— Недобрая ты женщина, Нюра, — рассердился Алексей. — Ты языком своим длинным людей можешь в разные стороны развести. Скройся с глаз моих и не высовывайся. Я им завтра другую квартиру подыщу. А о тебе начальству доложу, что ты создаешь постояльцам невыносимые условия для проживания. Так и знай!
Жесткий выговор не возымел того действия, на которое он рассчитывал. Угрызений совести Нюра явно не почувствовала. Вместо этого, сощурив маленькие глазки, она высказалась с вызывающей откровенностью:
— А я не обязана полюбовницам условия создавать. У меня здесь, Алексей Иванович, приличная квартира. Вам это каждый может сказать. Для Вазгена Николаича — всегда пожалуйста, и даже с превеликим моим удовольствием, а шалаву эту бесстыжую я обхаживать не подряжалась. Если так каждую…
Она подавилась начатой фразой, наткнувшись на знаменитый вересовский взгляд, попятилась, попятилась, так и позабыв закрыть рот, задом толкнула дверь и, прошмыгнув к себе в комнату, скоренько ее закрыла.
Алексей выпил стакан воды, тряхнул головой и вернулся к Насте. Она сидела с убитым видом в той же позе, в какой он ее оставил.
— Настя, я знаю, о чем вы думаете, — ласково начал он, — только все, что наговорила эта женщина — заведомая ложь. Вы слышите меня?
— Нет, не ложь, — возразила она, переводя на него мученический взгляд. — Я поняла, что это правда. Вы все считаете меня наивной дурочкой, но я все вижу.
— Что же вы увидели?
— Эта девушка… Клава… — ей тяжело далось имя предполагаемой соперницы, — она имеет на него права. Я просто раньше ничего не понимала.
— Настя, я никогда не считал вас наивной дурочкой, как вы несправедливо заметили, а потому буду говорить с вами откровенно: да, у Вазгена была с этой девушкой связь, можно сказать, мимолетная, она давно в прошлом и ничего для него не значит. Именно потому, что вы уже не ребенок, вы должны понимать, что у него до вас были женщины, которые по сей день предъявляют на него права.
Сомнение пробежало по ее лицу, показав со всей очевидностью, что старания Алексея не пропали даром.
— Вы мне верите, Настя? — поспешил закрепить он успех.
— Да, вам я верю, — произнесла она, впрочем, не совсем решительно. — Ведь вы не станете меня обманывать?
— Обманывать вас невозможно, для этого надо быть совершенно бессовестным человеком.
— И все же мне трудно поверить, что он ее не любит.
— Настя! Мне начать все сначала?
— Тогда зачем он с ней… зачем они встречались? Как это можно — без любви? — Она говорила тихим, но уже отчетливым голосом. — Нет, нет, Алеша, вы меня не убедите. Раз он с ней… встречался, значит, любил, а любовь не проходит бесследно.
— Гм!.. Да почему же непременно — любил? Какой вы все-таки ребенок, Настя! Вот задача! Вы заставляете меня говорить невозможные вещи. Как бы вам это объяснить?.. Поймите, мужчина не всегда относится к близости с женщиной серьезно, очень часто для него это не более чем приятное времяпровождение. А любви тут и в помине нет.
— Вы тоже так развлекаетесь?
— Настя, не пытайтесь влезть в шкуру мужчины. Вы увидите там много грубого и жестокого, такого, что вам будет чуждо и вызовет неприятие. Вас Вазген действительно любит, поверьте, я знаю его, как себя. Так не оскорбляйте его подозрением, необоснованной ревностью. Подумайте, он придет к вам радостный, окрыленный, в надежде урвать миг счастья у своей опасной жизни, а вы встретите его слезами и упреками. Клянусь, на его месте я бы не выдержал.
Настя посмотрела на него с испугом. Она схватила полотенце и принялась торопливо, словно Вазген уже стоял на пороге, вытирать и без того сухое лицо, так как за все это время не пролила ни слезинки.
— Вы правы, Алеша, это эгоизм, мелочный эгоизм, — говорила она, — как хорошо, что вы меня предупредили. Я очень, очень вам благодарна. Вы настоящий друг!
Хочу признаться, Алеша, — добавила она после некоторого колебания, — иногда я ревную к вам Вазгена. Я думаю, если бы ему пришлось выбирать между мной и вами, он выбрал бы вас. Нет, нет, не уверяйте меня в обратном. Я даже знаю, почему это так.
