Наказание – смерть (Расплата за смерть, Ангел мщения) - Робертс Нора 12 стр.

Уитни сокрушенно покачал головой:

– Уж кто-кто, а я это хорошо знаю. Налей-ка мне того замечательного кофе, которым снабжает тебя Рорк.

Ева подошла к кофеварке и налила две чашки густого крепкого напитка.

– Майор, позвольте сказать вам кое-что неофици­ально.

– Дай кофе – и можешь говорить, не закрывая рта, хоть целый час. О боже, какой аромат!

Ева улыбнулась, припомнив тот день, когда она впер­вые попробовала кофе Рорка. Он не шел ни в какое срав­нение с той дрянью, которой ей приходилось пробавляться до тех пор, и с того дня она уже не могла пить ничего другого.

– Рорк в свое время был связан с Рикером кое-каки­ми делами, – заговорила Ева, решив довериться Уитни. – Однако он порвал с ним всякие отношения более десяти лет назад. Рикер не забыл и не простил этого Рорку. Он с удовольствием отомстит ему – хотя бы через меня, если у него это получится. Во время нашего разговора я несколь­ко раз упомянула имя Рорка, чтобы позлить Рикера, и мне это удалось – он буквально вышел из себя. Если я и даль­ше буду давить на это его больное место, он вполне может окончательно потерять над собой контроль.

– Он действительно так сильно хочет посчитаться с Рорком?

– Не то слово! Но он его боится и от этого бесится еще сильнее. Правда, сам Рикер считает это чувство не страхом, а ненавистью. Думаю, потому он и послал вслед за мной своих горилл – это было не обдуманное решение, а эмоциональный порыв. В иной ситуации он бы так не поступил. Рикер достаточно умен, а тут вдруг приказывает четырем бандитам догнать сотрудника полиции и напасть на него. Ведь он знает, что в итоге следы неизбежно при­ведут к нему! Но он вышел из себя и отдал такой приказ. Он хотел достать меня, потому что я высмеяла его, потому что я коп и потому что я – жена Рорка.

– Если ты действительно унизила его, то теперь по­стоянно должна быть настороже. Тебе еще повезло: ведь он мог обрушиться на тебя раньше, чем ты выбралась из его логова.

– Нет, он вряд ли решился бы на это в собственном доме. Я, конечно, рисковала, но это был тщательно про­считанный риск. Если я сумею расколоть одного из четы­рех задержанных молодчиков, возможно, нам удастся сильнее нажать на Рикера.

– Такие просто не колются, – заметил Уитни.

– У меня получится! Я намерена во что бы то ни стало добраться до Рикера. Он поскользнулся на торговле нар­котиками. Не стоило ему лезть в это дело. Я вдоль и попе­рек изучила все имеющиеся на него материалы – это про­сто учебное пособие по тому, как дурачить правосудие. После того, как его взяли, началась длинная цепь различ­ных недоразумений: путаница с вещественными доказа­тельствами, исчезновение главного свидетеля обвинения, который, между прочим, должен был находиться под за­щитой полиции, загадочная потеря письменных свиде­тельств и так далее. На суде эти маленькие бреши превра­тились в огромную дыру, через которую Рикер и выскользнул на свободу.

– Повторю то, что уже говорил тебе: никто не мечтает засадить Рикера за решетку сильнее, чем я. Но его прича­стность к убийству Коли притянута за уши. У тебя нет ни­каких доказательств.

– Я их добуду, – коротко ответила Ева. Она вспомни­ла Вебстера с его туманными намеками, но сейчас было еще не время говорить с майором о своих подозрениях.

– Послушай, Даллас, ты не имеешь права превращать расследование убийства в свою личную вендетту по отношению к Рикеру.

– А я и не превращаю. Я просто хочу проработать все возможные версии.

– Что ж, дело поручено тебе – тебе и решать. Но не наделай ошибок, лейтенант. Если Коли действительно за­казал Рикер, он прихлопнет тебя без колебаний. А из того, что ты мне сейчас рассказала, можно сделать вывод, что дело Коли не единственная причина, по которой он может это сделать.

– Это он может наделать ошибок, если я пойду на не­го в открытую. А я – нет.

После разговора с начальником Еве предстояла беседа с четырьмя адвокатами – по одному на каждого задержанного. Все они были лощеными мужчинами в костюмах по пять тысяч долларов. Однако их задача усложнялась тем, что задержание было тщательно оформлено, запротоколировано и даже записано на видеопленку.

