***
Я почувствовала, что пришла в себя. Голова и горло нестерпимо болели. Первым желанием было мгновенно подняться на ноги, но когда в памяти всплыли все недавние события, мгновенно сжав горло будто жестким кулаком, я решила для начала оценить свое положение. Джон кому-то меня отдал, меня забрали из той бойни. Это сделал кто-то, кому он доверял. Медведь не стал бы подвергать меня дополнительной опасности. Это было последнее, что он смог для меня сделать в той ситуации. Мне показалось, что я вот-вот снова разрыдаюсь, оплакивая гибель своего друга, но слезы не покатились из моих глаз. Похоже, я уже успела их все выплакать, и их место теперь занял острый песок. К тому же, внезапно пришло пугающее понимание. Я хотела плакать только потому, что должна была. Было положено оплакать умершего. На самом деле, я ощущала… облегчение. Страх от этого осознания сдавил горло еще больше. Безымянные решили за меня, как должна была продолжаться моя судьба и чем закончиться судьба Джона. Мне оставалось лишь принять их решение и смириться с ним. Теперь его душа была во Внемирье, освобожденная от существования и воспоминаний предыдущей жизни, ожидая выбора новой для нее судьбы в новом мире. Ну а мне было пора разбираться со своей собственной ситуацией.
Я осторожно напрягла по очереди мышцы тела, прислушиваясь, все ли мне отзовутся. Левая нога затекла и покалывала, но ни на одной конечности я не ощутила сковывающих пут. Лишь что-то теплое и мягкое, лежащее на мне. И такую же мягкость под моей спиной. Словно я лежала на кровати. Медленно открыла глаза и увидела над собой самый обычный желтоватый потолок с чуть облупившейся краской, освещенный плоским магическим светильником, висящим левее. Магия ощущалась крайне слабо, но она была.
Осторожно сев на кровати, я стянула с себя жаркое розовое покрывало в квадрат с цветочками и оглянулась. Я была в обычной небольшой комнатушке с довольно-таки старым ремонтом. Обои с зелеными вертикальными полосами кое-где отклеились под потолком, по углам посеревшим пухом висела паутина, чуть покачиваясь от не ощутимого сквозняка. Я посмотрела налево и вздрогнула, увидев Маркуса, сидящего в кресле темно-коричневого цвета с ободраными подлокотниками. Он сверлил меня желтыми глазами, подперев голову.
– Проснулась? – Маркус сразу же поднялся и пересел ко мне, чем заставил меня вжаться в спинку кровати. Неужели Джон позволил ему меня забрать себе?
– Недалеко ты улетела от меня, птичка, – хмыкнул он. Я скривилась от этого обращения. – Как ты? – спросил Маркус, и мне показалось, что я услышала в его голосе заботу. Я продолжала молча следить за ним, и он подозрительно спросил: – Ты точно пришла в себя? Потому что это уже третий раз за два дня, как ты открываешь глаза, и если ты снова начнешь биться в истерике и лопотать что-то неразборчивое, я тебя просто привяжу.
Я удивленно захлопала глазами. Два дня? И я уже несколько раз просыпалась? Я ничего из этого не помнила. Наверно, у меня случился нервный срыв.
– Я пришла… – голос хрипел и я кашлянула, прочищая пересохшее горло, – в себя…
– Наконец-то, – сдержанно произнес Маркус. Он потянулся к прикроватному столику и взял с него тарелку, дав мне ее в руки. Я ощутила исходящее от нее тепло и совсем немного магии. Наверно, с ее помощью поддерживали температуру находившегося в ней супа. – Ешь, – приказал мужчина. Я кивнула и почему-то покорно начала присербывать теплый мясной бульон. Едва проглотив его, я почувствовала ужасный голод. Похоже, я и вправду несколько дней провела в отключке. И все это время Маркус провел со мной? Где мы находились? Не отрываясь от тарелки, я быстро обежала взглядом комнату еще раз, пытаясь понять, что это было за место.
– Это дом пожилой пары, расположенный на окраине крошечного селения магиков прямо у границы, – произнес Маркус, словно прочитав мои мысли и сомнения. Он все так же сидел у меня на кровати, следя, чтобы я все доела. – Я случайно нашел это место посреди леса. Повезло, ничего не скажешь, иначе кто знает, сколько еще мне пришлось бы тащить тебя на себе через чащу.