— Почему же, маленький мудрец? — спросил он с улыбкой.
— Потому что мужчине гораздо легче завоевать любовь женщины, чем истинную мужскую дружбу.
— Обещаю вам, Настенька, — ему не придется выбирать, — сказал Алексей, целуя обе ее руки.
Они еще с полчаса поговорили, и вскоре Алексей заметил, что глаза у Насти слипаются. Видимо, наступила реакция после пережитой ею встряски, да и час был поздний. Алексей заставил Настю прилечь, накрыл ее казенным шерстяным одеялом, и она мгновенно уснула.
Еще через час пришел Вазген. В руках у него был вещмешок.
— Вот, выпросил у интенданта, — сообщил он Алексею в прихожей, извлекая из мешка новенький полушубок и меховую ушанку. — Для Насти. Выбрали самый маленький размер, ей должно быть впору. А ты почему на кухне сидишь? Где Настя?
— Говори тише, она спит.
— Спит? Что за дела? Ты сказал, что я приду?
— Пошли-ка на кухню, поговорим. В комнату пока не входи. Пусть поспит. Мне надо поговорить с тобой наедине.
Нюра, заслышав голоса, выставила было нос, но Алексей на нее так цыкнул, что она тотчас захлопнула дверь.
— Что у вас здесь происходит? — удивился Вазген, усаживаясь за кухонный стол. — Я проголодался, как целая стая волков, а женщины забились по углам, да и тебя, сдается мне, не накормили.
— Не до этого сейчас, Вазген! — возвысил голос Алексей, но спохватился и продолжал намного тише: — Знаешь ли ты, что не далее как два часа назад я перехватил Настю в совершенно невменяемом состоянии на озере недалеко от проруби, причем есть серьезное подозрение, что она именно туда и неслась.
— Настя?! Зачем, почему? — вскочил Вазген. — Да нет, Алеша, ты что-то напутал, с какой стати ей бежать к проруби?
— Ей сказали, что у тебя связь с Клавой.
— С Клавой? Какая еще Клава? Я не знаю никакой Клавы!.. Ах, да… Но при чем здесь Клава? Какой вздор! Да кто ей сказал такое? Это все давным-давно быльем поросло!
— Не нервничай, я ей все объяснил и все уладил. А ты хорош — отдал ее на растерзание такому злостному существу как Нюра. Завтра же смени квартиру.
— Брось, Леш, Нюра на такое неспособна, она вполне приличная женщина.
— Я бы с удовольствием эту приличную женщину удавил, без всякого зазрения совести! Кстати, помнится мне, кто-то бил себя в грудь и уверял, что женится на Насте.
— Конечно, женюсь. Вот война закончится, и женюсь, — уверенно подтвердил Вазген. — А сейчас какой смысл — не сегодня-завтра убьют.
— И когда же война закончится?
— Ну когда… Да в этом году и закончится. Вон с финнами быстро разделались, а эти что, о двух головах, что ли? Они ведь, фашисты, на нас неожиданно напали, потому и зашли так далеко. А теперь мы соберемся с силами и вышибем их с нашей земли.
— А если война не закончится в этом году? А если она и через три и через четыре года не закончится? Что ж Насте пять лет сидеть и ждать, убьют тебя или не убьют?
— Алеша!
— Следую твоей же теории. В общем, так: я сейчас ухожу, а ты посиди и подумай!
— Что же ты сердишься, брат? Не уходи. Да я тебя не пущу! Ну да, я кругом болван. Решено — женюсь! Вот хоть завтра и женюсь!.. Нет, завтра, пожалуй, не выйдет, а вот послезавтра… Короче, на этой неделе непременно женюсь. Я ведь Настю давно своей женой считаю. Днем раньше, днем позже, — значения не имеет.
— Для тебя, может, и не имеет, только окружающие твоей женой ее не считают. Поступай, как знаешь, я в твои дела вмешиваться не могу, только учти, что Настя девушка красивая, необычная, на нее многие заглядываются.
Тут Вазген насторожился, и Алексей понял, что сделал удачный ход.
— Кто заглядывается? — глаза ревнивца зажглись черным огнем, будто в них угнездился сам дьявол.
— Так многие, — безучастно пожал плечами Алексей, — думаешь, ты один такой умный?
С мрачно нахмуренным челом Вазген проследовал в комнату и после непродолжительного созерцания спящей Насти пришел к выводу, что опасения Алеши имеют более чем убедительные основания.
