- Я не думаю, что они некрасивы. - Его улыбка была странной и порочной. - Нет ничего ужасного в том, что ты хочешь обладать красивой девушкой... Но ты слишком невинен, чтобы даже представить себе такую возможность. Может быть, тебе вообще неинтересны девушки?
Я покраснел, вспомнив приключение с цветочницей на рынке, а также знатных дам, которых я видел в районе дворцов. Я робел всякий раз, когда женщины смотрели на меня, считая себя недостойным их внимания.
- Ну почему же неинтересны, - пробормотал я, отводя глаза. - Просто мои сестры - это мои сестры, и я не желаю больше обсуждать это. Если в вашей власти наказывать за грехи, считайте, что я донес вам на своего брата.
- С этим ничего не поделаешь, Андреа. Такое случается, и никакие наказания этого не изменят. - Он протянул руку и взъерошил мне волосы. - Ты славный паренек. Мне кажется, я мог бы устроить так, чтобы тебе не пришлось работать у портного.
- Что вы задумали?
- Завтра я все тебе расскажу. Спи.
Я вздохнул и закрыл глаза, все еще не чувствуя себя в состоянии уснуть рядом с ним, в огромной мягкой постели. Все это было слишком похоже на сказку. Должно быть, он подобрал меня из любопытства или из жалости, так же, как порой подбирают бездомных котят, а теперь забавлялся моей наивностью. Он был настолько опытнее и выше меня по положению, что у меня замирало сердце. Не просто старше и богаче - в нем было что-то, заставлявшее меня трепетать. Я не мог бы с уверенностью сказать, что именно: ум, обаяние, сила, властность, а может быть, какая-то особенная осведомленность в жизни, свойственная лишь ему. Его присутствие успокаивало меня, хотя я прекрасно сознавал, что, обратись ко мне любой другой кардинал, я, вероятно, убежал бы, а то и просто лишился чувств от страха. И все же мне не пришло бы в голову просить у Чезаре благословения...
Я тихо усмехнулся, но он услышал.
- Спи, - повторил он, и его рука слегка сжала мои пальцы.
Я повернулся на бок, стараясь не тревожить его, и вскоре уснул.
Проснулся я среди ночи и, не открывая глаз, не сразу вспомнил, как оказался в этой роскошной постели под пологом, а когда вспомнил, решил, что для меня лучше было бы перебраться в другое место.
Сев, я протер глаза. Чезаре в комнате не было. Свеча в серебряном подсвечнике оплывала каплями воска, освещая разбросанные по столу бумаги и принадлежности для письма. Должно быть, мой благодетель вел ночную жизнь, уделяя сну совсем мало времени. Я оделся, прошелся по комнате, выглянул в окно и, прихватив из вазы с фруктами большой персик, вышел в коридор.
Охранник, стоявший у дверей, посмотрел на меня со смесью раздражения и любопытства.
- А... монсеньор кардинал ушел? - спросил я, чтобы завязать разговор.
- Тебе лучше знать, - хмыкнул солдат, разглядывая меня. - Ты же спишь с ним, верно?
Оттенок пренебрежения в его голосе заставил меня нахмуриться.
- Это не ваше дело, - сказал я с достоинством. - Он... дает мне поручения, которые я выполняю.
- Да уж известно, какие у тебя могут быть поручения. - Солдат осклабился, потом вдруг обхватил меня за талию и притянул к себе. - У его преосвященства хороший вкус...
- Пустите! - рявкнул я, и мой голос позорно сорвался. Ударив наглеца обеими руками в грудь, я вырвался, отступил назад в комнату кардинала и захлопнул за собой дверь. Оставалось только ждать, когда вернется Чезаре, чтобы потребовать у него объяснений.
Ночь тянулась медленно. Я съел три персика, потом достал бутылку с вином и налил себе полный бокал в надежде, что выпив, смогу снова уснуть. Не тут-то было: мне просто стало плохо. Голова закружилась, я без сил рухнул в кресло, сжимая руками виски. Похоже, я действительно опьянел.
За окнами уже светлело, а я все никак не мог придти в себя. Откинувшись на спинку кресла, я беспомощно перекатывал голову из стороны в сторону, жалобно мыча от протестующего состояния в животе.
Так меня и нашел вернувшийся кардинал.
