– Ну что, как тебе играется? – ядовито поинтересовалась я, бросая на пол окровавленную марлю. – Весело? Нравится играть с чувствами других людей? Нравится ощущать на своей шкуре причиненную тобой боль? Ты ничего не понял из того, что я тебе сказала! Ты черствый и жестокий человек!
Я развернулась, чтобы уйти в комнату и просто не видеть Маркуса, но была поймана за запястье мокрой от крови ладонью.
– Погоди, – сдавленно произнес мужчина.
– Что ты хочешь от меня? – прошипела я со всей ненавистью, на которую была способна.
– Дело в том, что… я тоже проиграл.
Я уставилась в глаза Маркуса, потемневшие от боли до цвета древнего янтаря.
– Нет, это не может быть правдой, – замотала головой, ошеломленная услышанным. Может, я неверно его поняла? Однозначно он имел в виду что-то другое.
– Это правда, – кивнул Маркус. – Я влюбился в тебя, Никки. Ты выжгла на мне свое имя, залезла под кожу, просочилась в кровь. Я не могу без тебя.
– Нет… – прошептала я, пытаясь отступить, но ладонь Маркуса крепко удерживала меня. – Нет! – я почувствовала, как слезы полились по щекам. – Не смей произносить такие слова в мой адрес! – Я так мечтала их услышать, но, услышав, поняла, что не была готова воспринять их. Это была очередная красивая ложь. – Ты лжешь, – высказала свою догадку, – каждое твое слово пропитано ложью, ты произносишь только то, что тебе выгодно, и тебе, на самом деле, плевать, что я чувствую к тебе!
– Я не лгу, птичка, я… – Маркус поджал губы, и я была уверена, что волна боли, пробежавшая по его лицу, была лишь искусной игрой на публику. – Если не веришь моим словам, я докажу их действием. Ты хотела свободы – я отпускаю тебя. – Ладонь Маркуса разжалась, и я отступила к двери. – Все кончено, иди, – он махнул на меня, но я недоверчиво осталась стоять, не покидая комнаты. – Ты свободна, я отпускаю тебя! Это единственный способ, которым я смогу доказать тебе, что… – Маркус осекся, словно слова застряли у него в горле, не решаясь вылиться во всеуслышание. – Уходи. Просто уходи. Забудь все и прости меня, – закончил он и отвернулся от меня, сосредоточившись на предплечье.
Меня не нужно было просить дважды. В гневе я распахнула дверь и со всей силы захлопнула ее за своей спиной так, что старая краска с косяков с тихим шорохом упала на пол. Дверь комнаты тоже оказалась открытой, и я вышла в темный коридор. В нем творило запустение. Все двери были закрыты, и я упрямо пошла вперед по старому скрипучему полу. Похоже, никто не жил в этом крыле. Еще одна дверь – и я очутилась в холле. Входная дверь была прямо передо мной. Не оглядываясь, я дернула ее и оказалась на улице. Ночь была укрыта пеленой весеннего ливня, в который я нырнула с головой, мгновенно намокая. Вода с небес перемешалась со слезами на щеках, смывая с меня все чувства, пока я стояла на расшатанном крыльце. Я спустилась с двух деревянных ступенек и вступила в глубокую лужу, собравшуюся прямо под ними. Холод мгновенно пробрал меня до костей, и я с удивлением поняла, что на ногах были одни носки. И вправду, я ведь не смогла найти обувь в доме Джона. Мои ботинки так и остались там.
Я сделала шаг в сторону черной стены леса, в сторону своей свободы. Тяжелые капли стучали мне по макушке, закапываясь в косу, делая ее все тяжелее и тяжелее, приклеивая рубашку к телу, заставляя меня дрожать. Еще один шаг. Грязь под ногами была такой скользкой и противной, холод пробрал до самых костей. Третий. И я поняла, что не смогу ступить больше ни шагу. Всю жизнь у меня существовало какое-то странное правило трех шагов. Я либо спокойно переступить через эту границу, либо оставалась стоять на третьем шаге, не в состоянии пересилить себя. И это значило, что я никуда уже не уйду. Слезы хлынули новым потоком, и я заревела в голос от отчаяния. Без обуви, без денег, без сил я не дойду никуда. Я не знала, где я нахожусь, и некому было мне помочь. Я сама не была в состоянии сейчас позаботиться о себе. Упала бы в ближайшую канаву и утонула там, в грязи, в одиночестве, меня никогда не нашли бы в этом лесу.
