Тихий голос спросил адрес моего дома, я назвал. Машина тронулась. Три часа дня, пробок почти нет. Мы быстро добрались до моего дома. Машина остановилась. Дверь хлопнула. Открылась моя. Снова холодно. Из кармана достали ключи и открыли дверь в подъезд. Мой лифт. Мой этаж. Моя дверь. Почему-то открыта.
В квартире работает телевизор. На диване сидит полицейский и что-то пишет. В кресле напротив плачет соседка, тётя Маша.
Полицейский заметил нас и принялся задавать вопросы. Я отвечал на автомате. На вопрос, где мама? Мне сообщили, что она в морге. Нужно сделать вскрытие и заключение о смерти. Забрать тело можно будет послезавтра.
Полицейский ушел. Тётя Маша по причитала еще немного и тоже ушла. Я сидел на диване на котором умерла она и смотрел на включенный телевизор, показывали новости. Чья-то теплая ладонь накрыла мои холодные пальцы. Это вновь был Дима. Надо же, я уже и забыл о нем.
- Если хочешь, можешь побыть пока у меня. – сказал он тихо.
Я кивнул, понимая что действительно не хочу оставаться один в этой квартире. Снова его рука тянет меня за собой. Снова одевает меня и обувает. Выключает телевизор, свет, закрывает квартиру. Тяжелая металлическая дверь подъезда с громким лязгом закрыла от меня не только подъезд, но и мою старую жизнь. Теперь все будет по-другому.
Чужая машина. Дорога. Чужой район. Недалеко от центра, понял я по архитектуре домов. Чужой чистый подъезд. Лифт.
Один.
Два.
Три.
Четыре.
…
Восьмой этаж. Новая металлическая дверь. Прихожая. Тепло. Чьи-то руки меня раздевают. Мягко подталкивают в комнату. Я сел на диван. Рядом кто-то тихо опустился. Несколько минут тишины.
- Не хочешь есть?
Голос Димы, значит мы у него дома.
- Нет, пока не хочу. Спасибо. – ответил мой спокойный голос.
Дима пропал из поля зрения. Послышался звук льющейся воды. Чайник поставил. Снова диван прогнулся. Передо мной на столике появилась чашка с дымящимся напитком.
- Спасибо, - снова сказал мой спокойный голос.
- Тём?
Я механически повернулся на голос. Дима почему-то выглядел взволнованно.
- Ты как?
Я прислушался к себе. Вроде ничего не болит, голова, на месте, руки-ноги тоже. Чего же он спрашивает-то?
- Может позвонить кому?
- Я не знаю, - пожимаю плечами. – На работу, наверное, надо. И тете Любе, маминой троюродной сестре. У меня есть ее номер в телефоне, - я пытался понять, что еще делают в подобных случаях. – Антону, наверное, нужно позвонить, волноваться будет.
- Хочешь, я позвоню? – предложил Дима.
- Да, наверное, - ответил я. – И в похоронную службу, вроде, надо тоже позвонить.
Дима кивнул и взял телефон. На все вопросы, что он задавал – я ответил, рассказал где хоронить. Возле отца, место куплено было уже давно.
Мне предложили сходить в душ. Я не отказался. Ванная просторная, светлая, не то что у нас. Белый кафель, душевая кабина, огромная ванна. Санузел совмещенный. Биде, никогда не понимал зачем они.
Я снял одежду, залез в душ. Теплый струи воды постепенно превращались в обжигающие, но я сильно замерз и скорее внутри, чем снаружи. Вылез, оставляя на полу мокрые следы, замотался в белое пушистое полотенце и отворил дверь. Мне объявили, что постелили в комнате и что пора спать. Уже? Я послушно пошел в указанном направлении. Лег. Меня укрыли. Пожелали спокойной ночи. Сказали, что за стенкой будет спать Дима. Я вздохнул, закрыл глаза и почти сразу уснул, тяжелым сном без сновидений.
Проснулся я поздно. Солнце было высоко, хотя... Какое там солнце, за окном пасмурно и серо, а небо заволокли свинцовые тучи. За дверью слышались голоса. Я оделся и вышел. На диване сидели Дима и Антон и тихо разговаривали. Оба в темных джинсах и темных свитерах. При моем появлении они замолчали и поднялись. Лица напряженные, бледные.
- Привет, - поздоровался я с улыбкой. – Ты что здесь делаешь? – обратился я к Антону.
На его лице отразилось недоумение. Он взглянул на Диму и тот неопределенно мотнул головой.
