Принятое решение позволило спокойно дождаться возвращения отца и больше не лезть к тому с вопросами. В ресторан отеля они отправились в полном молчании, каждый в своих мыслях.
Столик был на четверых и при их приближении Хан встал, освобождая место. Вацлав на него даже не посмотрел, скользнув взглядом по Ирен и уделив всё своё внимание поднявшемуся Берту. Тот представился, но руки не протянул. Правильно, её бы всё равно не пожали.
Богдан оценил, как Берт выдержал колючий, изучающий взгляд отца невесты.
– Ирен, ты отправляешься домой, – Вацлав перевёл взгляд на дочь.
Та испуганно пискнула, и Берт не стал молчать, придвинувшись к ней и положив руку на плечо:
– Конечно, мы посетим вас, но немного позже. Мои родные хотят познакомиться с моей женой. У нас столько родственников, что понадобится время, чтобы известить и собрать всех.
– Ирен, – повторил Вацлав, игнорируя сказанное.
– Я теперь замужем, папа, и слушаюсь мужа, – сестра нашла в себе силы возразить отцу, напомнив о правилах в их круге.
– Если ты не вернёшься домой – его двери закроются для тебя навсегда.
– Решения принятые сгоряча не всегда самые верные, – заметил Берт, крепче прижимая к себе Ирен.
– Я рад, что вы понимаете, насколько ошибочен ваш поспешный брак, – Вацлав бросил хищный взгляд на полицейского.
– О какой поспешности речь? – притворно удивился Берт. – Я и так достаточно долго ждал, пока девушка, давно запавшая мне в сердце, повзрослеет.
Ковальский перевёл взгляд на дочь:
– Ирен?
– Я замужем и остаюсь с мужем, – твёрдо произнесла она, но потом голос беспомощно дрогнул: – Папа…
Жалобный взгляд скользнул по Хану и Богдану в поисках поддержки, но те пока не вмешивались.
– Это твоё решение. С ним ты теряешь право на нашу фамилию и наследство. – Вацлав был суров и непоколебим.
Ирен ахнула, но её тут же успокоил Берт:
– Не переживай, у тебя теперь моя фамилия, и в деньгах мы не нуждаемся.
– Тогда следуйте за мной, чтобы подписать документы, – Вацлав отвернулся, но его остановил Берт.
– Пришлите их моим юристам, и мы всё подпишем, когда они будут готовы.
Ковальский старший оглянулся:
– Со мной уже прибыл юрист, и они готовы. Осталось только заверить.
– Если это ловушка… – Берт бросил предостерегающий взгляд на Богдана.
– Юрист действительно прилетел с отцом, – подтвердил он, гадая, что же задумал Вацлав. Ведь тот даже не пытался давить на Ирен, и вопросы задавал скорее для проформы, хотя со стороны могло показаться и иначе. Уж он-то его хорошо знает.
Все вместе они поднялись в номер, где их уже ждал Ондельсон и два человека из охраны. Документы были подготовлены и один экземпляр дали Ирен, а второй её мужу. Заинтересованный Богдан подошёл к сестре, читая поверх её плеча.
Ирен держалась, сохраняя на лице гордое выражение, но нечто её смутило.
– Почему я должна буду говорить, что в девичестве моя фамилия Ларсен?
Богдан бросил взгляд на отца, поверх головы сестры, не веря, что тот пошёл на это.
– Потому, что это фамилия твоей матери. Настоящей, – ответил Вацлав.
– Я приёмная?! – не поняла Ирен, пребывая в шоке.
– Не совсем. Ты моя дочь от любовницы. Я снизошёл до тебя, взяв в свою семью, но ты недостойна носить мою фамилию.
– Богдан? – Ирен обернулась к брату, ещё не веря услышанному, но осеклась, не увидев никакого удивления на его лице. – Ты знал?!
– Догадывался. Об этом в семье не говорили. Однажды приехав на каникулы я узнал, что у меня появилась сестра.
Ему захотелось придушить отца, когда по лицу Ирен потекли горькие слёзы. Вся её жизнь рушилась. Пробежав глазами документ, он увидел, что отец полностью вычеркивает её из своей жизни, запрещая ей хоть где-то упоминать связь с семьёй Ковальских, звонить и пытаться искать встреч.
– Больше её у меня нет, – холодно закончил он, ненавидя себя за боль в её глазах. Не выдержав, наклонился к её уху. – Подписывай. Ничто не мешает мне искать встреч с тобой, зато ты больше не обязана подчиняться ненавистным с детства правилам, – шепнул ей.