Или я могла бы сейчас вернуться в дом. Мне так хотелось обратно к Маркусу. Что, если его слова были правдой? Он действительно отпустил меня. Равномерный шум дождя не нарушал ни звук открывающейся двери, ни окрик в спину, ни шаги. Он просто отпустил меня, позволил уйти и продолжить свое путешествие так, как я и собиралась до встречи с ним.
Нет, он позволил мне пойти подумать. Маркус прекрасно понимал, что я не смогу уйти от него. Даже в постели с другим мужчиной я думала о нем. Мне не преодолеть эту зависимость. Так, может… дать ему шанс? Попробовать довериться? Мирабэлль, конечно, превратила его в озлобленного монстра, воспользовавшись его подсознанием, но это были лишь скрытые мысли, созданные моим же неадекватным поведением. Мы можем думать о других что угодно в порыве гнева. Но это не значит, что после того, как мы успокоимся, наше мнение и отношение останутся теми же. Маркус рисковал ради меня, и приложил намного больше усилий, чтобы спасти, чем следовало бы просто для того, чтобы бросить меня за решетку. За его поступками стояла не корысть, а… чувства. Я внезапно перестала рыдать, осознав все, что между нами происходило. Маркус давно был в меня влюблен. Он показал это еще когда мы дошли до моего дома. Его отношение ко мне менялось с каждым днем, но он останавливал себя, понимая, что нам не быть вместе. Мы разделены нашим происхождением, наши чувства обернутся для нас катастрофой. У Маркуса есть обязательства перед семьей, у меня – долги перед Кредиториумом. Но сердце так отчаянно просило меня вернуться к нему, дать хоть малейший шанс, попробовать, что из этого получится. Хоть ненадолго окунуться в любовь и страсть. И потом, насытившись, отпустить это, соскочить, пока не стало слишком поздно.
Дрожа, я повернулась обратно к дому. Он был одноэтажным с чуть наклоненной в мою сторону крышей, и ливень скатывался с нее стеной прямо перед моим лицом. Я пересекла этот водяной барьер и снова ступила на крыльцо. Тихо отворила дверь и вошла в дом, в его уютную тишину и тепло. Под ногами сразу же образовалась лужа, и я неловко переступила через нее, оставляя за собой мокрый след. Носки и вся одежда промокла и остыла, заставив меня замерзнуть. Я обхватила себя руками и тихо пошлепала по коридору, пытаясь вспомнить, какая дверь была мне нужна. Пройдя мимо пары из них, я увидела свет, бьющий из щели у пола. Я взялась за рукоять и тихо отворила дверь.
Маркус сидел на кровати, обложившись бинтами, и пытался затянуть на окровавленной руке повязку. Держа один конец в левой руке и, закусив второй зубами, он неуклюже тянул свернувшийся бинт, бормоча себе что-то под нос, время от времени бросая один конец и пытаясь вытереть льющуюся кровь. Услышав щелчок замка, он поднял голову и замер, удивленно глядя на меня. Я икнула и шумно шмыгнула, вытерев нос мокрым рукавом. Подошла к кровати и сгребла с нее окровавленные бинты на пол, оставив чистый кусок. Маркус, наконец, выпустил изо рта бинтовый хвост, и я сунула ему в руку марлю. Разрезала неуклюже скрученный жгут, который Маркус зачем-то пытался наложить прямо поверх раны, а не на руку выше нее. Взяла его за ладонь и приложила бинт под рану, чтобы кровь не натекла на кровать. Все происходило в абсолютной тишине, словно никому не нужны были объяснения и слова.
Я осмотрела глубокую рану. Возможно, если бы я не содрала с нее повязку так грубо, все было бы намного лучше, но теперь пришлось бы проводить лечение заново, и не было никакой гарантии, что после такого урона ткани снова начнут заживать. Второе прижигание делать не хотелось. Я закрыла глаза, прислушиваясь к потоку магии, который мне был сейчас нужен.
– Тебе плохо от вида крови? – подал голос Маркус, заметив это.
– Помолчи, – буркнула я на него, потеряв на мгновение концентрацию.
Поток заканчивался где-то рядом с поселком, и я могла дотянуться только до его скудного лучика. Он отозвался мне, и я сложила ладони над раной, сосредоточившись на необходимости заживить ее. Редко, очень редко у меня получалось восстановить ткани до первоначального состояния, но я делала это дома, где магия была сильнее, а раны друзей были не настолько серьезными. Я представила, как должна выглядеть здоровая кожа, и направила потоки магии через свои ладони. Мягкое тепло просочилось через мои пальцы, и я увидела сквозь веки приглушенное свечение. Магия быстро иссякала, и я начала использовать мои собственные силы для заживления раны. Я приоткрыла глаза как раз, когда последние миллиметры кожи смыкались вместе, создавая здоровый, целый покров. Краем глаза я заметила шрам от моего укуса на плече Маркуса. Он почти зажил сам, но след от моих заостренных клыков и вправду остался, испортив кожу мужчины. Из последних сил, пока крохи магии еще оставались в моих ладонях, я провела ею по плечу Маркуса, стирая свою отметку, и отпустила поток. Он покинул мое тело, оставив невероятную усталость, такую, что я качнулась и начала оседать на пол.
