– Да еще кулинарный! – возмущался Левка, пытаясь вразумить друга. – Это вообще полный отстой! Ты что, братан, курнул чего?
– Я хочу быть поваром, шеф-поваром, – улыбался и разъяснял Митя свой выбор. – А это образование можно получить только там.
Не то чтобы такое желание стало новостью, Митя давно и серьезно увлекался приготовлением всяческих вкусных блюд, в прошлом году, на день рождения тети Нади, он сам, один, наготовил всего и накрыл праздничный стол. Очень вкусно! Я от салатика оливье оторваться не могла, так восхитительно было! Все взрослые вообще в ауте находились от культурно-вкусового потрясения!
А началось это увлечение кулинарией с Митиной бабушки Веры. Вера Ивановна знатная кулинарка, и такие шедевры готовила, что язык можно было проглотить! Совершенно фантастические пироги, пирожки, кулебяки, всего не перечислишь! Но все свои рецепты она держала в голове, и однажды забыла какой-то ингредиент и ужасно переживала, что не может вспомнить, и так разнервничалась, что аж сердце прихватило.
Надо знать Митю, у него есть черта характера, всегда поражавшая меня: он очень умный и такой собранный и не суетливый в моменты, когда надо что-то придумать, понять – сообразит что-то там в голове, прикинет, как лучше сделать, посчитает и выдаст потрясающую идею, но самое главное: сделает! Вот он и решил – надо все рецепты бабушки записать подробно и хорошо бы подкрепить их фотографиями. А всем известно, что лучше всего вспоминается-запоминается во время самого процесса. Вот они вместе с бабушкой и принялись вдвоем готовить все ее фирменные блюда, несколько месяцев в паре работали. А мы объедались двумя семьями и балдели. Митя не только записал, но еще в совершенстве освоил готовку этих шедевров кулинарии. Он мне как-то рассказал про озарение, посетившее его:
– Как-то мы с бабулей делали пирог, я месил тесто, а она капусту тушила для начинки и что-то над ней шепотом приговаривала. Я спрашиваю: «Ба, ты чего там шепчешь?», а она загадочно так улыбается и объясняет: «Молитву нашептываю и прошу, чтобы вкусное да знатное вышло, и благодарю за добро, да нахваливаю. Так всегда добро да вкусно получится». И я вдруг понял, что кулинария – очень непростой, сложный, загадочный процесс, даже мистический, и что мне невероятно интересно его разгадать до мельчайших подробностей. А еще я осознал, что мне очень нравится этим заниматься. Молитву эту и слова заговаривающие я записал и теперь всегда повторяю.
Митя в техникуме, впрочем, иного и быть не могло, стал лучшим учеником, и испытывал на нас свои новые блюда. Мы все ходили на его презентации и конкурсы, в которых он участвовал, и уже никого не удивляла выбранная Митей профессия.
Когда он закончил учебу в техникуме, его забрали в армию. А вот Левка в армию не пошел, учился в университете, где была военная кафедра, и друзьям пришлось расстаться на два года. Мы провожали Митю всем скопом до военкомата, мне было четырнадцать, но даже на проводах Мити попробовать хотя бы шампанское не удалось, под бдительным оком братца и его дружка-призывника, и я дулась на них, и старательно это демонстрировала, а мама и тетя Надя плакали, а отец их успокаивал:
– Ну, что вы ревете, дурехи, у него ж самая лучшая служба будет: поваром! А поваров в армии любят, уважают и не обижают, да еще и место сытое!
Ну, а кем еще возьмут нашего Митю? Мы все посмеивались над этой его службой, и я писала ему письма, рассказывая про нашу жизнь, про новости общих знакомых, события в стране и в Москве, анекдоты и обязательно юморила на тему его службы «с поварешкой на посту». А он отвечал мне, правда, редко. Митя очень здорово писал, с большим и в то же время тонким юмором, рассказывал какие-то невероятные истории о сослуживцах и своих командирах и в ответ на мои замечания тоже посмеивался над своей поварской службой. И мне так нравилось получать от него письма и перечитывать их по нескольку раз, что я каждый день утром и вечером проверяла почтовый ящик.