- Ах, да, – понял я его присутствие.
- Как ты? – Антон подошел ко мне и заглянул в глаза.
- Нормально, – покивал я. – Есть только охота.
Ребята снова переглянулись. Дима рассказал Антону где и что найти, чтобы присмотрел за мной, а сам оделся и ушел, озабоченно поглядывая на меня.
Я прошел к кухонной зоне. Сел за стол. Передо мной появилась тарелка с овсяной кашей, чашка кофе и круассан. Видимо Дима их любит, отстраненно отметил я про себя.
Я спросил как дела у Антона. Он принялся рассказывать с наигранной веселой ноткой в голосе. Я его слышал как сквозь вату, периодически проваливаясь в непонятный транс, замирая на несколько секунд. Через какое-то время я оставил попытки понять о чем мне рассказывает Антон. Он и сам замолчал, замерев возле меня, как страж.
Доел все, пересел на диван, включил телевизор. Антон переместился за мной, тихо присев рядом. Щелкая каналы, я выбрал культуру, там показывали про животных. Про львов. Интересно. Они охотились, спаривались, воспитывали потомство. Красивые суровые животные. Потом программа сменилась. Показывали концерт симфонического оркестра.
Хлопнула входная дверь. Дима вернулся. Рассказал, что забрал свидетельство о смерти. Причина – тромбоз крупных артерий на фоне варикоза. Похороны завтра в полдень. В столовой нашего радио он заказал еду, ее привезут и все подготовят у меня дома, Миша договорился, и ключи от квартиры Дима оставил ему. Я покивал. По телевизору показывали новости.
Раздался звонок в дверь. Пришел Миша. Выражение лица напряженное. Протянул мне конверт, сказал что всем коллективом скинулись мне в помощь. Мне вспомнился советский фильм «Служебный роман», когда там все скидывались по 50 копеек на венок. Я подавил смешок. Что-то совсем не к месту мой смех. Миша удивленно посмотрел на Диму, тот неопределенно мотнул головой и пожал плечами. Конверт забрал Дима.
Я посмотрел в окно. Когда только успело стемнеть? Решил сходить в душ. Когда вышел на меня смотрели уже четыре пары глаз – пришел Руслан. Сказал что сожалеет. Угу. Мне тоже очень жаль.
Я сел за кухонный стол, попросил чаю. Кружка передо мной материализовалась в считанные секунду. В квартире было тихо. Я посмотрел на присутствующих, они смотрели на меня.
- Вы чего? – спросил я.
Секунда промедления и они заговорили все разом. Каждый о своем. Переживают…Я снова подавил неуместный смех.
Чай быстро остыл, и я его вылил в раковину. Решил, что пора спать. Пошел в комнату, которую мне выделили. Народ гуськом потянулся за мной. Пока я укладывался, они толпились возле двери. Спокойной ночи тоже пожелали хором. Свет погас. Мое сознание следом, напоследок засветившись голубым светом с надписью «завершение работы».
========== Глава 7. Можно я останусь? ==========
Меня кто-то тормошил. Варвары! Не дадут поспать ребенку!
- Тёма, Тёма вставай, опоздаем!
Я открыл глаза. Дима? Что он делает в моей комнате? Я огляделся. Вспомнил. Это же его квартира. И его комната.
- Наконец-то! Не думал, что ты так крепко спишь!
- Который час? – мой голос хриплый и тусклый.
- Почти девять. Нам нужно ехать. Вставай, – повторил он и ушел.
Я встал. Прошел в ванную. Почистил зубы. Зубная щетка моя. Вернулся в комнату. На стуле обнаружились черная рубашка и черные брюки. Значит, Дима ездил за ними ко мне домой. Оделся. Прошел к кухне. На столе кофе и снова круассаны.
- Ты так любишь эти булочки? – спросил я Диму, сидевшего рядом со мной тоже во всем черном.
- Тут просто пекарня рядом, они там всегда свежие, - почему-то смутился он. – Тебе не нравится?
- Почему же? Я просто поинтересовался.
Мы доели. Оделись. Снова лифт. Снова металлическая дверь. Холод. Машина. Знакомый район. Мой дом. Четвертый этаж. Дверь в мою квартиру открыта. Там кто-то есть.
Нас встретил Михаил Егорович. Хмурый взгляд из-под очков осматривает меня с головы до ног. Брови недовольно хмурятся, губы поджаты. Он грустно покачал головой.
- Все так же? – спросил Миша Диму, кивнув на меня. О чем это они?
