Больше на эту тему, к счастью, не говорили. Чем мгновенно воспользовалась Улла и снова начала сыпать дотошными расспросами. Похоже, моя сестра опасалась, что свадьба будет не настолько грандиозной, как она рассчитывала. Видимо, у Дарелла кончилось терпение, и он, хоть и в вежливой форме, но вполне однозначно высказал, что Улла слишком болтлива и пора бы ей помолчать. Родители ничего не возразили. Видимо, считали, что он имеет полное право делать ей замечания. Улла же от изумления даже зубами клацнула, побагровела и, обиженно поджав губы, демонстративно остаток ужина молчала. Я тоже удивилась. Не ожидала такого от вроде бы тактичного Дарелла. И как показали последующие события, я вообще была о нем неправильного мнения. Слишком хорошего мнения.
После ужина мама помогала мне собирать вещи в дорогу. В отличие от Уллы, заявившей, что не намерена брать с собой «всякий старомодный хлам», я забила дорожный сундук до отказа.
— Надеюсь, ничего не забыла, — устало пробормотала я, присев на край кровати.
— Забыла одуматься, — возразила мама, закрывая крышку сундука.
— Мам, не начинай, пожалуйста, — помрачнела я. — И так тошно. Вот надеюсь я, надеюсь, а меня возьмут и не примут в гильдию. Мол, извините, нам бездарности не нужны.
— Как-будто я не вижу, что ты не из-за гильдии переживаешь, — мама покачала головой.
— Допустим, не только из-за гильдии, — нехотя согласилась я. — Знаешь, не слишком-то весело живется с такой доброй сестрицей.
Мама вздохнула.
— Ох, Элина, как будто ты Уллу не знаешь. Она частенько дальше собственного отражения в зеркале не видит. А в последнее время, как начала считать себя без пяти минут королевой, так вообще загордилась. Просто легкомысленная она очень. Может, повзрослеет, изменится. Или хоть Дарелл на нее благотворно повлияет.
Я хотела возразить, что Уллу только могила исправит, но тут же стало стыдно за подобные мысли.
— А то, что она постоянно своей внешностью кичится, еще ничего не значит, — продолжала мама. — Вот смотри, — она взяла меня за руку и подвела к большому настенному зеркалу в массивной оправе, — разве ты хуже сестры? Вы обе у меня красавицы. Просто разные. У Уллы своя красота, а у тебя своя. Неужели ты не видишь?
Я мрачно смотрела на свое отражение. Бледная, темноволосая, унылая девушка в невзрачном сером платье. Вот, правда, «деревенская мышь». И никакие шикарные наряды и украшения этого бы не исправили.
— Я вижу не королеву, мам. И это главное, — я невесело улыбнулась. — Вот ты мне все говоришь «Одумайся, одумайся», а толку? Допустим, я и вправду изменю решение. Скажу Дареллу, мол, ой, мы тут случайно напутали, и на самом деле старшая — я. Мы поженимся. И вот что дальше, мам? Что? Дворец как золотая клетка, фальшивые улыбки и тайные интриги окружающих, необходимость всегда и во всем следовать этикету — и так до конца жизни. И ради чего все это? Лично я в подобной перспективе не вижу ничего такого, что бы перевесило бы все эти минусы, — я вздохнула. — Нет, мам, мне там не место. Вот Улла да, будет счастлива подобной жизни. Но не я.
— Наверное, ты права, — устало произнесла мама. — Просто мне казалось, что вы с Дареллом были бы такой замечательной парой… Но ты все верно говоришь. Тебе виднее, в чем твое счастье.
Только поздно вечером, уже собираясь ложиться спать, я вспомнила об оставленной в беседке книге. Ну и, конечно же, решила, что в пути она мне очень даже пригодиться. Плыть предстояло около недели, а за это время, да еще и с помощью многознающей Мирты, вполне можно будет чему-нибудь научиться. И я поспешила в сад, даже не подозревая, что моим метаниям по поводу сделанного выбора вот-вот придет конец.
На этот раз я не брала с собой лампу, но несмотря на сумрак, едва войдя в беседку я сразу поняла, что не одна здесь. Сразу же стало светлее. Видимо, без магии не обошлось.
Дарелл сидел на диване, вытянув ноги и скрестив руки за головой.