Один раз он приехал в отпуск на неделю. И мне показалось, что он стал какой-то другой, что-то в нем изменилось. Но мне было пятнадцать, жизнь казалась прекрасной, я радовалась Мите и думать и рассуждать, что там в нем изменилось, мне не хотелось, и забылось быстро это впечатление от него тогдашнего. От его ставших глубокими и непроницаемыми глаз, от заострившихся скул, от странного непривычного прищура.
Он вернулся из армии и почти сразу, буквально через пару недель, устроился работать в один из крупных известных ресторанов, и одновременно начал вести переговоры с несколькими шеф-поварами в Европе, чтобы попасть к ним в ученики.
И только через год я случайно узнала – Левка проговорился, а я уж вытянула из него всю правду, это я умею, – что Митя служил в Чечне. И далеко не поваром. Он никому не сказал, только Левке, когда приезжал в отпуск, не хотел, чтобы родные и близкие пугались и переживали.
Просто он вот такой. Дмитрий Рубцов.
В девяносто девятом мы оба поступили учиться в Московскую академию туристского и гостинично-ресторанного бизнеса, я на очное отделение, Дмитрий на заочное, на разные факультеты.
Мите с мамой пришлось продать однокомнатную квартиру, которая кормила семью все эти годы, для того чтобы он смог уехать в Европу, жить там и учиться мастерству у известных поваров.
– Я настаиваю на продаже квартиры, – объясняла маме тетя Надя, когда они вдвоем пили чай у нас на кухне и разговаривали, а я, услышав, о чем речь, навострила ушки и подслушала, впрочем, они и не секретничали. – Дима, отказывается, переживает страшно, что мы бабулей нищенствовать станем, и жить нам не на что будет.
– Может, не спешить с продажей, Надь? – засомневалась мама. – Дима-то прав, на что вы жить будете, с твоей-то издевательской зарплатой, просто стыд какой-то для страны, что врачам такие копейки платят! Про пенсию Веры Ивановны я и не говорю даже!
– Лен, Димка мечтает стать настоящим шеф-поваром международного уровня и класса, высшей категории, а без учебы в Европе, у самых известных мэтров, да и в европейских кулинарных школах, это невозможно. Чтобы достичь того уровня профессионализма, к которому он стремится, надо так много учиться и зарабатывать себе имя, и участвовать в конкурсах различных и соревнованиях, и работать в самых престижных ресторанах мира. Оказывается, это каторжный труд и каторжная учеба, а я и не подозревала. Бедный мой Димка, тяжело ему придется.
– Надь, он же учится с нашей Мартой в Академии, может, этого достаточно? – осторожничала мама.
– Это немного другое образование, оно дает право открывать рестораны и работать управленцем в этой сфере, – и тягостно вздохнула. – Надо продавать квартиру, как ни жалко, а надо. Пусть учится, мечту свою осуществляет, а мы справимся как-нибудь. А там, глядишь, и Дима зарабатывать начнет.
Наверняка Митя переживал, что пришлось принять такое решение, но я тогда об этом особо не задумывалась, занята собой и своей учебой была, да и новые друзья, новая жизнь, когда там на чьи-то проблемы и дела внимание обращать. Митю принял на учебу в свой ресторан один из известных шеф-поваров Италии. Помню, как я напросилась на правах уже взрослой, студентка же все-таки, на проводы Мити, устроенные Левкой и их друзьями, в ночной клуб, где меня чуть не завернули охранники на входе, заподозрив в несовершеннолетии, а семнадцать мне исполнилось буквально неделю назад. Мужики умирали со смеху, я вся красная и надутая демонстрировала паспорт и ворчала на них, а Митька смеялся и утешал меня совсем неправильно:
– Мартышка, ну ты такая маленькая, тощенькая, тебя трудно заподозрить в столь серьезном возрасте.
Я злилась ужасно, а Митька, похохатывая, обнимал меня за плечи и продолжал «утешать», обещая, что вот выучится на классного шеф-повара, и обязательно меня откормит, и стану я пухленькой и серьезной, как гамбургская сосиска.
Думаю, что не одна я, но и Левка, и их с Митей друзья, и, по большому счету, старшее поколение не только не понимали, а и близко не представляли, как достается там Мите эта его учеба. В те времена, в моем понимании, да и в Левкином и его ровесников, казалось круто, что у тебя друг в Европе, в Италии живет и учится, и можно было несколько прихвастнуть этим фактом перед знакомыми. Но мы и представить себе не могли, через что пришлось пройти Мите, а он не делился такими подробностями и не рассказывал о своих трудностях. Приезжал два раза в год сдавать сессию в Академии, всегда улыбался, шутил, сыпал итальянскими словечками, угощал нас заморскими деликатесами, что-то постоянно готовил, рассказывал забавные истории про всякие случаи на кухне… и снова уезжал за своим счастьем и знаниями.
