Макс моргнул и растянул губы в слабом подобии улыбки. Шевельнул губами. Я наклонилась ниже, чтобы услышать его слова.
- На том и этом свете буду вспоминать...
- Идиот! - сорвалась на ультразвук. - Я серьезно, а ты песенки на смертном одре распеваешь! - захлопнула дверь и скользнула за руль.
- Ну, я обещал сделать этот день незабываемым... - прошептал мужчина.
- Если ты не заткнешься, то увековечишь его в граните вместе со своей фотографией и эпитафией. Что-то вроде он умер молодым, богатым и бестолковым!
Лазаров замолчал. Изредка с заднего сиденья доносились стоны и непонятные шорохи.
За пределы дачного поселка мы выехали за минуту. Пара бабулек стали жертвами грязи из-под колес, а к машине, наверняка, прилипла парочка убойных проклятий. Надо будет посоветовать Лазарову отвезти ее в церковь, пусть BMW грехи отпустят.
А вот на трассе жизнь текла медленно и неторопливо. Мы катились не более сорока, и я очень боялась, что не довезу Лазарова до госпиталя. На крайний случай всегда остается канава на обочине, но хотелось бы избежать его. В конце концов, Максим мне как память дорог и антиквариат в его лице можно выгодно пристроить в хорошие руки. И рукам тепло и от меня этот ходячий... теперь уже лежачий кошмар отстанет!
Движение на дороге вымораживало. Сквозь плотно сомкнутые губы вырывалось нечеловеческое рычание. Я шныряла по рядам, выигрывая где корпус, где половину. Жаль больше не получалось. В зеркало заднего вида смотреть опасалась. Пять минут назад там отражался мистер Зеленый в голубую прожилку. К госпиталю доедет фиолетовый...
И тут словно мне решили помочь некие высшие силы - позади я усшала сиплое завывание сирены скорой помощи. Живо метнулась во второй ряд, готовая прижать скорую помощь к ногтю. Когда машина поравнялась со мной, слегка резанула ее и опустила стекло, бешено махая водителю скорой,
- Дура? - донеслось из допотопной буханки.
- Ты мне диагноз не ставь! Куда несешься? - я не давала скорой вырваться вперед. Другие водители неодобрительно косились на меня сквозь стекла своих авто. А и пусть - у них заднее сиденье в предсмертный одр не превратилось!
- Догадайся! - огрызнулась бородатая несвежая морда из нутра машины.
- Хватит зубы заговаривать. Ты фельдшера где потерял? Так что жмись к обочине.
- Это зачем?! У меня ни наркоты, ни синьки в машине...
- Зато у меня почти труп!
- Ага, если я остановлюсь, то он тогда у меня будет!
- Труп в тебя по-любому будет, вопрос только один или два. Догадался кто второй? - рявкнула я и резко вывернула руль, перекрывая дорогу.
Буханка встала на дыбы, но седока не скинула.
Хлопнула дверь, выпустив небритого мужика. Он злобно зыркнул, обдал меня перегаром, но Лазарова в машину перегрузил. Я отогнала BMW на обочину и плюхнулась на переднее сиденье буханки.
Мы тронулись.
Через десять минут терпение кончилось.
- Пусти! - и одарила водилу зверским взглядом.
Мужик съежился и выпустил руль, правда, на тормоз он нажать забыл!
Буханка вильнула влево, вправо... Меня расплющило о боковое стекло. Бардачок клацнул зубами и едва не откусил мне пальцы, которыми я пыталась хоть за что-то зацепиться. В кузове грохнуло. Следом раздался стон... А потом стих и он, когда что-то куда-то упало с полочки и приземлилось с мягким чавкающим звуком...
Твою мать!
Я пнула ногой дверь. Как ни странно это помогло: скорая чихнула и остановилась. Водилу пинком за дверь, сама за руль и повернула ключ зажигания. Буханка, будто древняя черепаха проснулась, дохнула в салон черным дымом прогорклой солярки, взбрыкнула и покатилась вперед. Я осторожно тронула педаль газа, гадая сколько можно выжать из этого 'танка'.
Хм...
- Молись, - вынесла я вердикт.