– Видеозапись… – Один из адвокатов, которого звали Кенард, побарабанил наманикюренными ногтями по ви­деокассете. – Откуда нам знать, что вы не сфабриковали ее для того, чтобы оправдать незаконное задержание мое­го клиента?

– А какого черта ваш клиент ехал за мной от Коннек­тикута до самого Нью-Йорка?!

– Разве закон запрещает езду по общественным доро­гам?

– Имея при себе запрещенное оружие?

– Мой клиент заявляет, что оружие в его машину под­бросили вы.

Ева повернулась к «клиенту» – мужчине весом сто двадцать килограммов, с ладонями размером с лопату и лицом, которое могло нравиться разве то его матери, да и то при условии, что она страдает близорукостью. Он до се­го момента еще ни разу не раскрыл рта.

– Надо же, какая я ловкая! Значит, он утверждает, что у меня в рукаве находилось четыре самозарядных автоматических пистолета, а также пара винтовок с оптическими прицелами, и я ждала, когда мне попадется под руку ка­кой-нибудь беззащитный штатский человек, чтобы под­бросить ему весь этот арсенал? Только потому, что мне не понравилось его лицо, так, что ли?

– Мотивы вашего поведения неизвестны моему кли­енту.

– Ваш клиент – кусок дерьма, который вляпывается в подобную ситуацию уже не в первый раз! Несколько напа­дений с нанесением тяжких увечий, хранение запрещен­ных законом предметов, покушение на изнасилование – вот лишь неполный перечень обвинений, которые ему уже предъявлялись. Не делайте вид, будто вы защищаете маль­чика из церковного хора, Кенард! С таким послужным списком он теперь точно загремит за решетку, причем на­долго. По моим оценкам, лет на двадцать пять, в колонию строгого режима и без права досрочного освобождения. Не бывал еще в таких заведениях, приятель? Скоро побы­ваешь! – Ева хищно улыбнулась. – По сравнению с та­мошними наши здешние камеры покажутся тебе хоро­мами!

– В ваших словах я усматриваю преднамеренное ос­корбление и попытку запугивания моего клиента, – зая­вил адвокат. – Ему больше нечего сказать.

– Неужели? Странно: ведь до сих пор он говорил без умолку. Так что? – обратилась она к арестованному, – Ты согласишься стать жертвенным бараном Рикера? Думаешь, он будет горевать, когда тебе впаяют четвертак?

– Лейтенант Даллас! – повысил голос Кенард, но Ева не отводила взгляда от громилы и увидела, как в его глазах промелькнула тень беспокойства.

– Сам по себе ты мне не нужен, Льюис, и если хочешь спасти свою шкуру, то должен со мной сотрудничать. Кто послал тебя сегодня по моему следу? Назови имя, и я не­медленно выпущу тебя на свободу.

Кенард поднялся:

– Разговор окончен!

– Окончен, Льюис? Ты этого вправду хочешь? Хо­чешь ночевать в «обезьяннике» и начать отбывать свои двадцать пять лет прямо сегодня? Неужели он платит тебе так много, что ты согласен проводить в вонючей тюрем­ной камере двадцать четыре часа в сутки в течение двадца­ти пяти лет? Дожидаться своей очереди, чтобы полежать на нарах, постоянно находиться под наблюдением телека­мер – когда писаешь, какаешь и занимаешься онаниз­мом? Там очень неуютно, Льюис! Тюрьма – для наказа­ния, а не для перевоспитания, что бы ни говорили об этом наши политики.

– Прекратите, лейтенант! Разговор окончен, и я на­стаиваю на предварительных слушаниях по делу моего клиента.

– Будут ему слушания. – Ева тоже встала. – Ты, Льюис, просто олух, если полагаешь, что этот говорун в дорогом костюме пытается защитить тебя.

Льюис поднял глаза.

– Мне не о чем говорить с легавыми и со шлюхами, – фыркнул он, но Ева вновь уловила в его взгляде страх.

– Видимо, и то и другое относится ко мне? – Нажав кнопку на столе, Ева вызвала конвоира: – Уведите этого говнюка обратно в камеру. Спи спокойно, Льюис. А вам, Кенард, спокойной ночи не желаю. Я слышала, что акулы никогда не спят.