Я снова кивнула, складывая у себя в голове картину произошедшего. Маркусу как-то удалось сбежать. Наверно, кто-то его выпустил, и он наткнулся на меня и Джона. Я доела суп и хотела поставить тарелку на столик, но Маркус забрал ее и сделал это сам. Я сцепила пальцы перед собой и уставилась на них. У меня было столько вопросов, что я не знала, с какого начать. Вздохнув, я, все же, заговорила:
– Что там… произошло?.. – спросила я севшим голосом.
– Зачистка, – коротко ответил Маркус. Значит, вот как поступали с обнаруженными перебежчиками. А я никогда ранее не слышала о подобных инцидентах. Видимо, их тщательно скрывали, да и поведать о них было попросту некому.
– А как же… там ведь были женщины и дети, – я вспомнила маленького мальчугана, бегавшего между домами по тропинке, и беременную девушку, о которой рассказывал Джон. – Неужели и их…
– Они наверняка сбежали. Спрятались. Думаю, их лидер предусмотрел эту ситуацию, – безлико ответил Маркус, на мгновение отведя взгляд.
Он лгал. Я видела это по его напряженной позе, по тому, как он потирает содранные до крови костяшки на кулаках, и как он силком заставляет себя смотреть мне в глаза, чтобы я не заподозрила лжи. Маркус прошел сквозь всю деревню от погреба за мной, он видел все, что происходило в каждом доме, как расстреливали спящих жителей прямо в их постелях… и не хотел, чтобы я это знала. Ложь во благо. Но мне не было от этого легче. Я потеряла своего друга. При этом я умудрилась, сама того не ожидая, обмануть его, он считал меня чистой девушкой, он был так счастлив в ту единственную ночь… когда я была невообразимо пьяна… а он признался мне в любви… На глаза все же навернулись слезы. Я больше никогда не увижу Медведя. Я даже не смогу похоронить его, поскольку не знала, где располагалось селение. В одно мгновение его просто не стало…
Маркус закинул ногу на ногу, чем качнул кровать и обратил мое внимание на себя. Я исподлобья взглянула на него. Как обычно, Маркусу было все как с гуся вода, что бы ни происходило. Он холодно глядел на меня сверху-вниз, скрестив руки.
– Ну и что, – заговорил он, – стоило оно того?
Я непонимающе нахмурилась.
– Что чего стоило? – осторожно спросила я.
– Стоило пытаться так глупо отомстить мне? Когда я, наконец, выбрался из того промозглого подвала и прокрался мимо головорезов, то обнаружил, что ты была в совершенно невменяемом состоянии. От тебя разило не только алкоголем, но и другим мужчиной. Значит, как только я тебя сделал женщиной, ты мгновенно решила начать скакать по чужим постелям без разбора? Я, конечно, догадывался, что присказка про пьяную женщину содержит в себе долю правды, но чтобы настолько?
Я мелко задрожала, закипая от злости.
– Как ты смеешь мне такое говорить? – хрипло воскликнула я и закашлялась. – Да кто ты вообще такой? Что ты о себе возомнил, а? Что ты блюститель чести и верности? Ты?! Который, наверно, и не вспомнит по имени всех тех, кого пропустил через конвейер своей постели?!
Маркус тихо хмыкнул, растянув уголок рта, но я не видела смеха в его глазах. Ядовитая желтизна продолжала пялиться на меня, затекая в потайные уголки души, отравляя все, к чему прикасалась, обращая на свою сторону и привязывая к себе словно тяжелый наркотик, который рано или поздно убьет того, кто его попробовал. Внезапно Маркус закинул голову и громко расхохотался злым смехом. Я не выдержала этого издевательства. Я была обречена, у меня не было ни шанса сбежать от него или избавиться. После того, как я увидела смерть своими глазами, я поняла, что никогда не смогла бы сама сотворить ее своими руками. Я бросилась к Маркусу, и со всей силы ударила его в челюсть, но мой кулак пронзила такая боль, что в глазах потемнело. Я никогда не дралась и не была готова к тому, что при этом боль причиняется обеим сторонам. Мужчина клацнул зубами, мгновенно перестав смеяться, и я ринулась в новую атаку, все же не готовая сдаваться. Но Маркус легко отбил мою руку, схватил за запястье и развернул в сторону, толкая меня на обратно на подушку. Я сжала ее, залившись слезами отчаяния.
– Все? Уже и сдулась? Что-то слишком быстро, – фыркнул у меня за спиной Маркус, и я бросила на него злой взгляд, подбираясь на кровати.