Я с трудом пришла в себя, не понимая, где нахожусь. Меня окутывало что-то теплое, и я чувствовала себя так уютно, что не хотелось просыпаться.
– Никки, ты слышишь меня? – раздался тихий взволнованный голос, и я недовольно нахмурилась. – Что с тобой?
– Все нормально, – я с трудом разлепила глаза и поняла, что полулежу на руках Маркуса, и он трепетно прижимает меня к своей груди.
– Что произошло? Ты убрала рану?
– Я ее просто заживила с помощью магии. Думаю, это моя способность, я даже когда-то собиралась ехать учиться на лекаря, но не сложилось. Я интуитивно понимаю, как это делается, но трачу слишком много своих собственных сил. Насколько я знаю, так не должно быть. Потому теперь я ужасно ослаблена…
– Как тебе помочь? Я понятия не имею, как обращаться с магиками, – растерянно произнес мужчина.
– Я не домашний питомец, чтобы со мной как-то обращаться! – возмутилась я, с трудом поднимаясь с его колен.
– Просто ты отключилась после того, как… сделала это. От ран не осталось и следа, – он провел рукой по вымазанному кровью предплечью. Я мельком взглянула на него, с удовольствием отмечая, что и вправду не оставила даже шрам. – Ты можешь так залечить и себя? – поинтересовался Маркус.
– Нет, самого себя лечить нельзя. Магию нужно направлять, и поскольку ты являешься проводником, то не можешь воздействовать сам на себя. Это как пытаться поливать шланг водой, текущей из этого шланга, не подключив его к источнику. Я вся промокла под этим дождем, – проворчала я и начала осторожно снимать с себя рубашку. – Проклятие, что с этим делать-то… – С меня капала на пол вода, смешиваясь с кровью, натекшей с бинтов Маркуса.
– Иди прими горячий душ, – произнес мужчина, поднимаясь с кровати. Он начал собирать бинты, попутно вытирая пятна теми, что остались чистыми.
– Что толку с этого душа, – вздохнула я. – У меня не осталось сил даже высушить одежду.
– Ты согреешься – это главное. Возьми с прикроватного столика ночную рубашку, ее мне дала хозяйка дома, у меня руки грязные. Раздевайся и давай мне свою одежду, мне показывали, где здесь комната, похожая на ту, у тебя дома, со светящимися шарами.
Я взяла со столика белую ткань и развернула ее. В длиннющую рубаху, наверно, можно было завернуть три меня, а несуразное кружево на груди топорщилось, словно жабо.
– Это ужасно… – пробормотала я, складывая одежду обратно. Переодеться мне все равно было больше не во что.
– Ты прекрасна в любой одежде, – произнес Маркус, чем заставил меня вздрогнуть и покраснеть. Он запихнул в короб использованные бинты и искоса посмотрел на меня, улыбнувшись уголком рта.
– Дешевая лесть, – буркнула я, уходя в душ.
Раздевшись, я осторожно выбросила вещи прямо на пол через щель в двери, и захлопнула ее обратно. Залезла в странную деревянную кадку, и с огромным трудом включила воду. Словно такое простое действие стало для меня сравни перетаскиванию огромных валунов. Вода нагрелась далеко не сразу, но моим замерзшим ногам даже ледяная она показалась немного теплой. Когда, наконец, комнату окутал пар, я перестала дрожать и расслабилась. Дверь в ванну хлопнула, и я подпрыгнула в кадке, едва не оступившись, и попыталась прикрыться.
– Полотенце, – произнес Маркус. Я обернулась к нему и увидела, что он демонстративно смотрит в стену, протягивая мне розовое выцветшее полотенце. – Твои вещи я уже повесил чиститься. Заканчивай мыться и иди в постель. Ты заберешь полотенце или нет? – Он качнул рукой в мою сторону, и я перехватила полотенце, попутно отключив воду, и сразу же в него замоталась.
– Мог бы постучать, – пожаловалась я на его невежливость.
– Не вижу в этом смысла, – честно ответил Маркус, выходя из ванной.