С этими словами она вышла из комнаты для допросов и, завернув за угол, вошла в соседнее помещение, отгоро­женное от предыдущего прозрачным с одной стороны зер­калом. Там в течение всего этого времени стояли Уитни и Пибоди, наблюдая дуэль между Евой и адвокатом.

– Предварительные слушания назначены на завтраш­ний день, – сообщил Уитни. – Начало в девять утра. Ке­нард и его компания будут землю рыть, чтобы вытащить этих подонков на свободу,

– Ясное дело. Но эту ночь наши мальчики все же про­ведут в камерах. Перед слушаниями я хочу еще раз нада­вить на Льюиса. Майор, сделайте так, чтобы его дело рас­сматривалось последним. Завтра утром я снова поговорю с ним. Мне кажется, что он может расколоться быстрее, чем другие.

– Согласен. А ты сама, лейтенант, когда-нибудь быва­ла в колониях строгого режима?

– Нет, сэр, но я слышала, что там несладко.

– Это не то слово! Продолжай разыгрывать эту карту, Даллас. Льюису нужно нарисовать такую картину, чтобы по ночам при мысли о подобной перспективе он рыдал в подушку. А теперь отправляйся домой и отоспись.

– Окажись я на его месте, я прокляла бы свою мать за то, что она родила меня на свет, – констатировала Пибо­ди, когда майор удалился. – А что, он действительно мо­жет схлопотать двадцать пять лет строгого режима?

– Еще как! Будет знать, как связываться с копом. Правосудие этого не любит. Ну ничего, сегодня ночью у него будет время поразмыслить на эту тему. Как следует поразмыслить! Завтра утром жду тебя здесь в половине седьмого. Я собираюсь заняться им как можно раньше. А ты будешь стоять рядом со злобным, жестоким лицом.

– С удовольствием! Вы тоже едете домой? – спросила Пибоди, помня, что часто, отправив ее домой, начальница еще подолгу засиживалась в рабочем кабинете.

– Да-да, еду. После общения с этой мразью мне хо­чется принять душ. Итак, в шесть тридцать, Пибоди.

– Так точно, босс.

Ева не успела пообедать и была вдвойне расстроена, выяснив, что неизвестный, который регулярно воровал из ее кабинета шоколадные батончики, добрался до новой заначки. Пришлось удовольствоваться сиротливым ябло­ком, которое кто-то из детективов неосторожно забыл в общем холодильнике. Заморив с его помощью червячка, Ева, когда добралась до дома, мечтала уже не о еде, а о го­рячем душе.

Она была немного разочарована тем, что Соммерсет не встретил ее, как обычно, в вестибюле и, таким образом, не состоялась их традиционная ежевечерняя перепалка.

«Итак, первым делом – душ! – решила Ева, взбегая по ступенькам на второй этаж. – А потом – на поиски Рорка». Найти человека в этом огромном доме было зада­чей не из легких. Пока она будет находиться в душе, нуж­но решить, о каких событиях бурного сегодняшнего дня стоит рассказать Рорку, а о каких лучше умолчать. Вероятно, ради сохранения семейного покоя о стычке с Рикером пока стоит помалкивать.

Войдя в спальню, Ева увидела цветы. Их было невоз­можно не заметить, поскольку гигантский – метра полто­ра в обхвате – букет красовался в самом центре комнаты, а запах от него был таким сильным, что хотелось чихать. В следующую секунду Ева увидела, что у букета есть длин­ные тощие ноги в черных брюках. Соммерсет! С душем придется повременить.

– Это мне? Господи, Соммерсет, не следовало этого делать! Если Рорк узнает, какой страстью вы ко мне пы­лаете, он даст пинка в вашу тощую задницу и уволит вас ко всем чертям. Впрочем, моя жизнь превратится тем са­мым в подлинное блаженство.

– Опять шутите! – сварливо ответил старик из-за охапки цветов. – И снова оскорбляете меня. Этот чудо­вищный и безвкусный букет был только что доставлен частным курьером.

– Осторожно! Не наступите на кота! – крикнула Ева, увидев, что Соммерсет занес ногу и в тот же момент на его пути появился величавый Галахад.

К удивлению Евы, Соммерсет проворно убрал ногу, едва не отдавив кошачий хвост, а животное вальяжно про­шествовало по своим делам. Решив больше не рисковать, дворецкий положил букет на широкий журнальный столик, стоявший у дивана.

– Этот букет – вам, – сообщил Соммерсет. – Так что теперь мучайтесь с ним сами.