- Андреа, что это с тобой? - встревоженно спросил он, присев возле меня на корточки. Взяв за подбородок, он заставил меня держать голову прямо. - А ну-ка посмотри на меня.
Я попытался сфокусировать глаза на его лице, но не смог и только глупо рассмеялся.
- Проклятье, да ты напился, как монах!
Он подхватил меня на руки и перенес на постель, потом снял с меня камзол и рубашку, уложил головой на подушки и сел рядом.
- И как же тебя угораздило?
- Ваше сиятельство, я никогда раньше не пил вина, - пролепетал я, держа его за руку. - И никогда больше не буду, честное слово...
- Безделье плохо на тебя влияет. - Он покачал головой. - Отныне я крепко подумаю, прежде чем оставить тебя без присмотра.
- Дайте мне немного отлежаться, а потом я уйду и больше не доставлю вам забот.
- Нет, ты мне еще понадобишься.
Я закрыл глаза. Мир кружился в медленном хороводе пятен и вспышек, то разгорающихся, то угасающих перед моим многострадальным взором.
- На что я вам? - прошептал я, и он сжал мои пальцы в своих.
- Мне нужен поверенный для тайных поручений. Человек, которому я мог бы доверять. Тот, кто выполнял бы небольшие задания, относил письма, следил за людьми, которых я укажу...
- Я не смогу, - печально сказал я, - я слишком неуклюж.
- Это ничего. - В его голосе сквозила улыбка. - От тебя не потребуется многого, пока только ходить по городу и делать то, что я скажу.
Я замолчал и облизнул пересохшие губы.
- Ты красивый, - сказал он, склонившись ко мне, и я ощутил на своем лице его дыхание. Его рука легла на мою грудь и стала поглаживать ее, но я почти ничего не чувствовал.
- Мне так плохо, - пожаловался я. - Еще немного, и меня стошнит.
Он засмеялся.
- Надеюсь, это послужит тебе уроком, мой маленький Андреа.
Мне вдруг захотелось, чтобы он обнял меня и прижал к себе. Мне отчаянно нужна была его забота, его участие, может быть, даже спокойная ласка. В конце концов, я был для него всего лишь ребенком, которому он оказывал покровительство. У него были такие сильные руки...
Я бессильно лежал перед ним, и он легонько гладил мои плечи и грудь. Когда я открыл глаза, наши взгляды встретились, и я улыбнулся, погружаясь в темные озера его глаз, в которых вспыхивали и гасли золотистые огоньки. Пожалуй, мне было хорошо. Он был со мной, его терпения и доброжелательности хватило настолько, чтобы не покинуть меня, пока я не почувствовал себя лучше. Когда хмель немного выветрился из моей головы, я несмело обнял его.
- Почему вы делаете все это для меня?
- Просто ты мне понравился. - Он улыбнулся и высвободился из моих объятий. - Ну, довольно, я тебе не сиделка. Сейчас я напишу одно письмо, и ты должен будешь отнести его во дворец Лукреции Борджиа на Виа дель Пеллегрино - тебе известно, где это?
- Да, монсеньор.
Он усмехнулся, когда я назвал его кардинальским титулом, но ничего не сказал, а молча сел за стол и начал писать.
- Отдашь письмо лично монне Лукреции. - Он отдал мне сложенный лист, запечатанный восковой печатью. - Ответа можешь не дожидаться. Если у тебя есть собственные дела в городе, до вечера распоряжайся своим временем как тебе вздумается. Ночевать возвращайся ко мне. Никколо приготовил для тебя комнату рядом с моей, так что теперь нам не придется делить постель на двоих. - Он улыбнулся, а я смутился и отчего-то почувствовал легкое сожаление.
Он заставил меня хорошо позавтракать, и я отправился исполнять его первое поручение, втайне надеясь, что и дальше ничего сложнее мне делать не придется. Район дворцов располагался неподалеку от Ватикана, так что далеко идти мне не нужно было. Проходя по коридорам и галереям, я теперь уже без спешки любовался скульптурами, фресками и резьбой. Впрочем, проходившие мимо папские гвардейцы поминутно заставляли меня напрягаться: я никак не мог свыкнуться с мыслью, что выгляжу теперь не как трущобный водовоз, а как придворный знатного вельможи. На меня стражники обращали не больше внимания, чем на любого из проходивших мимо обитателей Ватикана, так что вскоре я немного успокоился и к цели своего путешествия добрался вполне уверенно, как подобает хорошему посыльному.