Словно в трансе Ирен взяла ручку и подписала документ.
– Оставьте нас наедине, – приказал вдруг Вацлав, когда последняя подпись была поставлена, а Ондельсон собрал документы вышел, сказав, что будет ждать в своём номере. Ирен уже не плакала, лишь глубоко вздыхала и кусала губы.
Спорить никто не стал. Когда магистр говорил таким тоном, это было бесполезно, Хан с Богданом это знали на собственном опыте, а вот Берта пришлось чуть ли не выталкивать. Несмотря на отсутствие возражения со стороны сестры, тот всё с тревогой оглядывался на Ирен.
– Расслабься, – тихо рявкнул Богдан, у которого заболела от всего этого голова, – все, никто ей уже ничего не сделает. Ее выкинули из семьи.
Берт с нескрываемой злостью глянул на нового родственничка, возмущённый его крепкой хваткой.
– Знаю, – кивнул Богдан, – мы набьем друг другу морды. Но позже. Выходи уже.
Стоило захлопнуться за ними двери, как полицейский высвободился от захвата и ударил Богдана. Ожидавший этого Ковальский с лёгкостью уклонился.
– Я сказал – позже! – веско произнёс Богдан.
– Чего застыли? Свободны! – бросил Хан вышедшим с ними охранникам.
– Считаешь, что мы ещё встретимся? – процедил Берт, глядя в спину удалявшимся громилам, которые беспрекословно послушались лишь после того, как дождались утвердительного кивка от Богдана.
– Куда ты денешься. Я собираюсь часто навещать сестру, и твоё мнение меня не интересует.
– С чего это вдруг? Ты же при всех от неё отказался, – со злостью поинтересовался Берт, у которого все близкие родственники жены в своём снобизме стали вызывать тошноту.
– Так было надо для её же безопасности. Представь себе, меня её благополучие и счастье тоже заботит, иначе твой хладный труп давно бы уже плавал в реке, – невозмутимо ответил Богдан.
– Не боишься говорить это полицейскому? – прищурился Берт.
– Так практически бывшему, – поддел Богдан, но потом совсем другим тоном сказал: – Я тебе сестру доверил, а это уже о многом говорит. Хотя… если обидишь её словом или делом – придётся поплавать.
– Сильнее, чем обидели её вы, у меня за всю жизнь не получится.
– Отец знает, что делает. Тебе некоторые вещи не понять.
– Богдан, не стоит обсуждать это в коридоре. Камеры… – с намёком произнёс Хан, который не вмешивался в их разговор. – Пожалуй, я прогуляюсь.
– Не стоит, – произнёс Берт. – Там мои люди.
Видя удивление в их глазах, хмыкнул:
– Не думали же вы, что я приведу сюда Ирен и оставлю без наблюдения ваши передвижения?
– Неужели показал значок? – вздёрнул бровь Богдан.
– Сделал звонок… тётушке. Этот отель принадлежит ей.
– А он мне нравится! – усмехнулся Хан.
– Собираешься увести его у моей сестры?
– Почему бы нет. Он же у меня её увёл.
– Хан, мне кажется, у тебя слишком ровные зубы.
– Завидуй молча! – продолжал зубоскалить тот.
Постепенно напряжённая атмосфера рассеивалась. Берт не спешил делать выводы, понимая, что не всё так однозначно. Телефонный звонок заставил его выругаться.
– Да, мам… Подъезжаете? Ждём.
Богдан с Ханом переглянулись.
– Насколько понимаю, тебя им представлять не стоит? – закончив разговор, поинтересовался Берт у Богдана.
– Мне лучше появиться на семейном ужине не в таком людном месте.
Было видно, что такой ответ его не удовлетворил, но появление притихшей Ирен отмело все вопросы.
– Как ты? – спросили они с Богданом практически в унисон.
– Жить буду.
– Долго и счастливо. Я тебе обещаю, – обнял её Берт и она прильнула к нему, ища опору.
– Богдан, мне нужно с тобой поговорить, – произнёс Хан. – Ирен, я его похищу. Надолго не прощаемся, принцесса, – подмигнул ей.
Глава 20
До дома Кирилла я добралась бегом. Хотела и вместо лифта по лестнице подняться, но вовремя одумалась. Открывший мне дверь Кирилл сразу понял, что со мной не всё в порядке.
– Что случилось? Да на тебе лица нет! – с беспокойством воскликнул он.