Вернулся он на кухню уже со страшно свирепым выражением на лице. Алексей чуть не покатился со смеху, однако благоразумно сдержался, чтобы столько усилий не пропало даром.
— Так я и знал, — заключил его друг, грозно сверкая глазами, — стоит отвернуться, и каждый норовит отнять у тебя самое дорогое. Нет, я этого так не оставлю! А кто заглядывается? — Он посмотрел на Алексея с подозрением. — А-а, ты меня просто дразнишь, да? Вот и физиономия у тебя плутовская. Ты ведь здесь появляешься редко, откуда тебе знать? Сознайся, старик, что ты меня дурачишь.
— И в мыслях у меня такого не было, — отвечал Алексей, безразлично глядя в потолок, — бываю я здесь редко, это верно, только как приду, кто-нибудь обязательно да спросит, серьезно ли у Арояна с Настей, а зачем спрашивают, — сам мозгами пораскинь.
— А ты? Ты что им отвечаешь? — с горячностью подступил к нему Вазген.
— Ничего.
— Ничего?!
— А чего ты ожидал? Я за тебя решать не могу, и от твоего имени говорить не могу, к тому же и сам никогда не знаю, что у тебя серьезно, а что нет.
— Да кто спрашивает, кто?! Говори, Алеша! Не молчи же! Брат, ты мне друг?
— Я тебе и брат, и друг, а потому не скажу. Не хватало нам еще разборок.
— Так не скажешь? Значит, не скажешь! Хорошо же! Тогда пошли. Это чтоб ты знал, что в следующий раз говорить.
— Да куда ты меня тащишь? — уже не скрываясь, хохотал Алексей. — Я-то тут при чем? Погоди, стой, сумасброд ты этакий!
Настя, разбуженная смехом и толкотней в дверях, поднялась, спросонья протирая глаза. При виде Вазгена она, как всегда, просияла, совершенно позабыв о своих переживаниях, и поспешила ему навстречу.
— Настя, сядь! — произнес Вазген с выражением до того решительным и непреклонным, что ее неокрепшие нервы снова болезненно натянулись.
В смятении взывая взглядом к Алешиной поддержке, она нашарила позади себя рукой стул, села на него, будто проглотив аршин, и застыла в напряженной позе.
Вазген между тем энергично мерил шагами комнату слева направо и справа налево мимо Насти, глядя в пол и что-то обдумывая; она поворачивала за ним голову в нарастающей тревоге с сильно бьющимся сердцем, наконец он остановился против нее и торжественно произнес:
— Настя, согласна ли ты стать моей женой?
У нее помутилось в голове, и она грохнулась на пол.
Мужчины бросились к ней.
— Ай молодец, довел девушку! — сказал Алексей.
Глава 17
2008 год
— Мне известно, что у папы были близкие друзья, еще с фронта, но в лицо их может знать только твоя бабушка, — говорит мама. — Эту девушку я тоже никогда не видела.
— Хорошо, отсканируем и пошлем тете Лие на электронный адрес, — осеняет меня. — Лия — мамина старшая сестра, — объясняю я Жене. — Когда дедушка Вазген умер, бабушка Настя повезла хоронить его на родину, в Армению, да так там и осталась с двумя дочерьми. Живет и поныне в Ереване со старшей дочерью Лией, зятем и внуками, а мама поехала учиться в Питер, поступила в институт и здесь же вышла замуж. Это тебе вкратце история нашего семейства.
Я немедленно принимаюсь за дело: сканирую неизвестную фотографию и отправляю изображение на электронный адрес Лии с просьбой показать его бабушке.
В ожидании ответа пьем чай в гостиной. Мама достала лучшие фарфоровые чашки из высокой горки в углу, забитой по старинке вычурными сервизами.
У мамы страсть к классической посуде, до сих пор не признает кружек из небьющегося стекла, керамических, цветных, прозрачных тарелок, по ее определению все это ширпотреб, непригодный для сервировки стола интеллигентного человека.
Папы и Димы дома нет, их пригласили за город на рыбалку, посмотрим, какие трофеи притаранят. Не понимаю, почему некоторые женщины требуют, чтобы мужчины сидели подле них в доме, ведь как хорошо, когда друзья увозят их на выходные — сразу в мире наступает покой, благодать, ни тебе требований жратвы каждые два часа, ни бесконечного мытья посуды, ни поиска потерянных носков, дисков, телефонов, ибо стоит нашим мужчинам потерять что-либо, как у них случается настоящая истерика. Димка так вообще становится беспомощным и несчастным.
