— Ах… конечно же, разве было бы воссоединение полным без финального штриха в виде психопата дяди Чарльза? — вампир с окровавленными руками уронил платок, позволив ему упасть на неподвижную грудь обезглавленного старика. — Вся семья вступила в игру, как же весело! Должен сказать, суметь вовлечь вас, Чарльз, в эту маленькую встречу, приносит куда больше удовлетворения, чем валить всю вину на бедную миссис Блэк…
— Мы расскажем, что ты сделал, — сказал дядя Чарльз. — Среди верных Константину будут те, кто поверят Константину… которые знают, что он бы не спровоцировал нас вот так.
Мужчина вновь рассмеялся.
— Воистину, ты обладаешь большой верой в себя, если веришь, что кто-то из нашего вида поверит кому-то из вас, а не одному из наших.
— Кто ты? — снова спросила я холодно.
Он посмотрел на меня, вновь быстро окинув взглядом перед тем, как широко улыбнуться.
— Они зовут меня Брик, миссис Блэк. Или же вы можете звать меня Бэйшл.
Затем он вытащил телефон из внутреннего кармана пиджака и сделал фото всех нас, стоявших там. Он также сделал фотографию старика, лежавшего на ковре, и его головы, и косы. Затем он сделал ещё один снимок нас.
— Ты, бл*дь, издеваешься? — взорвался Рави.
Тот, что называл себя Бриком, улыбнулся всем нам, поворачиваясь к каждому по очереди, затем остановившись на мне.
— Мириам, дорогая, я знаю, что для тебя больше всего стоит на кону, так что я доверюсь тебе, чтобы остальные не последовали за нами, когда мы будем уходить. Боюсь, Квентин будет ужасно страдать за это, если они попытаются… а мне бы так хотелось получить счастливый конец.
Я опустила оружие, поднимая руку, когда два силуэта в тени начали открывать стеклянные двери балкона. Когда они сделали это, холодный ветер ворвался в комнату, всколыхнув тонкие занавески по обе стороны и заставив пламя свечей на каминной полке задрожать.
— Подожди! — я позволила оружию и вовсе упасть, поднимая обе руки. Я с трудом дышала, даже думала с трудом. Моё сердце колотилось в груди как отбойный молоток.
— Отпусти его, — выпалила я. — …Пожалуйста. Пожалуйста, отпусти Блэка. К чему бы ты его ни принуждал… я сделаю это вместо него. Я сделаю все, что ты попросишь.
— Мириам! — прогрохотал голос моего дяди от порога. — Молчать!
Я не отводила взгляда от Брика.
— Все что угодно, — повторила я, борясь с чувством сдавленности в груди. — Я сделаю все, что ты захочешь… я займу его место. Я заплачу тебе чем угодно. Просто отпусти его.
Брик улыбнулся мне. Что-то в выражении его лица сбило меня с толку, даже дезориентировало. Мне понадобилась секунда, чтобы осознать — это потому что я видела нечто похожее на искреннюю доброту и сострадание, граничившее с тёплой симпатией.
— Это очень, очень трогательно, дорогая моя. Поистине, — он повернулся к стоявшим позади него четырём вампирам, положив руки на грудь примерно туда, где у людей находилось сердце. — Видите? Некоторые из них вполне милы. Очевидно, что наиболее умные из них способны на глубокие чувства, особенно в отношении своих пар. Эти двое очевидно весьма трогательно преданны друг другу. Разве я не говорил, что из-за этого она будет вести себя разумно?
Ни у одного из четверых вампиров не изменилось выражение лица, и они не ответили на словах Брика.
И ни один из них не выглядел особенно впечатлившимся.
Закончив свою краткую лекцию, он посмотрел обратно на меня, эта симпатия все ещё отражалась в его глазах и голосе. Однако теперь я невольно видела это чувство иначе — более схожим с симпатией, которую люди испытывают к особенно милой собачке.
— Мне действительно так жаль, моя дорогая, но мне понадобятся услуги твоего мужа ещё некоторое время. Я очень, очень постараюсь, чтобы он хорошо это перенёс. Но никаких обещаний, ладно? Задание, которое я для него приготовил, весьма сложное, так что я не могу принять в расчёт все возможные осложнения и нештатные ситуации, — улыбнувшись мне, он поднял одну руку ладонью ко мне, как будто показывал маленькому ребёнку жест бойскаутов. — Я обещаю сделать все, что в моих силах. А пока он изумительно стойко держится, так что постарайся не волноваться, дражайшая. Постарайся. Ладно? Обещаешь мне?
