Он кивнул. По-моему, немного печально.
— Да будет так. Я оставляю тебя, милая ласточка.
Я вернулась в гнездо из шелковых простыней уже не той женщиной, которой впервые на них легла. Я с улыбкой смотрела вслед Сударю, хотя мое сердце если и не разбилось, то немного надкололось. Он столькому меня научил, а я даже не узнала его настоящего имени.
Наутро я нашла на подушке сияющее черное перо.
Пришло время начать новую жизнь.
Ласточка встала на крыло.
Часть вторая
Глава двенадцатая
Бостон, наши дни
«Это всего только шаг, — сказала я себе, — один шаг вперед или один шаг назад. И мне решать, каким он будет».
Моя ладонь застыла над ручкой. Сердце неровно забилось. Разве я не ждала этой минуты? Разве не мечтала о свободе и праве самой вершить свою судьбу? Разумеется, да. Только в своих детских мечтаниях я не учла, что у свободы есть цена и разменной монетой в этом торге служит риск.
Да будет так. Я открыла дверь и переступила порог, не зная, в какой мир вхожу. Станет ли этот шаг началом новой, полнокровной жизни или обернется сознательной и роковой ошибкой?
Пайпер положила список Бренны на край кровати рядом с чудовищно непрактичным розовым комплектом «лифчик плюс трусы», цена которого могла покрыть целый день в Кейпе[18] вместе с парковкой, хот-догами и карамельным мороженым фирмы «Четыре моря».
Белье стало последним штрихом потребительской оргии, которая длилась целую неделю и которую Бренна окрестила «перерождением» Пайпер. Нарциссическая вакханалия включала в себя отбеливание зубов, покупку новых дизайнерских очков и первых в ее жизни контактных линз, а также радикальную стрижку и покраску волос, чистку и отшелушивающий массаж лица, выщипывание бровей и восковую эпиляцию зоны бикини; был приобретен мешок дорогой косметики, дополненной инструкциями, каким чудом воспользоваться щипцами для подкручивания ресниц, не оцарапав при этом роговицу. Потом началось обновление гардероба: приталенные блузки, сшитые на заказ юбки, брюки и даже несколько облегающих платьев, повлекшее за собой покупку пяти пар непрактичных туфель, набора модных сумок (никогда не называй их «дамскими сумочками», объяснила Бренна) и таких аксессуаров, как серьги, браслеты и шарфы.
Теперь Пайпер понимала, что погоня за красотой была самой настоящей работой. Удивительно, как Бренна выкроила время, чтобы защитить докторскую диссертацию. А еще это было дорогостоящим хобби. Для своего преображения Пайпер пришлось выкачать из фонда бабушки Пьерпонт шестизначную сумму, что было безрассудным решением, ибо эти деньги служили ей последним буфером от нищеты в случае потери работы. И каков результат всех ее усилий и затрат? Взгляд девушки метнулся к новому высокому зеркалу, привинченному к стене ее спальни. Она загляделась на собственное нагое отражение.
Она по-прежнему себя не узнавала. Да, она уже не ахала при виде существа, которое смотрело на нее из зеркала, но по-прежнему настороженно относилась к женщине с убийственно зелеными глазами, сияющей кожей и блестящими упругими завитками темно-каштановых волос. Ей стало интересно, давно ли у женщины в зеркале такие гладкие плечи и изящные ключицы. Она недоумевала, как эта женщина умудрялась последние десять лет бегать по Бостону, втискивая свой бюст размера 8 °C в спортивные лифчики размера 75В. Она не могла вспомнить, почему эта женщина раньше была категорически настроена против контактных линз, помады и туши для ресниц.
А все, что ниже «косточек»? Она сама себе незнакома, честное слово. Бренна утверждала, что Пайпер никогда не хотела нежиться в лучах собственного великолепия. Подруга могла бы подобрать менее напыщенные слова, но пришлось признать, что по сути она права. Пайпер никогда не крутилась перед зеркалом нагишом, разглядывая округлости своих ягодиц или изгиб бедер. Она не любила, чтобы ее умащивали, прихорашивали, причесывали и вообще подталкивали к ощущению себя единым целым со всеми частями своего тела.
Но если Офелия Харрингтон научилась это любить, то и она, Пайпер, научится. Верно?