— Знаешь, — ничего не выражающим голосом произнес он, не сводя с меня пристального взгляда, — а я ведь могу сделать так, что ни в какую гильдию ты не попадешь.
— Зачем тебе это? — я опешила.
— Хороший вопрос, — по его губам скользнула усмешка. — Быть может, потому, что найдя среди окружающей фальши что-то настоящее, я не хочу это терять?
— Нельзя потерять то, чем не владеешь, — мрачно возразила я. Что-то этот разговор мне совсем не нравился.
— Думаешь, для меня это проблема? — Дарелл встал и подошел ко мне, остановившись в опасной близости.
— А как же Улла? — странно, но я его не боялась. Злилась — да, осуждала — да, но страха уж точно не испытывала.
— А что Улла? — он поморщился словно от зубной боли. — Сразу же после свадьбы я намерен отослать ее подальше от столицы. А ты, — он ласково взял в ладони мое лицо, — останешься со мной.
Я растерялась настолько, что даже ничего сказать не смогла. Да и вообще не могла до конца поверить, что это слышу.
— Я не намерен от тебя отказываться только потому, что обязан жениться на другой,
— Дарелл притянул меня к себе. Не впади я в такой ступор, то, конечно же, его оттолкнула бы. Или нет? Точно я и сама не знала.
— Ты лишила меня покоя, едва я тебя увидел, — шептал он, обжигая дыханием. — Я хочу каждую ночь засыпать, держа тебя в объятиях. И каждое утро, открывая глаза, видеть тебя рядом.
И если до этого я не могла найти в себе решимость оттолкнуть его, то теперь уж подавно. Златокудрые и розовощекие рыцари в книгах не целовали своих прекрасных дам. Оно и понятно, их истории всегда заканчивались свадьбой, так что поцелуи и прочие особенности семейной жизни оставались за гранью рассказанного. Просто потому, что только супружество давало право на прикосновения.
Его губы были теплыми, ласковыми, изучающими. Он не торопил и ничего не требовал. Пусть он не имел права меня целовать, как и я не имела права наслаждаться происходящим, но в тот момент все запреты казались такой неважной глупостью. Я чувствовала себя снегом под лучами жаркого солнца — казалось, вот-вот растаю в его руках, растворюсь в нем, просто стану его частью. От охвативших чувств я уже была на грани реальности и забвения, когда Дарелл чуть отстранился от меня, но из объятий не выпускал.
Прежде, чем ко мне вернулась способность нормально соображать, я прошептала, не открывая глаз:
— А это всегда так приятно?
Он тихо засмеялся.
— Нет, исключительно со мной.
— Потому что ты — принц?
— Потому что ты должна принадлежать именно мне, — Дарелл с упоением вдыхал запах моих волос, крепко меня обнимая. — Твое согласие, Элина. Я хочу услышать его прямо сейчас.
Мое что? Я вообще сначала не поняла, о чем он. Все еще ощущая вкус его поцелуя, категорически не могла нормально мыслить. Уткнувшись ему в плечо, чувствовала себя какой-то безумно счастливой. Но идиллия постепенно отступала и, когда на меня всей безжалостной ясностью обрушился смысл слов Дарелла, я даже на мгновение дышать перестала. Заскреблась робкая надежда, что, быть может, мне просто послышалось. Ведь не мог он, не мог он такого сказать!
— Погоди, — дрожащим голосом пролепетала я, отстранившись, — я тебя правильно поняла, ты предлагаешь мне стать твоей любовницей?
Он молча на меня смотрел. Впрочем, его молчание было красноречивей любых слов.
Я резко развернулась к выходу.
— Элина, — Дарелл схватил меня за руку.
— Не трогай меня! — мой голос сорвался на крик.
Он не стал меня удерживать, я выбежала из беседки.
Как добралась до своей комнаты, запомнила плохо. От злости и обиды меня буквально трясло. Уже не знаю, в какой раз спрашивая себя, как он мог предложить мне такое бесчестье, я вдруг с убийственной ясностью поняла, что сама виновата. Конечно, можно было выставить Дарелла безусловным негодяем, но почему я не оттолкнула его? Ни вчера, ни сегодня. Хотя презрение к самой себе и жгучий стыд все равно не пересилили яростную обиду. И если до этого еще скреблось крохотное сомнение в правильности сделанного выбора, то теперь я была уверена, как никогда. Три дня и наследный принц Арвидии станет лишь эпизодом из прошлого. Если я вообще о нем когда-либо вспомню.