В приемной роскошного палаццо на улице дель Пеллегрино меня встретил чопорный слуга, спросив о цели моего визита, на что я ответствовал, что должен передать личное послание госпоже Лукреции от кардинала Борджиа. Слуга протянул руку, чтобы забрать письмо, но я упрямо повторил, что передам письмо только лично госпоже Лукреции. Он попытался спорить, я повысил голос, и в это время с лестницы послышался звонкий юный голос:
- В чем дело, Алонсо?
Я как можно учтивее поклонился, с восхищением взглянув на сбегающую по ступенькам девушку. Она была поистине прелестна: легкая, золотоволосая, с бледной кожей и бездонными голубыми глазами, сияющими, как сапфиры. Ее платье, открытое на груди чуть больше, чем позволяла мода, безупречно облегало стройную фигурку. Мне она показалась почти девочкой, едва ли старше меня самого.
- Синьора, этот юноша утверждает, что принес вам послание от кардинала Борджиа, - сдержанно сказал слуга, с неодобрением посмотрев на меня.
- Хорошо. - Она подошла ко мне и обворожительно улыбнулась. В ее улыбке было что-то, напомнившее мне Чезаре. - Я никогда раньше тебя не видела.
Я молча протянул ей письмо. Она нетерпеливо сломала печать и, пробежав бумагу глазами, кивнула.
- Ты принес радостное известие. Ступай, теперь я тебя запомню.
Я смотрел на нее, наслаждаясь звуком ее голоса, каскадами золотистых локонов, сбегающими на плечи, гордой посадкой головы на точеной шее. Она была самой прекрасной девушкой из всех, что я когда-либо видел.
- Благодарю вас, монна Лукреция, - пробормотал я, неловко кланяясь, и направился к двери.
На улицу дель Пеллегрино я теперь готов был ходить хоть каждый день. Выйдя из дворца, я побрел через площадь, размышляя о том, была ли несравненная госпожа Лукреция любовницей Чезаре, или их связывали иные отношения. Судя по выражению ее лица, когда она читала письмо, она, несомненно, его любила. Я ощутил укол ревности и тут же рассердился на себя самого: ну какое право я имел ревновать это божественное существо к моему господину? У властителей свои дела, а я всего лишь бедный сын кузнеца, милостью кардинала Борджиа вытащенный из грязи и унижения...
День я провел, гуляя по улицам Рима, а ближе к вечеру направился в Ватикан, как и требовал от меня мой хозяин. В приемной меня встретил Никколо и сразу же проводил в комнату, которая теперь была отведена мне для проживания. Комната оказалась не такой большой, как у кардинала, зато там были стол, два стула, сундук для одежды и вещей и большая кровать. Все это, как объяснил Никколо, было в моем полном распоряжении. Затем он пригласил меня поужинать в столовую для прислуги, располагавшуюся на первом этаже, и я имел удовольствие познакомиться с равными себе. Здесь были конюшие, кравчие, повара, кастеляны, денщики, один художник с хмурым лицом и весельчак плотник, сыпавший скабрезными анекдотами к удовольствию всех присутствующих мужчин. Женщины неодобрительно покачивали головами, но тоже не могли удержаться от смеха. На меня смотрели с любопытством, но вскоре приняли как своего. Эти простые люди были гораздо ближе мне, чем окружение кардинала, даже Никколо казался вельможей по сравнению с ними. Я с аппетитом уплетал суп и пироги, вместе со всеми смеясь над шутками плотника, а затем мы с Никколо отправились в покои кардинала.
- Вы личный слуга монсеньора? - спросил я.
- Да, я его камердинер. В мои обязанности входит содержание комнат в чистоте и уход за одеждой, а также я помогаю монсеньору переодеваться, умываться и выполняю небольшие поручения.
- Вроде доставки писем? - насторожился я.
- Нет, для этого у него есть другие люди. Я слуга, а не курьер.
Я не мог бы сказать, что было в его тоне - гордость или сожаление, поэтому промолчал. Должно быть, слугой быть почетнее, решил я. Целый день быть при кардинале, следить за его гардеробом, выполнять мелкие поручения - для этого надо быть собранным и ловким, не допускать промахов и успевать делать много дел одновременно. Я невольно проникся уважением к Никколо и подумал, что завоевать его дружбу было бы неплохо.