«Вообще-то не лица, а лифчика», – от этой мысли стало неестественно смешно, и я не стала сдерживаться, разразившись каким-то каркающим смехом. Если честно, это был смех сквозь слёзы, только плакала я в это время внутри. После пережитого стресса меня стало потряхивать.
Ужас, чуть не изнасиловали в собственном доме!
– Да что с тобой?! – развернул меня к себе Кир, и я прильнула к нему, обняв за талию.
– С Кристофом встретилась. Еле ноги унесла, – пробубнила я, уткнувшись ему в грудь.
– Опять тебя дома ждал? – начал закипать Ольховский. Неприсущий ему в голосе металл заставил меня одуматься и взять себя в руки. Ещё не хватало, чтобы он побежал ко мне и устроил с ним разборки.
– В гости пришёл.
– Да ты вся дрожишь! – почувствовал обнимающий меня Кирилл.
– Не откажусь от кофе… с коньяком, – ответила я, нехотя от него отстраняясь. Мне определённо нужно было расслабиться и привести нервы в порядок.
– Что он сделал? – не двинулся с места Кир и удержал меня, когда я хотела пройти мимо него на кухню.
Перед глазами тут же пронеслись картины поцелуев, и как пришлось терпеть, когда меня лапали. Интуитивно понимала, что об этом лучше молчать. Не потому, что Ольховский не так поймёт или в чём-то обвинит. Просто тогда столкновение между ними двумя станет неизбежно, а мне на сегодня хватило выяснений отношений.
– Мне кажется, за мной следят. Кристоф откуда-то узнал, что я не ночевала дома и о моём визите в отель ему тоже известно.
– Теперь ты убедилась, что они из Ордена? Я больше и на шаг тебя одну не отпущу! – меня сжали в объятиях, но я была совсем не против.
Потом сидела на кухне, уютно устроившись на диванчике, поджав под себя ноги, а Кирилл отпаивал меня кофе, щедро сдобренным Бейлисом. Пришлось рассказать ему о встрече с Кристофом, опустив часть с приставаниями. В таком пересказе получилось сухо и коротко. Призналась только в том, что сбежала от испанца, оставив его в квартире.
Кирилл пожурил, сказав, что лучше бы я ему позвонила и тянула время, а так только вызвала лишние подозрения. Оправдалась тем, что телефон был разряжен, и я испугалась. Последнее – чистая правда, между прочим. Меня беспокоило, что Кристоф в отместку мог оставить включенными краны в ванной, но смелости идти проверять не было. Даже вместе с Кириллом. Если за домом следят, то только выдадим себя.
– Не нравится мне всё это, – задумчиво произнёс Кирилл, и на глубине его глаз притаилось беспокойство. – Может, отдать им платок, чтобы оставили в покое?
– Что?! – не ожидала такого я.
– Этот Орден та ещё банда, и методы у них как у сицилийской мафии, но зачем нам этот платок? Ты же не думаешь серьёзно отдать его Лебедевой? Ей родная бабка его не доверила. Она себя с ним быстро засветит и в лучшем случае её уберут тихо и без шума, а в худшем с пытками, если будет упираться.
В чём-то он был прав. Получи шейный платок, Сашка тут же начнёт экспериментировать и использовать его по максимуму.
– Оставлять его у себя смысла нет, – продолжил рассуждать Кирилл. – Опасно, да и не зачем. Использовать его я тебе не дам. Слишком большой вред он наносит здоровью, а тебе ещё мне детей рожать.
– Чего?! – ахнула, потрясённая его планами на себя любимую.
– А что тебя удивляет? Хочешь заработать себе астму или ещё какую болячку?
– С этим понятно. Ты рождение детей не хотел бы со мной сначала обсудить.
– Ты имеешь что-то против детей?
– Нет, но считаю разговоры об этом как-то преждевременными. Они должны рождаться в браке, а мы с тобой неделю только встречаемся.
– Серебрянская, ты мне с третьего класса нравишься, а с седьмого я тебя люблю, – хмыкнул Кирилл. – Неужели думаешь, мне нужно ещё время, чтобы определиться, с кем я хочу быть в этой жизни? Что поделать – ты у нас тугодум и подслеповата, разглядела меня только сейчас.
Единым махом испортил всю романтику момента Кир, и уже расчувствовавшаяся я резко захотела его прибить.
– Ольховский, мне тебя пожалеть, бедненького? – зашипела похлеще змеи, отставляя чашку.