Я чувствовала себя так, будто меня погладили по головке.
Все ещё улыбаясь, он попятился к открытой балконной двери.
— Однако я запомню, что ты сказала, моя дорогая, — сказал он затем, подмигивая мне. — …Несомненно, запомню. Может возникнуть случай, когда я вновь буду вынужден прибегнуть к тебе… так что я запомню все, что было сказано сегодня.
Я отупело наблюдала, как первые два силуэта в тени исчезают за перилами балкона. Третий и четвёртый тут же последовали за ними, бесшумные точно призраки.
— …До нашей следующей встречи, миссис Блэк, — сказал Брик, касаясь полы воображаемой шляпы.
Я могла лишь стоять там, борясь с виртуальным кулаком, сдавившим мою грудь, пока вампир, называвший себя Бриком, последним исчез за перилами.
Глава 18
Автомастерская
Фрэнк и Истон оказались у камеры Блэка, как только двери открылись для завтрака, что происходило каждый день ровно в шесть утра.
Блэк уже проснулся и делал отжимания от пола.
Сокамерника у него все ещё не было, и камера находилась полностью в его распоряжении.
— Иисусе, чувак, — фыркнул Истон. — Ты вообще останавливаешься когда-нибудь?
Блэк поднялся на ноги, слегка вздрогнув, когда потянул плечо. Оно все ещё беспокоило его, даже после долгого пребывания в лазарете. Его «доктора» или кем там они, бл*дь, были, сказали, что при нападении его плечо было неудачно вывихнуто. Блэк не помнил, как это случилось или даже когда именно это случилось, поскольку его плечо болело и после изначального похищения. В любом случае, он все старался его не напрягать — даже в драке с Ковбоем Блэк берег плечо, используя другую руку для блоков и ударов на вытянутую руку.
— Идем, — сказал Истон, постукивая по наружной стене камеры. — Парень-робот. Пора идти.
Блэк настороженно окинул их взглядом.
— Вам что-то нужно?
Фрэнк улыбнулся, качая головой. Его мускулистая грудь растягивала надетую на него белую майку. Как бы он ни подшучивал над Блэком за одержимость упражнениями, Блэк вчера видел, как Фрэнк поднимал Истона вместо штанги, будто другой парень был всего лишь гантелей. Он также видел, как большую часть времени во дворе Фрэнк делал отжимания.
— У тебя назначена встреча, — проинформировал его Фрэнк.
Блэк ощутил всполох реакции в своём свете. Он подавил его усилием воли.
— Ковбой?
Фрэнк многозначительно кивнул.
— Пёс играет в наблюдателя, — сказал другой мужчина, его акцент из Нью-Мехико был более выраженным, чем у Истона. Он почти мог бы сойти за мексиканца, но Блэк узнавал в его акценте более сильный элемент «резервации». — Ты готов? Времени мало.
Блэк уже шагал к двери, схватив с единственного стула в камере синюю толстовку и натягивая её на плечи поверх майки, не застёгивая.
Он последовал за ними по коридору в сторону общих помещений. Ковбой сказал, что обеспечит эскорт, но Блэк не ожидал, что это будут вожди. По правде говоря, он не знал, кого или чего ожидать. Он также не представлял, как они собираются это устроить, поскольку у Блэка изначально не было оснований находиться в автомастерской.
— Ты доставляешь сообщение для Диксона, понял? — сказал Фрэнк, как только Блэк об этом подумал. Он передал записку на жёлтой тюремной бумаге, показывая Блэку взять её. — Ковбой все устроил… У Диксона за пределами тюрьмы дочь, и очевидно, они дружны.
Блэк задумчиво кивнул. Он знал, кто такой Диксон. Это охранник, который в основном работал в карцере. Парень был придурком, но славился тем, что время от времени оказывал услуги.
— То есть я передаю сообщение от Диксона Ковбою? — уточнил он.
