Я взглянула на Аарона. Она тебе и правда нравится. Ты хочешь узнать её.
— Может, мы сосредоточимся на той мифической вещи, которую ты должен передать ФБР? — Лия подошла к нам и села на быльце кресла, в котором сидел Дин. Ей не нравились незнакомцы, и она не доверяла им — особенно, когда дело касалось Слоан.
Аарон опустил руку в карман и достал оттуда прозрачную коробочку. Внутри неё был DVD-диск.
— Запись с камеры наблюдения, — сказал он. — Заснята камерами из ломбарда напротив того места, где напали на Виктора МакКинни.
Молчание Лии подтвердило, что DVD было именно тем, о чём говорил Аарон.
— Виктор был главой нашей службы безопасности, — продолжил Аарон. — Они — с моим отцом — считали Бо Донована угрозой для безопасности.
Бо напал на Аарона. Он не причинил ему вреда, но для мужчины вроде Грейсона Шоу это не имело значения. Отец Слоан считал её чем-то вроде собственности, причиняющей много проблем, а вот своего законного сына он считал не только своей собственностью, но и своим продолжением.
Однажды я уже видела подобное — в отце Дина.
— Если вы просмотрите запись, то увидите, что это Виктор преследовал Бо, а не наоборот. Это Виктор прижал Бо к стене. И это Виктор, — Аарон заставил себя закончить, — достал пистолет и прижал его к виску Бо.
В один миг Дин проглотил эту информацию.
— Глава вашей службы безопасности не собирался нажимать на курок.
Аарон подался вперед.
— Этого Бо не знал.
Отцу Слоан нравилось раздавать приказы и ставить ультиматумы. А здесь недалеко и до угроз. Бо был не из тех, кто смирится с угрозами. У него был характер. Стоило ему увидеть пистолет, он решил отбиваться.
— Он схватил отколовшийся кирпич, — сказал Аарон.
Травма от удара тупым предметом.
— Самозащита, — вслух произнесла я. Если Виктор МакКини действительно угрожал Бо пистолетом, это был явный случай самозащиты. А если Аарон связал вместе арест Бо и приказ, отданный главе отдела безопасности «Его Величества», то знал об этой связи и Грейсон Шоу.
— Как твой отец мог позволить Бо понести ответственность за четыре первых убийства? — спросила я. — Ему что, плевать, что где-то там всё ещё бродит серийный убийца?
— Знаете, что я думаю на этот счёт? — ответил Аарон. — Мой отец думает, что они с ФБР отпугнули настоящего убийцу. И он не собирается глядеть в зубы дарёному коню. Если Бо Донована сочтут серийным убийцей, он больше никогда не тронет меня, и никто не задастся вопросом о том, почему глава службы безопасности напал на него.
— Почему ты принёс это нам? — спросила Лия. — Дорогой папочка будет тобой недоволен.
— Он никогда мной недоволен, — Аарон встал, пожимая плечами, словно эти его слова ничего не значили — а значит, они значили намного больше, чем он когда-либо признает.
Ты — золотой мальчик. Перворожденный сын. Наследник.
Несколько секунд я глядела на него, мой мозг собирал части кусочки пазла. Ты не пошёл бы против воли отца без причины.
— Тори, — произнесла я. — Ты сделал это ради Тори.
Аарон не ответил, но Майкл перевёл для нас выражение его лица.
— Ага, — сказал он, явно в шоке от глубины эмоций, которые он увидел на лице Аарона. — Ради неё.
Между строк в словах Майкла я прочитала кое-что ещё, и мой взгляд замер на Аароне. Ты любишь её, — осознала я.
Телефон Аарона завибрировал. Он опустил взгляд, избежав надобности подтверждать, что он рискнул яростью своего отца, чтобы спасти Бо, потому что Бо был братом Тори.
— Мы хотим знать, что написано в том сообщении? — спросила Слоан.
Аарон поднял глаза от телефона, встречаясь взглядом с сестрой.
— Зависит от того, как вы отнесётесь к новости о том, что мужчина, которого Бо отправил в кому, пришёл в себя.