Оставшись в своей комнате, я осмотрелся. В сундуке обнаружились пара чистых смен белья, серый костюм из добротной ткани, еще один роскошный костюм из алого бархата с белыми вставками, чулки и великолепная батистовая рубашка, отделанная кружевами. Я не мог поверить, что это все для меня, и, закрыв сундук, подошел к окну, из которого был виден купол белого летнего домика Папы, утопающий в зелени огромного сада.
Справа от моих окон располагался небольшой балкон, на который выходила одна из комнат моего господина, и сейчас я услышал доносившиеся оттуда тихие голоса. Говорили мужчина и женщина. Голос кардинала Борджиа я узнал сразу же, а вот женщину было почти не слышно. Славно, подумал я, мой хозяин ничем не лучше прочих кардиналов - тайком встречается с любовницей, да еще в стенах папского дворца. Интересно, кто она - знатная синьора или обычная проститутка?
Усевшись на широкий подоконник, я мысленно попросил Бога простить меня за недостойное любопытство и стал прислушиваться.
- Мне так тебя не хватает, - сказал Чезаре. - С тех пор, как ты вышла замуж, мы стали видеться все реже.
- Я не люблю Джованни, ты же знаешь, - тихо проговорила женщина. - Только тебя, мой дорогой, тебя одного.
- Я не в силах видеть тебя рядом с другими мужчинами, сестра.
Задохнувшись от потрясения, я напряг слух, боясь пропустить хоть слово.
- Тебе станет легче, если я скажу, что мы с Джованни не делили ложе с тех самых пор, как отец утвердил наш брак? К тому же он почти сразу уехал из Рима.
- Ты постоянно говоришь мне об этом, но мне не легче. Поцелуй меня...
Наступила тишина. Я представил себе, как Чезаре целуется с женщиной, которую он назвал своей сестрой, и мне стало нехорошо. Он не мог осуждать Марко, потому что сам оказался таким же подлецом и совратителем!
- Лукреция...
- Чезаре, любимый...
Я едва не свалился с подоконника. Как? Лукреция - его сестра?! Неужели та самая монна Лукреция, к которой я ходил нынче утром? Совпадения быть не могло, это, несомненно, была она. В подтверждение своей догадки я услышал:
- Кто тот очаровательный юноша, который принес твое письмо? Сын какого-нибудь чиновника или, может быть, племянник кого-то из кардиналов?
- Ты никогда не догадаешься.
- Твоя очередная причуда? Ну, скажи.
- Я подобрал его на улице, он простой парнишка-водовоз из района Треви.
- Неужели? Такой красавчик, а как он смотрел на меня...
Чезаре рассмеялся.
- Смотри, я ревнив.
- Кого из нас ты ревнуешь больше, меня или его?
- Прекрати. Я еще не предъявлял на него права.
Она засмеялась, и разговор снова прервался. Потом я услышал:
- Чезаре, любовь моя, я изнемогаю... Возьми меня... Пойдем в постель...
Послышался шорох, тихий смех, затем наступила тишина. Я сидел не шевелясь, и меня трясло от возбуждения. Мое воображение рисовало мне картину торопливой возни двух тел, вроде того, как Марко прижимал к земле бедную Нани, и я не знал, как теперь буду смотреть в глаза своему хозяину. В то же время, Лукреция сама готова была отдаться брату, так имел ли я право жалеть ее и осуждать Чезаре?
Я бросился в кровать, но долго мучился без сна, представляя себе, как за стеной кардинал Борджиа занимается любовью со своей прекрасной сестрой. Они оба были красивы и составили бы отличную пару, не будь это богопротивным грехом. Моя фантазия разыгралась не на шутку, и я с удивлением обнаружил, что мое мужское естество отзывается на воображаемые мной картины самым недвусмысленным образом. Дотронувшись до своего твердого подрагивающего члена, я застонал от удовольствия, доставляемого прикосновением пальцев к чувствительной плоти, и принялся ласкать себя, уже не в силах остановиться. Стиснув зубы, я едва сдержал мучительный стон, когда мое тело напряглось в последнем пароксизме. На мои руки брызнула густая белая жидкость, и пришло долгожданное облегчение. Закрыв глаза, я без сил содрогался на постели, ненавидя себя самого за грешные мысли и дела. Поистине, служба у кардинала вела меня прямиком в ад...