- Да я атеист, как бы, - пожал плечами устроившийся на моем месте водила.
- Дефибриллятору молись, - мрачно кивнула и дернула ручку переключения скоростей на пониженную передачу...
Следующие тридцать минут я слушала... нет, это была не молитва, но парочку новых деталей в двигателе автомобиля я от мужика узнала, пока прыгала по ухабистой обочине со скоростью сто километров в час.
Буханка так не может?
Гы...
Скорее не хочет, но я и не такие драндулеты ездить заставляла. Вообще, это авто - незабвенное достояние советских времен, на мой взгляд принадлежало к разряду неубиваемых. Да, скорая грозила на ходу развалиться: ее подвеска громыхала, как танцовщица турецкого белле-денс в костюме, водительская дверь трижды открывалась, педаль тормоза то каменела, то проваливалась в пол, сиденье играло острыми пружинами фугу ре минор на моей пятой точке.
А где-то в кузове...
Впрочем, об этом я честно старалась не думать.
Перед самой Москвой мы основательно встряли. Я еле-еле, теряя остатки терпения, протолкалась в левый ряд и встала на разворот.
- Нет... - протянул мужик. - Ты же не собираешься... О, Господи! - он обеими руками вцепился в сиденье.
- Ты же атеист? - съязвила я, выруливая на встречную полосу. Буханка огласила сиплым воем округу...
- Знаешь что?!
- Что? - теперь за дорогой следовало внимательнее.
- С тобой сам дьявол святой воды хлебнет, потом перекрестится и добровольно на крест полезет грехи искупать! - проблеял мужик и закрыл глаза...
Лазарова мы довезли.
Когда его перегружали на каталку в приемном отделении он даже выглядел лучше. Сказал, что эта поездка в него желание жить буквально вбила дефибриллятором по голове. Я улыбнулась - Максим в своем репертуаре. Пусть шутит, лишь бы была у него такая возможность, иначе... иначе... Легко жить, зная, что он где-то там, а если его нет?
Я сглотнула.
Этот вариант как-то не вписывался в рамки моей реальности.
Двадцатый полет
Седов примчался по первому звонку. Причем совершенно добровольно и с подскоком. Не смог он проигнорировать звонок от девушки, на которой собрался жениться, по поводу лучшего друга, который собрался умирать. Мужчина понимал - ситуация полный бред, но куда от него деваться? Этот стресс таблетками не запить!
Юрий ворвался в приемный покой госпиталя на окраине Москвы, выпотрошил медсестру на предмет нужной информации, поднялся на четвертый этаж в реанимацию, выхватил из рук другой медсестры протянутый халат, облачился в него и пошел по коридору вдоль стеклянных боксов, всматриваясь в лица пациентов. Почему-то мужчина ужасно боялся не узнать Лазарова.
Когда-то Седову сказали, что болезнь сильно меняет человека. Сказали перед тем, как он в последний раз увидел бабушку на скрипучей больничной койке. Увидел и удивился, ибо желтый пергаментный сверток ничем не напоминал пряничную старушку в цветастых платьях с всегда накрахмаленными белоснежными воротничками.
Как ни пытался мужчина разглядеть среди опутанных проводами и бинтами мумий знакомое лицо - не получилось. И сгорбленную фигурку на скамейке в коридоре не заметил. Обернулся на возглас...
Девушка выглядела жалко. Растрепанные волосы, мятая одежда, зареванные глаза, лицо в пятнах. Эта перемена во внешности поразила Седова. И дело вовсе не в красоте - с Птицы словно слетели золотые перья, по которыми скрывалась обычная серая утка.
Где бычий норов?
Где искрящийся бирюзовым льдом темперамент?
И куда пропал вызов всему и всем в ее глазах?!
- Настя? - вырвалось из уст Седова.
Мужчина тут же пожалел о сказанном, но уже через секунду обрадовался: щеки девушки окрасились ярким румянцем, а во взгляде появился недобрый огонек.
- Мы сутки не виделись, а ты уже забыл, как я выгляжу?! - Птица вскочила со стула.
- Н-нет, - отступил Юрий. - Не забыл.
