сериала «Секретные материалы».
— Я не верю, но боюсь, — призналась Миленка. — Особенно вампиров.
— Я верю, — сказал Травка. — Болек рассказывал мне, что когда умирает его любимый пациент, то обязательно снится ему. Приходит в темно-синем костюме и благодарит за заботу. Потом прощается, и утром Болек уже знает, что тот отошел.
— А вот мне, — сообщил Ендрек, — сны почти никогда не снятся, но, если мне приснится зеленая вода, я точно знаю, что меня ждут неприятности. Вот как раз сегодня она мне снилась. Зеленая, как тот дым, который ты, Травка, производил. Так что я немножко беспокоюсь.
— Ну, может, в этот раз ничего не будет, — утешила его Миленка.
— Слушайте, а где моя сумка? — Филипп стал ощупывать свой стул.
— Привидения украли или невидимая рука, — засмеялся Травка и вдруг умолк. — Ой! И моего рюкзака тоже нет.
— Моего тоже, — произнес совершенно убитый Ендрек. — А у меня там были деньги за хату и все документы.
— Вот и сбылся твой сон о зеленой воде, — заметила Виктория. — Моей сумки тоже нет.
* * *Покуда мы рассуждали, существуют или не существуют духи, таинственные силы изъяли у нас три сумки, два рюкзака, один мобильник и шесть комплектов документов. А также две тысячи пятьсот тридцать злотых. Зачем духу столько денег?
ЮВЕНАЛИИ[19], ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
— Этот дерьмовый мир становится все более материалистическим, — объявил Травка. — Даже духи воруют.
— Я так и знал, что что-то произойдет — сообщил Ирек, выслушав наш рассказ. — То есть бабушка мне сказала. По картам у нее вышло, что кто-то из моего дома потеряет кучу денег.
— Не один кто-то. Все потеряли, кроме Марии. У Марии с собой был только медный кулон да несколько весьма туманных, но дерзновенных видений будущего.
— Мария она и есть Мария, — заметил Ирек. — Ее щедрость началась и кончилась на гуру. Иногда меня мучает вопрос, почему она позволила ему обдирать себя.
— Может, по принципу нашла коса на камень, — высказала предположение Милена.
— А я думаю, что чокнутый шляпоносец на несколько минут приоткрыл ее подлинное «я», — сказал Травка. — А потом ушел, захлопнув дверь и забрав ключи от внутреннего мира Марии. И теперь уже никто не сможет туда проникнуть.