Девушка вздохнула. Только бы сработало. Когда я завтра появлюсь в музее, Мик Мэллой должен поскользнуться в луже собственной слюны. В конце концов, все это затеяно ради него. Она вышла на тропу соблазнения. И ей предстоит сделать главный в жизни поворот.
Пайпер уже собиралась потянуться за плавками, когда заметила в зеркале собственную коварную улыбку. В памяти всплыли слова Сударя, сказанные Офелии:
«Ты живая. Твое сердце бьется. Твоя кожа горячая и податливая, она отзывается на каждое мое прикосновение. Все радости жизни придут к тебе через это великолепное тело, Офелия. Не бойся владеть таким сокровищем».
Пайпер вздрогнула, и по ее голой коже пробежали мурашки. Черт возьми, однако Сударь был изумительно сексуальным мужчиной. Впрочем, даже после внимательнейшего изучения дневников очень многое в нем оставалось для Пайпер загадкой. Ей хотелось услышать его мысли, заглянуть в тайны его сердца. Жаль, что у него не было привычки вести дневники. Хотя его слова ожили через Офелию.
Все еще улыбаясь, Пайпер повертелась, словно проверяя собственные сокровища: соблазнительную округлость ягодиц и плавную линию бедра. Недурно, признала она. Совсем недурно.
Надев комплект белья, она мысленно пробежалась по повестке дня. Сегодня ей предстоял пробный запуск. Она выпьет кофе с Бренной в «Ароме», а затем навестит родителей. Кофейня была идеей Пайпер, а посещение родителей предложила Бренна. Как бесстрашно отметила подруга, дом родителей был в числе мест, где на преображение Пайпер наверняка отреагируют негативно, возможно, и с откровенным презрением. Если она сначала предстанет перед матерью и отцом, рассуждала Бренна, то в понедельник смешки и косые взгляды, которыми ее могут встретить коллеги, покажутся сущими пустяками.
Пожалуй, Бренна, как обычно, была права.
Надев легкую юбку и хлопковую блузку стретч, тщательно накрасив лицо и подправив прическу, Пайпер вышла из квартиры и стала ждать лифт. И тут выяснилось, что изменения не ограничиваются зеркалом в ее спальне. Похоже, в ее мире произошел катастрофический сдвиг.
Когда открылись двери лифта, ее встретили трое мужчин. Двоих она знала: иллюстратора медицинских книг на пенсии, живущего на шестом этаже, и сомнамбулического вида студента-медика с десятого этажа. Когда Пайпер сказала «привет», две пары глаз расширились и две челюсти отвисли. Мужчины выглядели слишком ошарашенными, чтобы ответить.
Третьим был качок лет тридцати с небольшим, который ни слова не сказал Пайпер за те три года, что они прожили в одном доме, даже когда им пришлось столкнуться в тесной прачечной в подвале в одно и то же время. Но сегодня он ожил, как будто его подключили к генератору, улыбнулся и повел бровями.
— Здрасьте, — сказал он, бесцеремонно оглядывая ее с головы до ног и обратно. — Вниз?
Пайпер повернулась лицом к дверям лифта, чувствуя, как тонкие иголочки волнения впиваются ей в кожу. Качок выглядел угрожающе голодным. Такой вид мог быть у кого-нибудь из постоянно худеющих друзей ее родителей, если бы перед ними положили шикарный бургер с картошкой фри от «Мистера Бартли».
Она смотрела прямо перед собой, глубоко дышала и пыталась успокоиться. В конце концов, зачем соблазнительно выглядеть, если ты бросаешься наутек, точно запуганная мышка? Пайпер заставила себя расслабить плечи, смягчила позу и вспомнила указания Бренны: «Позволь женской энергии литься через тебя. Почувствуй свою силу. Расслабь бедра и покачивай ими».
После неловкой интерлюдии в лифте сдвиги реальности продолжились. В транспорте какой-то паренек встал и уступил ей место. Старик за прилавком фруктового ларька на Ньюбери-стрит улыбнулся, пожелал ей доброго утра и протянул апельсин. Мужчина, выходивший из «Аромы», придержал ей двери, хотя для этого ему пришлось жонглировать пакетом с напитками и выпечкой.
Пайпер застенчиво улыбнулась ему и нырнула в кондиционированную прохладу кофейни, где ее тут же наградили вниманием все присутствующие мужчины. Она невольно ахнула и стиснула перед собой свою дамскую сумочку — то есть свою сумку. Заметив Бренну, она зашагала к ней настолько быстро, насколько позволяли восьмисантиметровые каблуки.