- Да, - ответил Дима, стоящий позади и подтолкнул меня в спину.
Увидел Карину, вся в черном, не накрашена. За ней Лена, Максим, дядя Петя и даже Артемка. Почти всем составом работники нашей радиостанции. Тетя Маша снова плачет. Тетя Люба ей вторит. Сестра Полина и ее муж Данил. Антон с отцом. И зачем-то приперся троюродный брат покойного отца со всем своим семейством. А по середине комнаты стоит гроб. В нем лежит моя мама. Бледная. Спокойная. Я подхожу к ней. Смотрю и не узнаю. Это точно она? На ее лице всегда была улыбка, а эта женщина не улыбается. И худая слишком. Неужели она похудела? Почему я не замечал? Мне было некогда в последнее время. Последние полгода мы вообще редко виделись, а ведь всегда были лучшими друзьями. Первый поцелуй, первая девочка, первый секс, бутылка пива – мы с ней все и всегда обсуждали. Она говорила, что гордится мной. Эта женщина в гробу на нее просто похожа.
Народ засуетился. Меня отодвинули в сторону. Чужие мужчины взяли гроб и понесли. Люди потянулся следом. Мы вышли во двор. Постояли еще на морозе. Потом гроб погрузили в черную «газель», меня снова усадили в машину. Поехали.
Кладбище – белая холодная пустыня с надгробиями. Казалось, в этом месте температура воздуха на десяток градусов ниже, чем во всем городе. Могила уже была раскопана, и как только они это сделали, земля-то стылая? Гроб открыт, стоит рядом. Меня снова подтолкнули в спину, сказали надо попрощаться. Еле выдавил из себя «прости», поцеловал в лоб. Она - как камень, вся ледяная. Подходил еще люди. Крышку закрыли. Гвозди вбили. Опустили гроб в могилу. Надо бросить горсть земли. Я что-то подобрал, что-то бросил. Пока закапывали, рядом стоял Дима, как стражник.
Снова дорога. Мы приехали в мою квартиру. Люди ели, пили, говорили. Ко мне подошел папин брат. Заискивающе спросил, что я буду делать с квартирой. Саранча! «Убейся об стену, урод!»- хотелось мне крикнуть, но я просто проигнорировал его, тупо глядя в свой стакан с водкой.
Потом все вдруг резко засобирались. Появились еще люди – убрали посуду и столы. И разошлись.
Тишина.
Я огляделся вокруг. Никого нет. Телевизор молчит, радио тоже. Я совсем один сидел на диване, все так же в куртке и ботинках. Я прошел на кухню – никого. Совсем один. И мамы нет…
Господи! Она же умерла! Умерла! Навсегда!
Как же так! Как же я не усмотрел! Что же мне теперь делать?
- Мамочка, - у меня вырвался протяжный всхлип. – Мама! Прости меня, прости... – горько шептал я в тишину и слезы вдруг ручьями потекли из глаз. Я не смог больше сдерживаться и крик боли разлетелся по квартире.
- Ма-ма! – я упал на колени, обливаясь слезами. – Мама!
Я выл как загнанный волк. В груди разлилась адская боль, сердце раскалывалось на части. Происходящее вдруг обрушилось на меня неподъемной тяжестью. Еще чуть-чуть и раздавит. Вдруг я почувствовал, как чьи-то сильные руки обняли меня. Шестое чувство определило, что это Дима и я изо всех сил вцепился ему в плечи.
- Дима, мама умерла! – кричал я ему в ухо. – Умерла!
Он обнимал меня, прижимая к себе все сильней. Я уткнулся ему в шею, вжимаясь и продолжая выть. Хотелось забраться на него, спрятаться у него под курткой, лишь бы больше не было так больно.
Через час истерика поутихла, и я немного пришел в себя. Мы, оказывается, продолжали сидеть на полу, и Дима обнимал меня, раскачиваясь из стороны в сторону. Его рубашка промокла от моих слез, мои волосы тоже были мокрыми. Из носа нещадно текло, затрудняя доступ воздуха.
Через два – и слезы иссякли, а голос окончательно сел, я даже начал икать. Воздуха по-прежнему не хватало, у груди все сжималось. Дима попытался встать, подать мне воды, но я уцепился в него мертвой хваткой. Тогда он силой поднял меня на ноги и напоил водой.
- Не уходи, - шепотом молил я его. – Только не уходи, пожалуйста. Не оставляй меня одного.