И только несколько лет спустя я узнала, как он жил тогда в этой Европе и через что пришлось ему пройти на тернистой дороге, гоняясь за своей мечтой.
Проработав первые полгода на фирме у Александра Никитича, я первый раз поехала одна, без коллег и наставников, во Францию, на разработку и проверку нового очень красивого и интересного горного маршрута, проходившего вдоль границы с Италией. И ужасно боялась сделать что-то не так и напортачить и так старалась, так старалась, что чуть не заболела от переживаний. Моя непосредственная начальница, выслушав мой очередной ежедневный доклад, похвалила, а потом и пожурила заботливо:
– Марта, не надо так переживать, вы себя загоните, не дай бог, заболеете. Будет еще и пробная поездка с туристами, где все обкатается, что вы так нервничаете. Вот что, завтра суббота, возьмите выходной, вы же сейчас в очень миленькой гостинице остановились, вокруг места красивые, интересные исторические. Выспитесь, погуляйте, расслабьтесь.
Пожелание начальства я восприняла как руководство к действию и первым делом позвонила Мите, который находился в это время в Италии, во Флоренции, где проходил годичную учебу в одном из самых известных итальянских кулинарных вузов: «The Shift institute», на дневном отделении. Митька так искренне и явно обрадовался, услышав мой голос по телефону, а узнав, что я предлагаю ему встретиться, воодушевился еще больше.
Он приехал ко мне на старенькой совсем, но крепенькой машине, которую взял у знакомого, в тот же день, уже под самую ночь пятницы. И так захватывающе прибыл, прямо как в старинных готических романах! Разразилась страшная гроза, как и полагается по сюжету таких романов: все сверкает, гремит, потоки воды, словно небо прорвало, так и кажется, что где-то неподалеку бродит сбежавший преступник, и неожиданно и пугающе в двери гостиницы кто-то громко стучит, а его боятся впускать: а вдруг это тот самый преступник ужасный, и обязательно какая-то дама падает в обморок и гаснет свет, и все визжат… Про грозу все один в один, преступника, правда, не было, но в двери Митьке пришлось долго звонить и стучать, его не пускали, потому что это старинная, не очень большая семейная гостиничка пользовалась устойчивой популярностью и все номера в ней были заняты. Пришлось промокшему Мите поселиться вместе со мной, на вторую кровать в моем двухместном номере. Начавшаяся в пятницу вечером сильнейшая гроза продолжалась всю ночь и превратилась к утру в затяжной сильный дождь, оказавшийся одним из проявлений разрушительного циклона, затопившего часть Европы и превратившегося в стихийное бедствие. На нас это отразилось непредсказуемым образом. Мы находились в горах, поэтому дома здесь не затапливало, но сильнейшим селевым потоком размыло и разбило несколько дорог. Мы оказались запертыми в этом месте на несколько дней.
Самое смешное, что Митю дело всей его жизни, его призвание и работа не отпустили и здесь. Утром, когда мы спустились из номера на первый этаж в ресторан, то застали совершенно расстроенных хозяев и официантов, которые пытались организовать сухой завтрак для всех постояльцев.
– Что случилось? – проявила я внимание к милым людям.
– Наш шеф-повар и два его помощника вчера днем уехали в низину, в другой город по своим делам, а вернуться не могут, размыло дороги, не пройти и не проехать, наш городок отрезан от мира, хорошо хоть связь еще есть и электричество, – принялся жаловаться хозяин. – Мы остались без поваров, и как кормить постояльцев, я не представляю. Жанетт, моя жена, неплохо готовит, но только для семьи, и никогда не готовила на столько человек, ума не приложу, что делать.
Зато у нас имелся специалист, знавший ответ на этот вопрос. Ясный перец, все четыре дня, что мы там сидели, Митька отрывался в своей кулинарии, припахав нескольких работников гостиницы, кого-то из постояльцев и меня в качестве поваренка на подсобные работы, ибо готовить я умею на уровне настолько примитивном, по сравнению с мэтром, что и стоять рядом недостойна.