— Диксон говорит, что подтвердит. Если тебя остановят, скажи им, что Диксон поймал тебя возле душевых и попросил сделать это, поскольку у тебя все ещё неопределённая ситуация с работой.
Блэк кивнул.
— Понял.
Истон любопытно посмотрел на него, уставившись на ошейник.
— Ковбой правда думает, что сумеет снять с тебя эту штуку?
Блэк пожал плечами.
— Без понятий.
Истон рассмеялся, и Блэк бросил на него резкий взгляд.
— Что?
— Ты сегодня такой говорун, — фыркнул Фрэнк.
Блэк не ответил.
По правде говоря, он все ещё чертовски старался контролировать свой свет.
Мысль о том, что это может сработать, что он уже сегодня может снять эту штуку со своей шеи, вызывала в его свете реакции, трудно поддающиеся контролю. Блэк давно и усиленно размышлял над этим. Даже с угрозами Брика он решил, что ему лучше не отправляться в ту лабораторию. И для него, и для Мири все равно будет безопаснее, если он постарается выбраться отсюда самостоятельно.
Однако все это зависело от снятия ошейника.
В ту же секунду, как только ошейник снимут, он сможет связаться с Мири… и Чарльзом. Он сможет попросить Чарльза поместить Мири в безопасное место, подключить его людей и Чарльза, чтобы они совместно защищали её, а потом он сможет сам отправиться за Бриком.
Конечно, он понимал, что существует много рисков.
В Лос-Анджелесе они каким-то образом его ослепили; возможно, они сумеют сделать это снова. Однако Блэк делал ставку на то, что они не смогут сделать это так просто… во всяком случае, здесь. Им не понадобился бы ошейник, если бы они могли это сделать, так что он ставил на возможность послать сообщение прежде, чем Брик и его люди осознают проблему и попытаются его остановить.
Всю ночь он мерил шагами камеру, раздумывая над этим.
Черт, да и большую часть времени в лазарете он раздумывал над этим. Пытался решить, какой вариант подвергнет Мири наименьшему риску, и чтобы при этом ему не пришлось играть в марионетку или позволять ставить на себе эксперименты в той лаборатории. В конце концов, ответ всегда оставался одним и тем же: ошейник.
Если он собирался обеспечить безопасность своей жены, он должен был снять этот бл*дский ошейник с шеи.
Сделав это, Блэк сумел бы через час выйти из дверей этого места. Его люди были бы уже на пути сюда, а также люди полковника и, вероятно, знатная доля людей Счастливчика. Блэку казалось, что он немного знал Чарльза. Для него это будет война. Надевание ошейника, открытая угроза, семейная связь — все это разъярит Чарльза, что бы он ни думал о самом Блэке.
А Блэку нужно было убираться нахер отсюда. Страх за Мири все усугублял, боль разделения все усугубляла, но он знал, что дело не только в этом. Он помнил этот оттенок в своём свете, то же чувство тяжести, потерянности… погребённости в каком-то смысле… такой бл*дской злости, что большую часть времени он не мог трезво мыслить. Блэк чувствовал, как часть его хочет соскользнуть в то тёмное место — только потому, что ему казалось, что так необходимо для выживания.
Он чуточку больше допустимого наслаждался дракой с Ковбоем. Он чуточку больше допустимого хотел убить этих арийских мудаков. Он чуточку больше допустимого хотел сделать это, не торопясь и смакуя.
А предыдущая ночь была пока что худшей из всех.
Боль от разделения была просто непереносимой.
Блэк пробовал медитировать, мастурбировать, делать упражнения, читать… снова мастурбировать. Бл*дь, все причиняло боль. Когда он достигал оргазма, его свет хотел её, а когда он не достигал оргазма, боль вызывала желание попробовать ещё раз. Когда он медитировал, то тёмное чувство заполняло его свет, вызывая желание причинить боль… чему угодно… даже самому себе. Он вспоминал вещи, о которых не думал годами. Затеянные драки во дворе в детстве, просто чтобы убить то же чувство.
Корек. Йохан.
Все усугубляло ситуацию, даже ничегонеделание.
Все было настолько плохо, что Блэк даже задался вопросом, не случилось ли чего с Мири. Но он не мог позволить себе мысли об этом. Не сейчас. Не здесь — где он ни черта не мог предпринять.