- Зачем тогда спрашиваешь? Может быть у меня усы выросли? Или борода? Или третий глаз на носу открылся? И четвертый на подбородке? Ты скажи, а то мне в зеркало недосуг смотреться было. Я слегка занята была твоим на голову двинутым дружком, что сперва напился, затем скандал устроил, после в криминал по самые... яйца, - чиркнула ладонью на уровне лба Анастасия, - влез, а после решил пасть смертью храбрых в борьбе с неравным противником!
- И с кем он боролся? - поинтересовался мужчина.
- Со мной! - буркнула под нос девушка.
А... ну да... силы точно были превосходящие.
Седов сам бы не отказался побороться с Птицей...
Юрий тряхнул головой, отгоняя непрошенные водно-мыльные фантазии. В пяти шагах за стеклом Лазаров умирает, а он о непристойностях думает! Несправедливо по отношению к Максу.
Или...
В джунглях, даже каменных, действует всего один закон - выживает сильнейший! Аморально? Двадцать первый век на дворе, и миром правит отнюдь не любовь, а деньги, страх и похоть. И что поделать, если именно Седов оказался лучше приспособлен к жизни в данной реальности? Не ложиться же в гроб рядом с другом?
- Что с Максимом? - спросил мужчина.
- Подозревают инфаркт, - буркнула Настя. - Вдумайся! В его возрасте - инфаркт!
- Но он не пьет, не курит... - изумился Седов.
- Ага, и с девушками не спит! А гантели вообще компьютерной программой считает! Просто идеал современной офисном креветки, обитающей в верхних слоях атмосферы! - развела тему Анастасия.
- С девушками он спит, - поправил ее Юрий.
- С кем? - уперла руки в бока Птица.
- Ты ее видела. Максим рассказывал...
- А, эта... С этой он уже не спит. И не спал. Вряд ли то, чем они ночью занимались можно назвать полноценным сном, - девушка топнула ногой.
- Вот ты о чем, - смутился Седов.
- Да, именно об этом! Человек должен полноценно спать и полноценно питаться, тогда он может спокойно пить, купить и заниматься тем, о чем снимают неприличные немецкие и шведские фильмы.
- А ты откуда о немецких фильмах знаешь?! - нахмурился Юрий. Птица покраснела и опустила голову. - Ты их смотрела, - сделал вывод мужчина. - Но зачем?
- Специалистов в данной области не готовят в университетах, а я терпеть не могу делать что-либо неправильно. Вот и пришлось тайком от родителей практические учебные пособия покупать, - пояснила девушка. Он отступила, скрестила на груди руки и с вызовом посмотрела на собеседника.
Учебные... пособия?!
Юрий не выдержал и расхохотался.
Нет, ну надо же было до такого додуматься!
- Извините, что прерываю ваш разговор... - подошел врач. - Необходимо подписать кое-какие документы на случай...
- Какой случай? - Птица смертельно побледнела. В зрачках появился багровый лихорадочный огонек. Она подозрительно смотрела на шею доктора.
Врач это заметил. Он нервно дернул верхней губой и застегнул халат на все пуговицы.
- Всякий. Случай. Мало ли что...
- Ага, унитаз с низко летящего самолета упадет. Гремлины нагрянут. Троллейбус на четвертый этаж въедет и именно в эту палату...
- Девушка, зачем вы так? - врач был ошарашен предположениями. - все проще и прозаичнее.
- Нет, Вадим Михайлович, - Анастасия поправила бэйджик на груди доктора. - Если все будет прозаичнее, то и унитазы, и гремлины, и троллейбусы посыпятся на вашу голову. Ясно? - Птица затянула галстук на шее врача и поправила его прическу.
- Я-ясно, - тот поспешно кивнул и сунул ей в руки бумаги, пока она свои конечности еще куда-нибудь не пристроила.
- Когда пустите к больному?
- К нему нельзя!
- Вы не поняли, когда к больному можно?! - девушка сдала ладонь мужчины, а хватка у нее была крепкая... Не зря она с мастерами в сервисе в армреслинге соревновалась.
- Присоединяюсь к просьбе, - Юрий обнял Настю за плечи.