Было здорово! Эти четыре дня я запомнила навсегда, одни из самых ярких воспоминаний моей жизни. Я не знаю, почему они стали столь значимыми и наполненными такими красивыми и сильными чувствами и закрепились в памяти и в душе такими подробными воспоминаниями.
Может, потому, что все же было страшновато – вода каскадными водопадами стекала по склонам и заливала этот город, и в любой момент мощнейший селевой поток мог сойти с гор, не разбирая дорог, прямо через этот живописный старинный городок и гостиницу, где мы застряли. И в телевизионных новостях показывали одну страшилку страшнее другой. И практически невозможно было выходить из гостиницы, а поварские будни оказались весьма тяжелым физическим трудом, и к концу дня все, кто работали на кухне, буквально валились с ног, ну, кроме нашего шеф-повара Дмитрия Рубцова.
Но каждый поздний вечер, проверив на стерильность кухню и всю кухонную утварь, наш повар-генерал быстро и ловко готовил нечто изысканное только для нас двоих. Мы брали с собой по бокалу прекрасного французского вина, поднимались в наш номер, устраивались удобно на диване-подоконнике у большого витражного окна, ставили рядом столик, открывали форточку, слушали мерную барабанную дробь дождя, далекое уханье и скрип подмытых деревьев, журчание водных потоков. Мы ели вкусненькие закусочки, запивали их превосходным вином и разговаривали очень тихими голосами, не пугая тишину и посетившую нас откровенность. Камерность обстановки и интимность наших разговоров, шепота откровений завораживала, обволакивала особым чувством, чем-то очень тонким и даже возвышенным.
Это был первый раз, когда мы встретились с Митей в Европе, и первый раз, когда мы искренне и честно рассказывали что-то о себе, и первый раз, когда я узнала о его жизни за границей, и первый раз, когда я по-настоящему осознала какой он, Дмитрий Рубцов, какая это необыкновенная личность. То есть я это знала на уровне интуиции всегда, но осознала только в те дни.
Митя приехал в Италию учиться у одного из самых известных шеф-поваров, попасть к которому ему помог бывший преподаватель из техникума, через какие-то там свои связи и каналы, не важно. Важен факт, что Дмитрий Рубцов прибыл в Италию наивный до обморожения! Не зная языка, владея только плохим английским, понятия не имея о правилах и законах европейской кулинарии, о том, как и что у них тут принято, и мало представляя, какие великие имена есть в этом искусстве, какие традиции, градации, звания, требования, мировые стандарты.
Он начинал свою учебу с самой черной и тяжеленной кухонной работы – они вместе с еще двумя учениками открывали ресторан рано утром, чтобы принять привозимые поставщиками продукты, перемыть, нарезать, настругать брусками и непонятными мне всякими фигами кучи овощей и фруктов, подготовить тонны каких-то других составляющих. Весь последующий день он носился по кухне, выполняя самую тяжелую работу, и они же втроем уходили последними из ресторана далеко за полночь, перемыв, отдраив до блеска, до стерильности все вокруг.
– Парни были моложе меня на несколько лет, Франку восемнадцать, а Грегору девятнадцать, и они тоже мечтали стать шеф-поварами, желательно с мировым именем, – приглушенным голосом рассказывал Митя, вглядываясь в темноту за окном, словно видел там свое прошлое. – В Италии очень дорогое жилье, и мы снимали самую маленькую, дешевую комнату на троих, возле чердака в старинном доме, совсем рядом с рестораном. И единственное, что было хорошего в этой комнатушке, так это современная душевая кабина, рассчитанная на таких крупных мальчиков, как я. Парням было тяжелее, чем мне, физически тяжелее, они даже не раздевались, падали на кровати и засыпали еще падая, а утром подскакивали и так и бежали на работу в той же одежде.
А Мите приходилось изучать не только азы и основы классических блюд, но и итальянский язык, и подтягивать английский, и перестраивать свое сознание на иную ментальность, на иной ритм жизни и работы. Первые полгода он не видел и не знал города, в котором жил – аэропорт, ресторан, комнатушка под крышей старинного здания – и все! Он не смотрел телевизор, не читал художественную литературу, не ходил гулять и не отдыхал – в свой единственный выходной Митя тренировался, повторял и заучивал полученные уроки, занимался накопившимися хозяйственными делами.