Часть первая. Глава седьмая
До этого наше графство я покидала лишь однажды. Тогда дорога толком не запомнилась, все три дня пути лил дождь, так что особого желания выглядывать в окно кареты не было. Ну а постоялые дворы, на которых мы останавливались, ничего примечательного собой не представляли.
И в этот раз любование пейзажем я пропустила. Всю дорогу сидела, уткнувшись в книгу и стараясь чтением отгородиться от окружающего мира. Но не получалось. И дело было даже не в Улле, которая, похоже, просто не могла долго молчать. Мне не давали покоя собственные мысли.
Дарелл, как и мой папа, ехал верхом. Меня душная карета тоже не впечатляла, и, быть может, отец и разрешил бы мне часть пути проделать в седле, но я принципиально лишний раз экипаж не покидала. Правда, даже в те редкие моменты, когда мы с Дареллом оказывались друг у друга в поле видимости, я старательно на него не смотрела. Он тоже ни разу на меня не взглянул. Я бы почувствовала его взгляд, без сомнения. Хотя зачем ему теперь было на меня смотреть? Ясно как день, что после моего отказа весь его интерес ко мне сразу кончился. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
В столицу мы прибыли на третий день к вечеру. Город гудел в ожидании праздника. Не знаю почему, но вся эта суета и обилие цветов только усилили мое раздражение. На главной площади мы разделились. Попрощавшись с мамой и Уллой, я перебралась на одну из запасных лошадей и в сопровождении отца отправилась в порт. С Дареллом мы не обменялись напоследок ни словом, ни взглядом. Он явно спешил, да ему и в любом случае не было до меня дела.
Можно было не торопиться — по словам отца, до отправления оставалось больше часа, но мне не терпелось скорее уехать. Хорошо, хоть папа отлично в городе ориентировался, да и на пристани я бы без него нужный корабль очень долго искала. Тут, кстати, народу скопилось — не протолкнутся. Вот уж не думала, что есть столько желающих уехать. Да и прибывающих тоже.
На корме нужного мне судна красовалось лаконичное «Западный». Наверное, для таких же растерявшихся как я. На этом участке причала, к счастью, столпотворение было не таким ощутимым. И меня почти тут же нашла Мирта.
— Элина!
Я даже не сразу узнала в этой завизжавшей кругленькой девушке свою подругу. Хотя учитывая, что виделись мы лишь однажды год назад, то ничего удивительного.
— Как я рада! Как я рада тебя видеть! — стиснув меня в объятиях, Мирта от души чмокнула в правую щеку. И тут же в левую, чтобы той, видимо, было не обидно.
— Мирта… — я расплылась в радостной улыбке.
— А ты совсем не изменилась! Такая же бледная и унылая! Ничего-ничего, я теперь тебя под свою опеку возьму, мы это дело быстренько поправим! Ой, а вещи-то твои где?
— Сейчас привезут, — я не стала вдаваться в подробности, что сначала нужно было завести во дворец сгорающую от нетерпения Уллу, и только потом экипаж с моим сундуком прибудет сюда. Папа, кстати, ушел, скорее всего, именно его и встречать.
— Каюта у нас с тобой отменная! Там такие милые цветочки на потолке, тебе непременно понравится! — щебетала Мирта. — Ой, а видела, что в городе творится? До королевской свадьбы-то еще две недели, а уже беготня такая, аж зависть берет! Вот было бы здорово хоть одним глазком на церемонию глянуть, правда?
Я от одной этой мысли пришла в ужас. Воображение во всей своей жестокости тут же нарисовало, как Дарелл целует Уллу.
— Элина, ты чего так посерела? — перепугалась Мирта. — Тебе плохо?
— Все нормально, — я вяло улыбнулась и, не сдержавшись, добавила: — Скорей бы уже уехать!
Словно почитав мои мысли, вернулся отец в сопровождении двух слуг, которые несли мой сундук и под руководством Мирты потащили его на корабль.
— Что ж, вот и все, — папа с улыбкой на меня смотрел, — тебе пора отправляться в путь.