ГЛАВА 41
Аарон ушел. Вскоре, его слова подтвердились. Виктор МакКини — глава службы безопасности «Его Величества» и наша последняя жертва — очнулся. Вооружившись заявлением Аарона, Бриггс и Стерлинг отправились в больницу, чтобы задать ему пару вопросов. Мы просмотрели видео, которое оказалось именно тем, о чём говорил Аарон, и переслали запись Стерлинг и Бриггсу. Если им всё-таки удастся поговорить с главой службы безопасности «Его Величества», у них явно будет, о чём его спросить.
Через полтора часа мой телефон зазвонил. Я почти успела рефлекторно ответить, ожидая звонка от Стерлинг или Бриггса, но в последний момент увидела имя звонившего.
Мой отец.
И вдруг я снова стала двенадцатилетней девочкой, шагающей по коридору к двери, ведущей в гримерку её матери. Не открывай её. Не заходи туда.
Я знала, зачем он звонит.
Я знала, что стоит мне распахнуть дверь, всё изменится.
Я сбросила звонок.
— Это явно не лицо счастливой Кэсси, — подколол меня Майкл.
— Пей свой виски, — сказала ему я.
Слоан подняла руку, словно ученица, отвечающая на уроке.
— Думаю, теперь я не против выпить виски, — сказала она.
— Для начала, — серьёзно ответил ей Майкл, — я хочу убедиться, что ты не станешь давать его лосю.
— Он шутит, — произнёс Дин, прежде чем Слоан успела рассказать нам о том, какова вероятность встретить лося в казино в Лас-Вегасе. — И выпивки хватит со всех нас.
Дин подошел к столу и взял в руки блокнот, в котором я недавно писала. Он взглянул на три оставшихся там имени.
Профессор. Томас Уэсли. Отец Слоан.
Я подошла к Дину и заглянула ему через плечо, рассматривая список. Сосредоточься на этом, Кэсси. На этих именах, на этом деле.
Не на телефонном звонке. Не на ответе, который я и так знала.
— Одиннадцать лет назад, — я обратилась к Н.О. вслух, стараясь выбросить из головы всё остальное, — ты перерезал горло девяти людям в период с августа по январь.
— Пять лет назад, — подхватил Дин, — я сделал это снова. На этот раз, я использовал яд.
Одним из наиболее сложных факторов в Лас-Вегаских убийствах была их переменчивость. Большинство серийных убийц всегда убивали одним и тем же способом — а даже если метод и оружие отличались, то эмоциональный тип убийства оставался неизменным. Яд означал убийство без физического контакта — довольно схожее с организацией несчастного случая с утоплением молодой девушки. А вот перерезанное горло имело куда больше общего с пронзённой стрелой грудью старика. Хоть ни тот, ни другой метод не был настолько болезненным, как, скажем, сожжение заживо.
— В последний раз, когда мы расследовали дело с Н.О. вот так меняющимся от убийства к убийству, — медленно произнесла я, вспоминая, как мы работали над делом, связанным с отцом Дина, — оказалось, что мы имели дело с несколькими Н.О..
Дин стиснул зубы, но стоило мне опустить руку на его плечо, он расслабился.
— Мне нужны девятеро, — после недолгой паузы произнёс Дин. — «Мне», не «нам».
Хоть четыре Лас-Вегаских убийства казались абсолютно непохожими, было в них и что-то общее. Не только числа на запястьях, не только места и даты, но и тщательность, желание с каждым убийством отправить сообщение.
Дело не казалось мне работой нескольких Н.О. — разве что при условии, за всем этим стоял один постановщик.
Ты хочешь, чтобы тебя узнавали. Хочешь, чтобы тебя услышали.
Я видела это на каждом запястье, в послании, вырезанном на стреле и в сообщении, доставленном случайной зрительницей благодаря гипнозу. Ты не хочешь, чтобы тебя останавливали. Но ты очень уж сильно хочешь, чтобы тебя увидели. Ты хочешь стать кем-то невероятным, — подумала я. — Ты хочешь, чтобы весь мир увидел плоды твоих трудов. Хочешь стать богом среди людей.
И для всего этого, — подумала я, — тебе нужны девятеро.
— Почему именно девять? — спросила я. — Что происходит после девятого убийства?
Дин озвучил наиболее важную часть вопроса:
— Почему он останавливается?