– Кто его прислал? Такие цветы не во вкусе Рорка.

– Разумеется! – желчно фыркнул старик и театрально закатил глаза, показывая, что он до глубины души оскорб­лен таким безвкусным выбором. – Вероятно, вас таким образом решил подкупить кто-нибудь из многочисленных преступников, которые составляют круг вашего общения.

– Не иначе, – буркнула Ева и, увидев в центре букета маленький конвертик, взяла его и вытащила оттуда визит­ную карточку. Прочитав обозначенное там имя, она зары­чала – так страшно, что Галахад юркнул под стол и сверкал оттуда круглыми зелеными глазами. – Рикер, сукин сын!

– Макс Рикер? – с отвращением переспросил дворецкий, будто увидев раздавленную жабу. – Почему он присылает вам цветы?

– Потому что мечтает содрать с меня шкуру, – рассе­янно ответила Ева. – И с Рорка тоже. Уберите отсюда этот сноп. Выбросите его, сожгите, растворите в кислоте… Ко­роче, избавьтесь от этого букета как можно скорее. И глав­ное, ничего не говорите Рорку! – Она схватила старика за плечо. – Ни слова!

Ева давно взяла для себя за правило не обращаться к Соммерсету ни с какими просьбами, и то, что она сделала это сейчас, да еще с таким жаром, не на шутку встревожи­ло старика.

– Что нужно от вас Рикеру? – с испугом спросил он.

– Я уже сказала: моя шкура. Я охочусь на него, а он на меня. Да выбросите вы эти чертовы цветы, в конце кон­цов! Где Рорк?

– Наверху, в кабинете. Дайте мне взглянуть на кар­точку. Он вам угрожает?

– Он в бешенстве, – нетерпеливо ответила Ева. – Из-за Рорка. Берите букет и отправляйтесь! – Она смяла кар­точку в кулаке раньше, чем Соммерсет успел ею завладеть.

Старик с обиженным видом сгреб цветы и зашаркал по направлению к выходу. Когда за ним закрылась дверь, Ева разгладила визитную карточку и внимательно прочи­тала нацарапанные на ней слова: «Мне еще никогда не выпадала возможность поцеловать невесту. М. Рикер».

– Я предоставлю тебе такую возможность, – проши­пела Ева и тщательно порвала карточку на мелкие кусоч­ки. – Первым делом, как только мы встретимся в преис­подней!

Затем она сожгла обрывки картона в пепельнице и, сразу почувствовав себя лучше, разделась. Побросав одеж­ду прямо на пол, кобуру с пистолетом она аккуратно поло­жила на стол и вошла в ванную с зеркальными стенами.

Горячие тугие струи били в ее тело; по помещению, за­туманивая стекла, расползался пар. Ева отбросила мысли о мерзком букете Рикера и сосредоточилась на том, как будет завтра утром обрабатывать обезьяноподобного Льюиса. Вы­ключив воду, она отжала волосы, повернулась – и вскрик­нула:

– Черт! Рорк!.. Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты подкрадываешься вот так, неслышно!

– Конечно, знаю. – Сняв с крючка на двери махро­вый банный халат, он подал его жене, однако, когда она вышла из ванны, убрал руку с халатом и воззрился на ее предплечье. – Кто это тебя так обработал?

– Что? Где?

– Да вот, у тебя синяки на руке!

Ева вспомнила горящие глаза Рикера и его пальцы, намертво впившиеся в ее руку.

– А, и вправду… Наверное, ударилась обо что-ни­будь. – Она взяла у Рорка халат и надела его, чтобы по­скорее скрыть темно-синие отметины. – Пойдем, а то ты снова начнешь приставать ко мне с непристойными пред­ложениями. В ванной тебя почему-то особенно разбирает.

– Это следы от пальцев, лейтенант! Кто их оставил?

– Рорк, я тебя умоляю! – Пытаясь изобразить возму­щение, Ева запахнула халат. – Не забывай о том, что я – коп. А это значит, что я то и дело сталкиваюсь с различными малоприятными личностями. Ты уже ел? Я просто умираю с голоду.

Рорк выпустил Еву из ванной и последовал за ней на кухню. Пока она возилась у плиты, разогревая ужин, он молча стоял у притолоки, а затем вдруг спросил:

– Где цветы?

О, черт!

– Какие еще цветы?

– Те самые цветы, Ева, которые недавно принесли для тебя.