Надо же, я раньше как-то не обращала внимания, что он, несмотря на годы, уже совсем седой. Ну, точнее, не придавала этому значения. Мама говорила, что папа поседел во время войны. Ему тогда чуть больше двадцати лет было. И глядя на улыбающееся лицо отца с первыми морщинками, я жутко захотела домой. Жить как раньше, притворившись, что ничего не было. Да и по сути, ведь ничего, действительно, не было? И как ни стыдно это признавать, но отсутствие Уллы меня бы особо не расстроило. И только в глубине души скреблась мрачная уверенность, что ничего уже не будет как раньше. Что-то изменилось во мне самой. Изменилось настолько, что как прежде наслаждаться дома спокойной жизнью я уже не смогу.
— Я буду скучать, — я уткнулась папе в плечо, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза невольные слезы, — очень-очень…
— А я буду тобой гордиться, — он обнял меня и ласково гладил по волосам, — так же, как горжусь сейчас. Ты у меня очень сильная, Элина, хоть и сама этого не понимаешь. Я прожил и пережил достаточно, чтобы разбираться и в людях и в чувствах. И поверь мне, мало кто способен вот так вот отказаться от столь многого ради своей мечты.
Ага, сильная я, как же. Вот силы воли мне как раз отчаянно и не хватало, как показали последние дни.
Учитывая, что раньше мне не приходилось бывать на кораблях, сказать хорошая каюта нам досталась или плохая, я не могла. Маленькая комнатка с двумя кроватями и столиком, причем без стульев. Круглое окно, само собой, открывало вид на море, но опускающаяся ночь прятала пейзаж. Так впечатлившие Мирту цветочки были не слишком-то аккуратно вырезаны на балках потолка и казались совершенно неуместными. Но мельтешение моей подруги каким-то непостижимым образом скрадывало унылую необжитость каюты. И если бы не ходящий ходуном пол, то мне бы наше временное обиталище показалось бы вполне уютным.
Не думала, что движение корабля настолько ощутимо. Первые пару часов я упорно чувствовала себя букашкой запертой в качающейся на качелях шкатулке. Но, спасибо Мирте, она замечательно меня отвлекала. И вот ведь странно, ее неумолкающий говор в отличие от щебетания моей сестры не вызывал ни раздражения, ни желания запустить ей в лицо подушкой.
Пересказав все сплетни, повествование о самом важном она приберегла напоследок. Я сидела на кровати, обняв колени, и с улыбкой наблюдала, как Мирта мечется по каюте. Видимо, по самой своей природе она не могла сидеть спокойно.
— Ой, Элина, ты бы знала, какие он мне стихи пишет! Я их все наизусть знаю! Вот, например, послушай, — и горделиво выпрямившись, она высокопарно процитировала:
— Моя прекрасная графиня!
Твои глаза, как два озёра!
Я в них читаю свое имя!
И очень я боюсь укора,
Что пылкий жар моей любви
Не встретит должного ответа!
Прости волнение в крови
Столь верного тебе поэта!
Цветы к твоим ногам я брошу!
Рассыплю жемчуг пред тобой!
И не кривой, а весь хороший!
Лишь ты прими подарок мой!
Мирта сделала внушительную паузу и торжественно подытожила:
— И вот уж преклонив колени,
Глаза не смею я поднять…
Но жду… Все жду я позволенья,
Что о тебе могу страдать!
— И все в таком духе, — подруга просто сияла от удовольствия.
— И что, разрешила ты несчастному барону по тебе страдать? — я не удержалась от улыбки.
— Разрешила, — Мирта снисходительно кивнула и тут же хихикнула, — пусть уж, так и быть, пострадает. Как известно, чем больше страданий, тем длиннее оды. Вот тебе кто-нибудь стихи посвящал? — она села на свою кровать и смотрела на меня с жадным любопытством, видимо, ожидая ответных признаний о каком-нибудь тайном поклоннике.
— Нет, никто, — я покачала головой и мрачно добавила в мыслях «Зато один принц предлагал мне стать его любовницей».
Мирта, конечно, расстроилась, но ненадолго. Остаток вечера читала мне творческие излияния влюбленного в нее барона. А я даже не могла понять, завидую я ей или нет. С одной стороны, насколько я знала из книг про златокудрых рыцарей, написание стихов прекрасной даме — неотъемлемый атрибут настоящей любви. Ну а с другой, что-то я уже совсем не была уверена, нужно ли такое мне самой.