Добравшись до кресла, Пайпер упала в него и навалилась на столик.
— Бог мой, Бренна! И ты всегда так живешь? Как ты это делаешь? Как тебе удается?
Та подвинула к ней чашечку с горячим пенистым кофе с молоком и мягко улыбнулась.
— Ты просто принимаешь это. Ценишь это. И продолжаешь заниматься своими делами.
Пайпер покачала головой.
— У меня такое чувство, будто я на витрине. Будто я рекламирую себя.
— Еще бы, — улыбка подруги стала шире. — Женщины испокон веков этим занимались, от куртизанок до смотрителей и всех, кто между ними. Когда ты подаешь себя в лучшем виде, ты говоришь миру, что осознаешь свою красоту и ценность, что ты заслуживаешь лучшего. Именно тогда лучшее начинает к тебе приходить.
— Но… — Пайпер обвела зал быстрым, вороватым взглядом, чтобы удостовериться, что мужчины перестали на нее глазеть. — Зачем мне мужчина, которому интересен только мой внешний вид?
— Мы уже тысячу раз это обсуждали, — с усмешкой сказала Бренна. — Мик Мэллой един во многих лицах — ученый, искатель приключений, обладатель классной задницы, но в первую и главную очередь он мужчина. Мужчины любят глазами. Сначала они замечают фантик, упаковку. От этого и надо отталкиваться. Ты хочешь Мика Мэллоя или нет?
Вопрос осадил Пайпер. Конечно, она хотела Мика. И всегда хотела, независимо от того, признавалась себе в этом или нет. Дневники Офелии дали ей смелость посмотреть в лицо собственным желаниям. А еще они ясно дали понять, что ее желания начинаются и заканчиваются Миком Мэллоем. И теперь, впервые в жизни, она поверила, что может попытаться его заполучить.
— Да, — ответила она.
— Хорошо. Тогда хочешь — сиди и сетуй на природу, а хочешь — оберни ее себе на пользу. Выбирай.
Пайпер закатила глаза.
— Я это понимаю.
— Да ну? — Бренна придвинулась ближе. — В самом деле?
Пайпер набрала в легкие воздуха, готовясь процитировать один из законов соблазнения, выведенный коллегией учителей из двух столетий: Сударем, Лебедью, Офелией и профессором Бренной Нильсен.
— В самом деле, — с улыбкой сказала она. — Когда я завладею вниманием Мика, я смогу раскрыть ему ту невероятную женщину, какой до сих пор была только внутри. Но делать это нужно не спеша и осторожно, никогда не забывая о том, что моя цель — наращивать его нетерпение и сохранять интригу.
— Браво! — воскликнула Бренна, тихо хлопая в ладоши. — Итак, чувствуешь ли ты себя сегодня по-другому?
По телу Пайпер побежала мелкая дрожь.
— Да, — ответила она. — Я чувствую себя женственной. Сексуальной.
Бренна расплылась в широкой улыбке, и Пайпер не могла не заметить, что она гордится. Но улыбка быстро померкла, и у подруги сделался такой вид, будто она вот-вот заплачет.
— Все нормально, — сказала Бренна, поднимая руку, прежде чем Пайпер успела заговорить. — Просто… — она покачала головой. — Пайпер, это невероятно. Я впервые вижу, чтобы твоя внешность и внутренняя красота были в такой гармонии.
Пайпер накрыла ладонью руку подруги.
— Спасибо, что помогла мне в этом.
— Всегда пожалуйста.
Они какое-то время посидели молча. Потом Бренна посмотрела подруге прямо в глаза.
— Ты готова к завтрашнему дню?
Пайпер отдернула руку. Она прикусила нижнюю губу, стараясь не выдать, как она волнуется перед встречей с Миком. Разумеется, ее будоражили перспективы новой жизни, но переход от теории к практике пугал.
— Хватит сомнений, — сказала Бренна. — Серьезно. Ты такая соблазнительная, что Мику покажется, будто его сбил автобус похоти.
Пайпер хихикнула.
— О’кей.
— Итак… — Бренна округлила глаза. — Ты собиралась рассказать мне о завтрашнем дне.