Я поднял голову, заглядывая ему в лицо. Его глаза слегка покраснели, видимо плакал вместе со мной. В них читалось сочувствие и, разделенная вместе со мною, боль.
- И не собирался, - прошептал он мне и снова крепко обнял. – Поехали ко мне.
Я кивнул ему где-то в районе груди, и мы пошли.
Возле подъезда одиноко стояла его черная машина. Это оказался Nissan x-trail, на заднем стекле красовалось белое солнышко, логотип нашего радио. И как я раньше не заметил? Казалось, похолодало еще сильней, да еще и начало смеркаться. Льдом сковало не только дорогу, но и все мое тело и внутренности.
На дорогу ушло около получаса, хотя раньше мне казалось, что он живет значительно ближе. Все так же, не размыкая объятий, мы поднялись на его этаж и вошли в теплую квартиру.
Я шмыгал носом. Дима помог мне снять куртку и ботинки, я сам не смог бы - руки и ноги у меня ощутимо дрожали.
- Хочешь в душ? – тихо спросил он.
- Спать хочу, - пробормотал я, уткнувшись носом в его грудь.
Мы добрались до спальни. Кровать была больше той на которой я спал раньше, но я не особо заострил на этом внимание и рухнул на нее не раздеваясь. Дима лег рядом. И возле его теплого сильного тела я, наконец, уснул.
Я проснулся от сильной головной боли. Глаза еле разлепил, видимо опухли от слез. На кровати я лежал один закутанный в плед как в кокон. Еле оторвав тяжелую голову от подушки, отметил, что из одежды на мне остались только брюки. Впервые огляделся. По боками кровати - тумбочки, слева большое окно с легкими занавесками, через которое пробивается желтоватый свет от уличного фонаря, перед кроватью стоял резной комод, над которым висело зеркало в резной оправе, левее виднелась открытая дверь, а всю правую стену занимал шкаф-купе.
Я вышел, завернувшись в плед. Справа еще одна дверь, видимо в ту комнату, где я ночевал вчера. Чуть дальше еще одна, ведущая в ванную. Гостиная представляла собой студию, в дальнем ее конце была отлично оборудованная кухня. Два больших окна хорошо освещали оба конца комнаты. Перегородка-стеллаж отделяла прихожую. На стене висела огромная плазма, перед ней - низкий журнальный столик из стекла на металлических витых ножках, под ним ковер с длинным ворсом, два мягких кресла а между ними диван, на котором и сидел Дима. Ноутбук, который он держал на коленях, голубоватым мерцанием освещал лицо парня, он сидел в наушниках с обнаженным торсом и что-то увлеченно печатал. Атлетическая фигура, красиво очерченные грудные мышцы, черная поросль неширокой полосой плавно перетекала на подкачанный пресс, постепенно сужаясь к бедрам и красноречивой дорожкой убегала под ремень брюк, сильные руки с видимой мускулатурой, изящные длинные пальцы пианиста... Правильные черты лица, твердая линия скул и подбородка, орехово-карие глаза, опушенные неожиданно длинными черными ресницами. Чуть длинноватые волосы, очень шелковистые на вид, мягкой волной закрывали часть шеи. Через минуту созерцания я понял, что просто засмотрелся на него и спешно продолжил осмотр помещения.
В левом углу, под самым окном, стоял синтезатор, диджейский пульт и большие концертные колонки. Еще колонки стояли по обе стороны от дивана и даже висели на стене, возле телевизора. Я здесь провел целых два дня, а квартиру увидел впервые.
Дима меня заметил и стянул наушники на шею, рассматривая с тревогой.
- Привет, - тихо сказал он
- Привет, - ответил я, еле ворочая языком.
Он поставил ноутбук на столик, сверху положив гарнитуру.
- Ну, как ты?
- Угу, - кивнул я.
Я стоял, подперев левым плечом стену. Почувствовал, что глаза снова наполняются влагой. Невольно хлюпнул носом. Дима тут же подлетел ко мне и, обняв одной рукой, подвел к дивану. Я уткнулся в его теплое плечо и снова всхлипнул.
- Спасибо тебе, - прошептал я.
- Ну что ты, - ответил он, снова начав раскачиваться вместе со мной. – Не за что.
Он помолчал минуту, а потом продолжил:
- Я сначала испугался твоему равнодушию. Теперь боюсь твоих истерик. Голова-то небось зверски болит? – спросил он меня в макушку. Я покивал, продолжая хлюпать носом и подвывать. – Давай-ка прекращай плакать, а то уже на китайца похож… Все будет хорошо. Обещаю.