– Не визю в этьом смисля, – передразнила я его в спину и показала ему язык. – Хам!
Маркус даже не оглянулся на меня. Какой-то он был слишком задумчивый, если никак не отреагировал на мою нападку. Я расплела мокрую растрепанную косу и кое-как подсушила ее полотенцем. Она отняла у меня много времени. Когда мне более-менее удалось привести волосы в порядок и заплести их обратно в мокрый жгут, я надела на себя ночную рубашку, утонув в ней. Рукава, которые должны были быть у меня на плечах, свисали намного ниже, а сама рубашка оказалась до самого пола. Я тяжело вздохнула, глядя на этот ужас, и вышла из ванной комнаты.
Маркус с отрешенным видом сидел на кровати, глядя перед собой. Я только сейчас, наконец, рассмотрела этот предмет интерьера. Металлическая спинка потемнела от времени, а некоторые прутья были немного изогнуты. Сама кровать была рассчитана всего на одного человека. Битов нигде не было, ровно как и пятен крови на полу. Я подошла и села рядом с Маркусом. Он вздохнул и почему-то отвернулся от меня.
– И что нам… теперь делать?.. – осторожно спросила я. Наполовину выбритый затылок медленно качнулся из стороны в сторону.
– Не знаю…
Я залезла с ногами на кровать, подогнув их под себя, чтобы не замерзнуть. В комнате висела тишина, украшенная мерным пением дождя за окном.
– Я потерял свой чип, – заговорил мужчина. – Это вся моя жизнь, все, что у меня было. Это идентификация личности, доступ к счетам и возможности использовать технологии, это пропуск в города, это доказательство моей законопослушности. Я теперь никто! Первый патруль – и меня заберут как перебежчика, никто не будет слушать мои оправдания, что какая-то женщина вырезала у меня чип вместе с куском мяса и скрылась в неизвестном направлении. Я ни хрена не знаю. Не знаю, что делать дальше, – с отчаянием в голосе закончил Маркус. Он провел по волосам обеими ладонями, спрятал в них лицо, оперевшись локтями о колени, и так и замер. На мгновение мне показалось, что он скрывает от меня слезы. Я запаниковала и неловко прикоснулась к его плечу. Он так и не оделся и сидел в одних штанах. Его кожа была такой горячей.
– Что-нибудь придумаем, – дрожащим голосом произнесла я.
– Что ты можешь придумать, магик? – напал на меня Маркус, обратив золотые глаза в мою сторону. – Наколдуешь мне новый чип, но чтобы с той же информацией, что была в старом? Я не могу даже вернуться в собственный город. Я никуда не могу пойти, потому что не принадлежу теперь никакой стороне.
Я стушевалась и убрала руку, потупив глаза.
– Извини… – сразу же произнес Маркус. – Я просто впервые не могу контролировать ситуацию и не знаю, как поступить. – Он вздохнул и попытался мне улыбнуться. – Еще и ты на меня свалилась.
Он протянул ко мне руки и с легкостью пересадил к себе на колени. У меня не осталось сил сопротивляться или ругаться, и я устало прижалась головой к его груди.
– Ты сам виноват… – буркнула я. – Я говорила тебе: не надо, не трогай меня, не ходи за мной, не слушай Мирабэлль. Но ты же всегда знаешь лучше. У тебя эго размером больше, чем этот дом.
– Тогда, может, ты расскажешь, что мне делать дальше? – тихо хмыкнул Маркус.
– А ты мне что взамен? – поинтересовалась я.
– А чего ты хочешь? – хитро прищурился он, и я резко покраснела.
– Чтобы ты не называл меня магиком и не тащил в свой участок, когда я все сделаю.
– Всего-то? – фыркнул мужчина. – Я надеялся на более интересные условия. Что ж, – он поднялся с кровати, держа меня на руках, и бережно уложил обратно, – пора спать. Ты пережила достаточно за последние несколько дней. Тебе нужно поспать, а завтра на свежую голову придумаем что-то, – он укрыл меня одеялом и целомудренно поцеловал в лоб. – Можешь выключить свет? Я уже две ночи сплю вполглаза из-за него.
– Конечно, – я сосредоточилась и с трудом потушила свет.
Я ожидала, что Маркус ляжет рядом со мной и была готова подвинуться, но услышала, что он сделал несколько шагов в сторону, и как под его весом заскрипело старое кресло. Я почувствовала небольшое разочарование от этого жеста.
– Спокойной ночи, – раздался в темноте голос Маркуса.
– Угу, – буркнула я обиженно в ответ и закрыла глаза.
Глава 19. Я люблю тебя.