Он скривил губы, даже не глядя на меня. И что мне нужно было делать? Лучше бы я осталась в селении и хотя бы попыталась помочь Джону. Умерла бы, пытаясь, но не позволила Маркусу надо мной так издеваться.
– Кто он был такой? – спросил мой пленитель. Я без объяснений поняла, что он спрашивал меня о Медведе.
– Мой друг, – буркнула я, доставая из-за спины подушку и прижимая ее к себе на всякий случай. Почему-то мне вспомнилось, как Маркус ударил меня в живот, пусть и сделав это под контролем Мирабэлль. Он мог решить отомстить мне за попытку подраться. Костяшки ныли, но я не могла адекватно оценить силу своего удара.
– Если отбросить в сторону твои глупые попытки отомстить мне… то мне стоило бы поблагодарить тебя, – произнес Маркус, чем несказанно меня удивил. – Тот бой с мясником… Когда я увидел тебя в толпе, и что тебя обнимает лидер этих людей, я решил, что это с твоей подачи все было устроено. И когда я пропустил удар в челюсть, то мысленно был готов к смерти, не видя выхода. Но потом я услышал тебя. Твой крик пробился сквозь толпу. Только ты не желала моей смерти. И я словно очнулся. Я сам удивлен, что нашел силы выжить в том бое после такой раны, – Маркус осторожно коснулся ладонью своего предплечья, и я внезапно увидела свою повязку. Которую я накладывала еще несколько дней назад.
– Ты что, не менял повязку все это время? – воскликнула я.
– Нет, – угрюмо буркнул Маркус.
– Ты с ума сошел? – я подалась к нему, отбросив в сторону подушку, и потянулась к его предплечью. – Ты уже два дня торчишь в чьем-то доме и не мог попросить даже бинтов?
– Вон бинты, – рыкнул мужчина, уворачиваясь от моей руки и указывая подбородком на какой-то плетеный короб, стоящий на письменном столе у стены возле маленького окна.
Я подскочила с кровати, намереваясь проверить эту коробку, но комната внезапно качнулась перед моими глазами, и я едва не упала. В ушах зашумело, а перед глазами поплыли звезды. Видимо, я была еще слишком слаба, и нужно было двигаться осторожнее. Когда пелена развеялась, я поняла, что все еще стою на ногах, и меня крепко держат за предплечья. Я осторожно посмотрела за спину на Маркуса, стоящего на коленях на кровати и позволяющего мне опереться о его грудь, чтобы не упасть. Зачем он это делал? Он ухаживал за мной несколько дней, не говоря уже о том, что донес до безопасного места. Неужели это все только ради того, чтобы… чтобы уничтожить меня в будущем? В душе царило полное смятение. Он через столькое прошел и был ранен, а я отделалась лишь легким испугом. Его рана могла быть опасна, ее нужно было обработать и попытаться хоть как-то залечить. Но я не должна…
Руки Маркуса сомкнулись у меня на талии, и он потянул меня назад, на себя, заставляя сесть себе на колени. От его объятия сердце радостно забилось, и я почувствовала, как таю, а все мое естество тянется к нему. Мы наконец-то снова были вместе, в одной комнате, и никого больше, кроме нас двоих. Так хотелось расслабиться, положить голову ему на плечо и хотя бы на мгновение представить, что я принадлежу ему как женщина, а не как вещь, которой он воспользуется, как ему хочется.
Нет, я не была согласна быть его вещью, потому спокойно сняла с себя его руки и поднялась с коленей. Подошла к письменному столу и заглянула в короб.
– Набор довольно скудный, но я смогу сменить тебе повязку, – заговорила я, просто чтобы не слушать эту вязкую тишину и разогнать неловкость, что плела ее, словно паутину. Открыв по очереди ящики стола, я нашла и ножницы. Набрав побольше марли и бинтов, я вернулась на кровать, где все так же одиноко сидел на коленях Маркус, следя за моими действиями. Я ловко разрезала старые бурые бинты, боясь слишком глубоко вдохнуть, чтобы не почувствовать запах гнили. Могло оказаться, что рана воспалилась, а ткани начали отмирать. – Сними куртку, – приказала я Маркусу, подивившись своей самоуверенности и наглости, но он покорно поднялся с кровати и выполнил мое требование, скривившись. Я не выдержала этой картины, и подскочила к нему, помогая стянуть рукав с раненной руки. – Как ощущается рана? – спросила я, внутренне надеясь, что ничего плохого с ней не случилось.