Зачем было останавливаться одиннадцать лет назад? Зачем прекращать после убийства Скарлетт Хокинс?
— Мне нужно увидеть файл, — сказала я Дину.
— Ты же знаешь, что мы не можем.
— Не файл Скарлетт. Другое дело. То, что было в Нью-Йорке.
Слоан сидела перед кофейным столиком, сжимая в руках DVD-диск, который отдал нам Аарон. Она вернула его в коробку и не сводила с него глаз. Я знала, инстинктивно, что сейчас она думала о Тори и о том, что Аарон сделал для неё.
Она думала — болезненно надеялась — что возможно, Аарон всё-таки не такой, как их отец.
— Слоан, — позвала я, — ты можешь снова взломать базу данных ФБР и показать нам файл Нью-Йоркского дела?
Учитывая её блестящую память, Слоан не совсем понимала, зачем снова взламывать файл, который она уже читала, но она не стала задавать вопросов и отложила диск в сторону. Её пальцы замелькали над клавиатурой. Через несколько секунд она замерла, затем нажала на несколько клавиш и снова остановилась.
— Что-то не так?
— Программа, которую я написала, — произнесла Слоан, — она закончила поиск.
— Дай угадаю, — вставила Лия. — Она нашла дело Найтшэйда, возле которого нам, под угрозой отправления домой, и дышать запрещено.
— Да, — ответила Слоан. — Нашла.
Лия склонила голову набок.
— Почему это звучит только частично правдиво?
— Потому что, — ответила Слоан, разворачивая компьютер там, чтобы все мы могли увидеть, — это не единственное дело, которое она нашла.
ГЛАВА 42
Поиск Слоан обнаружил не одно дело. Не два. И не три.
— Сколько их? — спросила я, чувствуя, как пересыхает моё горло.
— Начиная с 1950-х, — ответила Слоан, — почти дюжина. Серийные убийства, ни одно не раскрыто.
Я облокотилась на стол, сжимая его край.
— И каждый раз девять убийств?
— Я сделала так, чтобы программа находила все дела, где жертв больше шести, — произнесла Слоан. — Я подумала, что некоторые тела могли не найти или не сочли работой одного и того же Н.О..
— Но все жертвы в каждом деле были убиты в одну из двадцати семи дат Фибоначчи, — произнёс Дин.
Слоан кивнула. Не дожидаясь следующего вопроса, она принялась просматривать файлы.
— По всей стране, — сообщила она. — Три в Европе. Нож, избиение, яд, поджог — по всей карте.
— Мне нужны фотографии, — сказала я. — Всё, что сможешь достать из всех файлов, кроме дела Найтшэйда, — Джадд запретил нам и близко подходить к делу Найтшэйда. Но вот остальные дела…
Все эти жертвы. Все эти семьи…
Я должна была что-то сделать. Но чтобы я не сделала, этого будет недостаточно.
— Столько дел, — сказала я Дину, — всё началось так давно…
— Знаю, — его глаза встретились с моими. Отец Дина убил множество людей. Но здесь всё зашло намного дальше.
Убийства происходили по всему миру, вот уже шестьдесят лет — вероятность того, что мы имели дело с одним Н.О., тут же пошла на спад.
— Насколько хороша эта программа? — спросила у Слоан Лия.
— Она находит файлы, подходящие под заданные параметры, — Слоан звучала слегка оскорбленной.
— Нет, — произнесла Лия. — Каков процент найденного? — каждый мускул в её лице был напряжен. — Что она упускает?
Числа лгут, — осознала я, понимая, о чём говорит Лия. — Боже.
Слоан закрыла глаза, её губы задвигались, проводя расчёты.
— Если учесть количество баз данных, к которым у меня нет доступа, вероятность того, что старые данные могли не оцифровать и роль, которую ФБР отыграло в расследовании серийных убийств за эти года… — она едва заметно покачнулась на стуле. — Половина, — произнесла она. — В лучшем случае, мы нашли где-то половину дел с 1950 до нашего времени.
Дюжина казалась мне невероятным числом. В два раза больше? Невозможно.
— Сколько? — спросила я. — Сколько всего было жертв?
— Минимум? — прошептала Слоан. — Сто восемьдесят девять.