Какой бы ни была причина, он не мог спать. Именно это послужило основным поводом, по которым он делал отжимания в своей камере в шесть утра. Большую часть ночи он мерил камеру шагами как зверь в неволе, раз за разом прокручивая в голове одни и те же мысли.
Теперь, следуя за Фрэнком, Блэк все ещё старался заставить свой разум мыслить связно.
Когда они проходили мимо общей комнаты, в его сторону обратилось несколько взглядов. Он знал одно: слухи о том, что охранники во дворе смотрели в другую сторону, распространятся, так что они знают, что в статусе Блэка что-то изменилось. Даже без своего зрения он чувствовал, как они держатся на расстоянии.
Совсем как когда он был ребёнком.
Тогда дело было не в его размерах и даже не в его умении драться. Ребёнком он вынужден был превыше всего полагаться на свой разум.
Так что он как можно раньше ясно дал понять, что пересечёт те линии, которые не пересечёт никто из них. Если они изобьют его до крови, он найдёт их, пока они будут спать, и они лишатся кое-чего. Если они отомстят, он поднимет месть на новый уровень.
Он убил своего первого видящего, когда ему было тринадцать лет.
Он плакал, но удостоверился, чтобы никто из них этого не видел. Эта мысль все ещё наполняла его стыдом. Но он чувствовал, что у него не было выбора. Или так, или позволить им мучить его годами, насиловать его, возможно, даже убить — нарочно или непреднамеренно. Он не мог побить их в справедливой драке, так что решил, что должен заставить их страшиться себя.
И после этого они страшились его. Немногие видящие убили бы другого видящего, тем более хладнокровно. Это в достаточной мере считалось табу, чтобы они держались от него подальше.
Это также привлекло к нему внимание, которого он не особенно желал — особенно от мятежников, но до этого от Йохана и кое-каких придурков, которые работали на «Сдерживание Видящих». Даже человеческие наёмники сочли его более интересным, как только отследили этого мёртвого видящего до него. Он знал, что отчасти это из-за того, как молодо он выглядел для людей в том возрасте.
Они наказали его, конечно же, но по большей части это было ради шоу.
Даже теперь Блэк не знал точно, как относился к этому.
Он это понимал.
Его логический мозг знал, что у него было мало вариантов, и возможно, это единственный способ, каким он сумел выжить. Они с Кореком в тот первый год были самыми молодыми. Корек был даже младше, и Блэк чувствовал ответственность за него — может, потому что никого другого у него не было. Видящие лет до двадцати с небольшим оставались размером с человеческих детей, так что они вдвоём не имели возможности защитить себя в полноценной драке, даже против юношей постарше.
Блэк усилием воли выбросил воспоминание из головы, стиснув зубы, как только они вошли в коридор, в котором он прежде никогда не бывал. С обеих сторон коридор был отделан цементом, и здесь были окна с решётками, впускавшие утренний свет. Блэк слышал впереди звуки автомастерской, знал, что они, должно быть, близко.
Фрэнк на ходу обернулся.
— Эй, — сказал он. — Возьми это.
Он передал Блэку несколько сложенных двадцатидолларовых купюр, также завёрнутых в жёлтую тюремную бумагу. Блэк развернул её и увидел ставки, написанные на бумаге от руки. Ставки и деньги здесь были контрабандой, но довольно низкого уровня. Охранники время от времени делали ставки через заключённых — особенно те, у кого были деньги.
— На случай, если тебя остановят, — добавил Фрэнк.
Блэк кивнул, засунув это вместе с бумажкой под резинку штанов.
Они достигли конца коридора и вошли в длинную комнату с высокими потолками, которая пахла в основном маслом, опилками и потом. Пространство оказалось больше, чем ожидал Блэк. Он видел здесь по меньшей мере четыре рабочие зоны, каждая сосредоточена на разных группах заданий, и в каждой работала разная команда заключённых.
Его глаза скользнули по рифлёным металлическим стенам, задержавшись на трубах водопровода, воздухопровода и электрических кабелях, которые полосами проходили по голому потолку. Солнечный свет просачивался через покрытые сажей окна по обеим сторонам. Блэк гадал, каково было остаток жизни работать здесь день через день, зарабатывая двадцать три цента в час.