– Лучше поцелуй. Даже не представляешь, сколько ты мне задолжала, – заявил самоуверенный наглец, потянув меня на себя.
– Нет, я тебя сейчас придушу! Подслеповатая, значит? – возмутилась я, стукнув его по плечу. – Тугодум? – ещё один удар от души.
– Серебрянская, привыкай к мысли, что выйдешь за меня замуж и родишь пятерых детей. Это я тебя в известность ставлю, а то ты у нас слишком много думаешь, и мы и так много времени потеряли, без труда скрутил меня Кирилл, пересадив к себе на колени. – Поженимся в любое время, а вот первого ребёнка родишь после окончания института. Не хочу, чтобы ты нервничала беременная на экзаменах и зачётах.
Как вытащенная из воды рыба я хватала ртом воздух, не находя слов.
– Рад, что возражений не имеешь, – усмехнулся Кирилл, пока я пыхтела как ёжик, и закрыл мне рот поцелуем. Несмотря на самоуверенность слов, нежным, бережным, сладким. В носу запершило. Я расслабилась и ответила, перестав вырываться. Какой же он дурак! Или я глупая, что столько лет не замечала его чувств?
Тема платка всплыла ещё раз, когда я засела за изучение записей Веры Игнатьевны.
– Так что ты думаешь насчёт передачи платка ЭТИМ? – выделил последнее слово Кирилл, подсаживаясь ко мне.
– И как ты себе это представляешь? Мне прийти и преподнести им его с голубой каёмочкой?
– Зачем же так? Можно отправить посылкой, – не обратил внимания на мою иронию Кир.
– С чего ты взял, что после этого они отстанут? Может, им через день платки приходят почтой. Откуда они узнают, что это тот, за которым они охотятся?
– Не суть важно каким образом, обсудим. В принципе, как тебе идея?
Я задумалась, а на душе кошки скребли. С одной стороны хорошо избавиться от платка. Не нужно думать, что с ним дальше делать. События показали, что просто хранить его, и то опасно. Мою квартиру уже обыскивали. Узнают про Ольховского, и к нему вломятся. С другой же… Всё внутри переворачивалось от того, что придётся отдать вещь тем, кто вероятно причастен к гибели Сашиной бабушки.
– Не могу. Не им, – поморщилась я. – Получается, Аделаида Стефановна напрасно умерла. Она пытки пережила, но не призналась. Мне доверила его. Нет, уж лучше Вере Игнатьевне отдать. Она же говорила, что чем больше вещей, тем негативного влияния меньше, а у неё и так руки болят. Ей нужнее.
– В ближайшее время она вещи забрать точно не сможет, и не известно, как долго ещё будет находиться под наблюдением. Нужно подумать, где нам их хранить. Орден так просто не успокоится.
Мысль о том, что вещи отдавать не скоро, странным образом успокоила. Вот умом понимала, что от них лучше избавиться и они причина всех проблем, но терять их не хотелось. Они же чудо в нашем техногенном мире! И хотелось как можно подробнее изучить их влияние. Может, и не врут наши сказки о шапке-невидимке и сапогах-скороходах.
Кирилл о чём-то размышлял, вернувшись к своему компьютеру, а я листала записи Веры Игнатьевны. В отличие от уже имеющегося у меня дневника, в записях не было ничего о событиях личной жизни, лишь в хаотичном порядке записаны все слухи насчёт вещей.
Начиналось с того, что собранный полностью женский костюм даровал женщине неограниченную власть над миром, но и несколько вещей надетых вместе давали неожиданные эффекты. Дальше шло описание вещей. Взгляд зацепился за шляпку. Оказывается, внешне громоздкая и смешная, она дарует возможность скрыться ото всех. Остаться неузнанной в толпе знакомых, пройти незамеченной мимо охраны. Не уберегает от электронных следящих устройств, но на людей действует и даже женщинам способна отвести глаза.
«Вот тебе и шапка-невидимка», – хмыкнула я про себя.
Были ещё и чулки, дарующие грацию. Лиф артистичности, наделяющий владелицу управлять эмоциями окружающих людей. Панталоны, вызывающие вожделение у противоположного пола к владелице, но о них я уже знала. Заинтересовали шейный платок и перчатки, так как они у меня были. Перчатки делились на два вида: первые обостряли восприятие, даруя миру художниц, писательниц, скульпторов, а вторые даровали власть и были особенно ценны. Женщине в этих перчатках покорялись люди и умения. Оружие в таких руках становилось смертоносным, но вот творить такие люди уже не могли.