Вадим Михайлович решил, что против двоих ему не выстоять.
- Анализы будут готовы завтра, тогда и пройдете, - сдался мужчина.
Двадцать первый полет
Я не спала ночь. Седов бдел вместо со мной у меня в квартире. Он пару раз пробовал поймать меня, обнять, утешить, но оба раза получив по рукам, отстал и больше попыток не предпринимал. Вода, понятное дело, под лежачий камень не течет, но есть камни, которые стоит десятой дорогой обтекать.
Я в ту ночь олицетворяла именно такой камень. Огромный мрачный гранитный валун с выпирающими острыми краями, замерший на краю обрыва в очень неустойчивом положении.
Меня раздражало все: замкнутое пространство, открытое окно, закрытое окно, чай, кофе, сахар и соль с перцем. Сидящий на стуле мужчина, пожирающий меня совершенно диким взглядом с нотками похоти. Необходимость ждать до утра и красавчик Лазаров, прохлаждающийся в госпитале. Гад хорошо устроился - ему не о чем переживать! От него уже ничего не зависит, а я ходи-броди тут. Ночами не спи. Хорошо, глаза от бессонной ночи воспалились и слезы просто не текут, иначе ко всем симптомам превращения в царевну-лягушку истеричка бы добавилась...
К утру Седова сморило. Он заснул сидя за столом, уронив голову на сложенные руки. Уф, наконец, исчезло облизывающее шершавое ощущение, которое преследовало меня во время его бодрствования, будто он кот, а я шерстяной плед и меня старательно языком расчесывают. Брр!
Я ушла в комнату, критически осмотрела ее и с сожалением отметила, что в ней делать больше нечего: пыль протеста, полы помыты, одежда выглажена. Дважды. Книги расставлены по алфавиту, затем размеру и даже по моему личному рейтинге. И что? Руки все равно тянулись к тряпке, ведру и чистящему средству, а соседняя комната, увы, пустовала, но зато из нее можно попасть на балкон, а туда я две коробки хлама сложила! Взвизгнув от радости, я метнулась за ними, с трудом приволокла в комнату и с упоение стала копаться в коробках.
Среди прочего нашла свои старые тайны, оформленные в виде дневника. Признаться, меня избежала участь, когда родители находят что-то эдакое и не справившись с любопытством, суют нос не в свои дела. Быть может положение спасло то, что дневник я вела в простых зеленых школьных тетрадей с надписью литература - оба моих родителя считали данный предмет скучнейшим во всей школьной программе.
Я же... Просто на данном предмете и вела свои записи...
Ух ты! Когда-то стихи сочиняла! Ага, с хромой рифмой, а то и вовсе без нее гордо названные 'белыми'. Ого, цитаты! А кто это сказал? Я? Ничего в жизней глупее не читала! А ведь сравнивала себя с Аристотелем. Почему с мужиком? Вот же каша у меня в голове была. Ууу, я еще и рисовала... Кто это у меня в лавровом венке из ванны выскакивает, прикрывая ладошками причинное место? Эм, Лазаров? А за что я его так? Вспомнила! Перед литературой была физика, где красавчик демонстрируя правило: сила действия равна силе противодействия, зарядил мне учебником по затылку. Потом ему пришлось объяснять, почему в его случае от противодействия ему досталось в два раза больше.
Следующие две недели Лазаров ходил в школу с фингалом и прятался от меня на переменах в мужском туалете, умудряясь в таких нечеловеческих условиях точить коржики. Я две недели из-за него на диете сидела Пролистала несколько страниц. По смеялась над индюком с лицом Максима. Нашла пришпиленную к страничке куколку из травы и яростную подпись под ней насчет проклятия во веки веков. Хм, я еще и такой чушью увлекалась? Быстро оторвала ее от листа и смяла в руке - сухая трава рассыпалась пылью.
За что я его так?
Ааа, это за прилюдно врученную мне валентинку. Да, полутораметровое сердце мне до самого лета припоминали, спрашивая чем таким я приманила красавчика Лазарова и как он в постели. Последнее бесило больше всего, ибо никто не хотел верить, что сердце просто повод позлить и подставить меня.