– Болит, – коротко бросил Маркус, возвращая себе непроницаемое выражение лица. Похоже, болела она намного сильнее, чем он показывал.
– Это хорошо, хорошо, – пробормотала я, снова усаживая его на кровать и умащиваясь рядом.
– Не удивлен, что ты рада моим мучениям, – прорычал Маркус, напряженно следя, как я пытаюсь снять хотя бы верхние слои старой марли.
– Я не радуюсь, болван! – взорвалась я. – Это означает, что там еще есть, чему болеть! – я добралась до слоев, которые намертво прикипели к ране и не снимались без последствий для Маркуса. – Нужно размочить, тогда я смогу это снять. Где здесь ванная? – спросила я.
– Там, – указал мужчина на неприметную дверку в углу комнаты.
– Ну иди туда, чего расселся! – рассердилась я на его нерасторопность и начала осторожно подталкивать к двери. Руки дрожали от нервозности, поскольку я никогда не встречала такие сложные раны, да и обычно лечила других лишь по наитию, хоть и всегда успешно.
Маркус проследовал в ванную, и я включила крошечный светильник под потолком, направив в него столько магии, сколько смогла, чтобы он светил поярче.
– Снимай футболку, – нервно бросила я Маркусу, пристраивая зачем-то прихваченные с собой бинты на маленький туалетный столик, стоящий возле деревянной глубокой кадки, служащей поддоном для душа. – Сядь сюда, – указала пальцем на ее обод и сняла со стены шланг без распределителя. Сосредоточившись, мне удалось пустить воду. Сначала она была ржавой, и мне пришлось некоторое время слить ее в кадку, чье дно было выложено мелкой коричневой потрескавшейся плиткой. Оценив высоту кадки и недостаток места для того, чтобы оба на ней сидели, я встала на колени на деревянный немного вздувшийся от многолетней сырости пол. – Давай руку, – сказала я Маркусу, уже сидящему передо мной.
На дно кадки потекла бурая вода. Марля медленно размокала под моими пальцами. Я регулярно проверяла ее состояние и поддерживала, пытаясь понять, когда же можно будет начать ее отклеивать от раны. Обнаженный торс Маркуса рядом со мной совершенно не помогал сосредоточиться, и я то и дело отвлекалась, сама того не желая, любуясь его напряженными мышцами. Какой красивый у них был рельеф. И почему мне так не повезло? Я не должна была влюбляться в кого-то вроде Маркуса, даже Мила мне это сказала. А я…
Отлепив, наконец, хотя бы один слой марли, я осторожно положила его на край кадки. Еще с полчаса моих стараний, и я смогу увидеть рану. Я старалась не смотреть напрямую Маркусу в лицо, но видела краем глаза, что он не следит за моей работой, рассматривая меня саму.
– Не думай, что я забыл те слова, что ты сказала мне перед тем, как прижечь рану, – нарушил неловкую тишину мой пациент. Я подняла на него глаза, на мгновение прервав свои попытки размочить бинт. Маркус улыбнулся мне с такой нежностью, что сердце в груди заколотилось как сумасшедшее. Я выдала ему свои чувства, и он это не забыл, он принял их всерьез. Неужели он ответит на них? Неужели этот проникновенный взгляд в мои глаза вправду что-то значил и он… сейчас…
– Ты проиграла, – произнес Маркус с улыбкой.
– Что? – зачарованно прошептала я, не сразу осознав его слова. Несколько секунд, и мой мозг, разделенный с влюбленным трепещущим сердцем каменной стеной, внезапно понял, что сказал Маркус. Кровь прилила к голове, мне показалось, что она сейчас взорвется. Красная пелена застлала глаза, и я потеряла контроль над собой. Разбитые чувства породили ярость и желание жестоко мстить. Пальцы сами собой крепко сжали края марли.
– Ах значит для тебя все это лишь игра? – тихо произнесла я, глядя прямо в глаза Маркуса. Он внезапно побледнел. Видимо, выглядела я более чем угрожающе, но меня уже было не остановить. Сцепив пальцы, я одним рывком оторвала от его предплечья бинт, сдирая засохшую кровь и разрывая до мяса начавшую заживать кожу. Маркус закричал, пытаясь зажать ладонью хлынувшую в кадку кровь.