Я оценивающе разглядываю Евгения, интересно, все мужчины такие, или бывают счастливые исключения. Он поднимает на меня глаза от чашки, зрачки у него немного стальные, отливают светлым металлом, поди разбери, что там в глубине. А вдруг дурная наследственность — жестокость, склонность к рукоприкладству. Сейчас-то он нежный, замечательный, притягательный, просто идеал в конфетной обертке!
Надо все-таки раскрутить историю его деда. Но, если честно, мне совершенно безразлично, кем был его дед. Сыновья не в ответе за отцов, тем более внуки. А то бы русские девушки за немцев замуж не выходили. Дурехи, между нами говоря, рвутся на чужбину к холодным педантичным немцам, когда у нас есть такие парни как Женя.
Телефон взрывается частыми междугородними звонками. Мама берет трубку, начинает говорить отрывистыми фразами, лицо ее вытягивается, она расстроена:
— Что, мам? — не выдерживаю я. — Это бабушка?
— Это Лия. Ругает меня: показала маме фотографию, та в слезы, слегла сразу, плачет и плачет, не может успокоиться… Погоди, хочет поговорить, сейчас подойдет к телефону.
— Дай, дай мне! — я выхватываю у мамы трубку, через несколько секунд слышу голос бабушки, он у нее не по возрасту молодой, не скажешь, что принадлежит женщине восьмидесяти шести лет. Сейчас ее голос дрожит от слез. — Бабуль, привет, это я, Катя. Бабуль, ты только успокойся… Откуда фотография? У одного парня взяла. У него в семейном альбоме хранилась… Женей его зовут. Евгений… Фамилия? Как твоя фамилия? — сердито шиплю на Женю: конспиратор фигов! — А-а! Смуров его фамилия, бабуль, да, Евгений Михайлович Смуров… Да, внук Кирилла Смурова, — уточняю у Жени.
— Боже мой! Внук Кирилла, — говорит бабушка. Всхлипывает и долго молчит. — Катенька, приезжайте ко мне. Мне так хочется увидеть этого мальчика. Попроси его, пусть уважит просьбу старого человека.
— Да-да, мы как раз думали об этом. Конечно, бабуль. Немедленно все обсудим с Женей, и я тебе перезвоню, хорошо? Ты не волнуйся сейчас, лучше подумай, что привезти тебе из Питера!
Кладу трубку и с новыми чувствами изучаю Евгения. С каждым часом становится интереснее жить.
Бабуля права, донимать ее расспросами по телефону — поверхностная, пустая трата времени и нервов пожилого человека. Надо ехать в солнечную Армению, и как можно скорее. Там откроется правда, оживут тени минувшего, эта далекая, незнакомая война приоткроет свои секреты, она хранит их по сей день не только для истории, но и для отдельно взятой семьи.
Женю долго убеждать не приходится. Он не признается прямо, но все его поведение говорит о том, что идея отправиться в совместное путешествие для него весьма привлекательна.
У нас сразу же появляется много дел: обоим надо согласовать свое отсутствие на рабочем месте, мне — с начальством, Жене с сотрудниками. Если все уладить в срочном порядке, то можно вылетать уже через два дня; с билетами, надеюсь, проблем не будет.
— Возьму в бизнес-классе, — хорохорится Евгений, что мне, кстати, безумно нравится — хочет показать себя состоятельным мужчиной и сделать приятное подруге.
Я смотрю в интернете рейсы и цены на авиабилеты, Женя сидит рядом, щекой в моих волосах, мне тем временем становится стыдно за братьев-армян: дешевле слетать в Париж или в Рим, перевозчики явно пользуются транспортной изоляцией республики, на поезде дальше Грузии не уедешь, да и то многие попросту боятся ехать в раздираемую противоречиями Грузию, со времени развала СССР обострилась межнациональная неприязнь, и не только в Закавказье.
— Нет, бизнес-класс отпадает, будем брать эконом, — бурчу у Жени под ухом. — Не спорь! Деньги нам пригодятся для других целей. Съездим на Севан, в Эчмиадзин, на вершину Арагаца, увидишь, сколько там всего интересного. Дней пять можем себе позволить… Какая еще гостиница? Наши живут в собственном доме с садом, лишняя комната для тебя найдется.