Сто восемьдесят девять трупов. Сто восемьдесят девять загубленных жизней. Сто восемьдесят семей, потерявших то, что когда-то потеряла я. Так же, как потеряла я. Сто восемьдесят девять семей, так и не получивших ответов.
Дин позвонил агенту Стерлинг. Я не могла выбросить из головы лицо Джадда, говорившего об убийстве Скарлетт. Я не могла перестать думать о моей матери и крови на стенах гримерки, о ночах, проведенных в ожидании звонка от полиции. Они так и не позвонили. Я ждала, а они так и не позвонили — а когда это, наконец, произошло, лучше не стало. Дни после того, как было найдено тело, были ничем не лучше, чем все предыдущие.
Сто восемьдесят девять.
Слишком много.
Я не справлюсь.
Но я всё равно принялась за работу, потому что именно на это я подписалась. Этим занимались профайлеры. Мы проживали ужасы. Мы снова, и снова, и снова погружались в них. Та самая часть меня, которая позволяла мне оградиться от дела моей матери позволит мне сделать это, а та часть меня, что не всегда могла сражаться с воспоминаниями, означала, что я заплачу за это.
За профилирование приходилось платить.
Но я была готова снова, и снова, и снова выплатить эту цену, если это значило, что хоть одному ребенку не придётся увидеть кровь на стенах своего дома.
В стоявшем в нашем номере принтере едва хватило чернил, чтобы распечатать фотографии тел — а ведь Слоан имела доступ даже не ко всем делам.
Со временем кое-что прояснилось. Старые и молодые, мужчины и женщины. Жертвой мог оказаться кто угодно. Не представлена была только одна возрастная группа — дети.
Ни единого ребенка, — я постаралась уцепиться за эту мысль, но не смогла.
Вслед за этим мой профайлерский взгляд заметил, что некоторые группы жертв походили друг на друга куда больше, чем другие. В одном деле жертвами были женщины с длинными, светлыми волосами; а вот в другой убийца нападал на всех, до кого мог добраться, без какой-либо особенной схемы.
— Убийц несколько, — произнёс Дин, всего секунд тридцать поглядев на фотографии. — И дело не только во времени. Даже в делах, идущих друг за другом, абсолютно разные почерки.
Для некоторых из вас важен выбор жертв. Для других жертва не имеет значения. Одиннадцать дел. Одиннадцать разных убийц. Найтшэйд не убивал тех людей в Нью-Йорке.
С таким количеством убийц заметить это было не сложно. Девять жертв, убитых в даты Фибоначчи. Но всё остальное — всё, говорившее о личности убийцы — отличалось. Словно одиннадцать людей снова и снова переписывали одно и то же предложение. Разный почерк, всё те же слова.
Но кем был Лас-Вегаский убийца?
— Семь разных способов убийства, — голос Слоан пробился в мои размышления. Как и она, я принялась считать.
Одну группу жертв задушили. Убийца из Нью-Йорка перерезал жертвам глотки; другой тоже использовал нож, но отдавал предпочтение многочисленным колотым ранам. В двух группах убийцы пронзали жертвам сердца. В одной — металлическими болтами, а в другой — всем, что попадалось убийце под руку. Две другие группы забили до смерти. В Парижском деле жертв хоронили заживо.
В самом последнем деле — всего два с половиной года назад — Н.О. вламывался в дома и топил их жителей в их собственных ванных.
А ещё были те, кого отравили.
Слоан замерла, уставившись на фотографии.
— Временной промежуток между ближайшими делами — три года, — Слоан присела на корточки, выбирая фотографии — по одной от каждого дела. Как когда-то стеклянные статуэтки на полке в нашей комнате, она принялась раскладывать их по порядку — некоторые оказывались ближе друг к другу, чем другие. Она махнула рукой, прося бумаги, и Майкл тут же принёс её.
Что видел Майкл, глядя на эти фотографии? — эта мысль поразила меня с внезапной жестокостью. — Есть ли эмоции на лицах мертвецов?
За моей спиной Слоан быстро писала что-то на листах бумаги, делая пометки о делах, для которых у нас не было фотографий. Они тут же отправлялись на пол, к остальным.