— Да-да, — отозвалась Пайпер. — Если Мик спросит меня о переменах во внешности, я отвечу правдиво, но как можно более расплывчато. Если он пригласит меня на ланч или что-то вроде того…
— Когда он тебя пригласит.
— Когда он пригласит меня на ланч или кофе, я вежливо откажусь, сославшись на работу, но скажу, что другое время может оказаться более подходящим. Формально это не отказ — такой ответ бросает вызов, накаляет атмосферу ожидания и повышает уровень таинственности до стратосферы.
Одна из бледных бровей Бренны изогнулась над голубым глазом.
— Что? спросила Пайпер. — Ты же знаешь, у меня отличная память.
Бренна перевела взгляд на что-то за ее плечом.
— Хорошо, потому что у тебя на очереди экспресс-проверка.
— Прошу прощения, мисс, — раздался за спиной Пайпер низкий голос.
Она резко обернулась в кресле и с удивлением увидела перед собой привлекательного студента, который держал в руках ее дамскую сумочку — сумку, сумку, черт бы ее побрал.
— Она упала со спинки кресла, и я… э, знаете… Я не хотел, чтобы ее украли или что-то в этом роде.
— О! — Пайпер с улыбкой приняла сумочку. — Благодарю!
— Без проблем, — сказал парнишка. — А… знаете, можно взять у вас номер телефона?
Пайпер бросила на подругу вопрошающий взгляд. Подсказки не последовало. Бренна просто приклеила к лицу вежливую улыбку, откинулась на спинку кресла и жестом показала, что дает ей карты в руки.
Пайпер повернулась к студенту.
— Мой номер тридцать, — отрезала она.
Парнишка нахмурился.
— То есть мне тридцать лет.
Пайпер умолкла, ожидая, что молодой человек поспешит убраться туда, откуда пришел.
Вместо этого губы парнишки изогнулись в улыбке и его взгляд нахально заскользил по телу Пайпер.
— Это заводит не по-детски, — выдал он наконец.
— Да что ж такое! — фыркнула Пайпер. — Ладно, перефразирую. Ответ «нет». Мне неинтересно. Хорошего дня.
Она повернулась к Бренне и ничего не говорила, пока не почувствовала, что молодой человек попятился за свой столик.
— Ну и как я? — спросила она и отпила глоток кофе.
Бренна тихо усмехнулась:
— В том, чтобы сказать мужчине, что он тебе неинтересен, определенно нет ничего плохого, особенно если это правдивое утверждение.
— Я тысячу раз видела, как ты сама это делаешь.
— Да, но тебе стоит поработать над изяществом исполнения.
— Неужели? — Пайпер скрестила руки на столе. — И как бы ты действовала на моем месте?
Бренна задумчиво склонила голову.
— Пожалуй, я сказала бы: «Спасибо. Я польщена». Потом отметила бы, что давать номер телефона не в моих правилах. И наконец, добавила бы: «Пожалуйста, отнеситесь к этому с уважением».
Пайпер села ровнее, пораженная тем, как легко слова слетели с языка Бренны.
— Мило.
— Уверена, в ближайшем будущем тебе представится уйма возможностей попрактиковаться.
Пайпер покачала головой.
— Не согласна? — спросила Бренна.
— Нет. То есть да. Дело не в этом.
— А в чем?
Девушка нервно рассмеялась.
— Просто подумала, как здорово было бы сочинить какую-нибудь волшебную фразу для родителей, — знаешь, впорхнуть к ним в дом и сказать: «Мама и папа, пожалуйста, перестаньте пытаться меня контролировать. Я хочу жить своей жизнью. Пожалуйста, отнеситесь к этому с уважением».
Бренна рассмеялась.
— По-моему, идеально.
— Да, знаешь ли, я уже начинаю сомневаться, стоит ли им видеть меня такой. — Пайпер показала на себя. — Может, подождать немного и подвести их к этому постепенно?
— Конечно, — подхватила Бренна, энергично закивав. — Почему бы не подождать еще лет тридцать? Так тебе будет шестьдесят, когда ты созреешь попросить родителей не вмешиваться в твою жизнь.
А им будет по девяносто, но они справятся, ведь они будут по-прежнему работать, заниматься марафонским бегом и все такое, да?
Пайпер поджала губы. Интересно, как это Бренна в ходе кампании по ее перерождению вдруг решилась говорить то, что думает?