Впереди выбежала стайка девочек, за которыми «незаметно» следил Итан. Я нахмурилась. Что он уже задумал? В последнее время мальчишки взяли в привычку подшучивать над девчонками. Итан и меня пару раз пытался достать, но я быстро пресекла попытки, не понимая, что это нашло на одноклассников. С этого года они стали совсем невыносимыми, то и дело задирали девчонок.
Уже собиралась окликнуть друга, выдавая его «тайное» место, как сверху вдруг раздался странный подозрительный звук. Я не сразу поняла, что это, запоздало поднимая голову...
Что-то промелькнуло перед глазами, а после я услышала пронзительный оглушающий звон. В ту же секунду в меня фонтаном полетели осколки. Будто чья-то сильная пощечина ударила по лицу, и я, закрыв голову руками, упала на колени.
— Рэйнардин! – послышалось, будто где-то вдалеке.
Убрав дрожащие руки от лица, я с непониманием посмотрела на окрасившиеся в алый цвет ладони.
— Кровь? – глупо прошептала, вновь зажимая кровоточащую рану. В щеке неприятно саднило, голова сильно кружилась, а перед глазами стояла мутная пелена.
— Рэйн! — Вокруг знакомые голоса, но я словно не слышу их. Ничего не слышу и не вижу, кроме этой невыносимой нарастающей острой боли.
Чья-то рука легонько отводит мои ладони от лица и рядом раздается испуганный вздох.
— Софина, срочно учителей! — взволнованный голос друга. — Мариз, к целителям, бегом!
— Больно, — жалуюсь, но слез почему-то больше нет.
Я не понимала, что произошло и почему мне сейчас так плохо. Пульсирующая резь словно стала привычной, и только липкий холодный страх неприятно охватил сердце.
— Все будет хорошо, Рэйн, обещаю, — Итан крепко держит мои руки, шепча слова заклинания. – Слышишь?!
Так вот почему отступила боль – друг колдовал. Но вот мои глаза все равно не могли хорошо видеть. Стало страшно.
Дальше происходящее будто смазалось. Кажется, прибежали учителя, целители... и лишь теплая рука Итана, не давала провалиться в забытье.
***
Шрам — напоминание. Но с учетом того, что могла вовсе ослепнуть, это малая цена. И все равно я ненавижу этот кривой рубец, как ненавижу и Армандо. Ваза зацепилась за выступ, и осколки вместе с ядовитым растением полетели прямо мне в лицо! Я никак не могла доказать, что он причастен к этому, но прекрасно знала, что это его рук дело. Армандо сам выдал себя, когда выкрикнул с окна мое имя. Вот только кроме меня никто не слышал, а без доказательств глупо кидаться обвинениями. У него даже не хватило смелости признаться в содеянном! Трус!
Я отвлеклась от неприятных воспоминаний, замечая удивленные взгляды первокурсников. Они явно не понимали резко переменившегося настроения рассказчицы. Уверена, на моем лице отразилась прошлая боль, которая до сих пор не отпустила. Не говоря уже о холодах и непогоде, на которые шрам частенько неприятно побаливал, будто стягивая правую часть лица. Последствия сока лиловой фуксии, которая росла в той гоблинской вазе!
Впрочем, я быстро взяла себя в руки и бодро продолжила выдуманную историю, закончив такими словами:
— … и вот так я получила этот проклятый шрам!
Рассказывая, даже поставила на соседний стул ногу. Так мне казалось, что мой лик выглядит более героически. И не прогадала.
Судя по лицам девушек и парней, мне действительно верили. Даже Грэм проникся моей историей и теперь смотрел на меня чуть ли не с восхищением. Будто я какой-то божественный тотем.
Верили все, кроме Армандо. Он сидел тихо и иногда поглядывал на меня с неприкрытым осуждением. Но мне было плевать на блондина. Впрочем, как и всегда!
— Юная леди, вашему длинному языку можно только позавидовать, однако, давайте, наконец, начнем занятие? – в аудитории раздался насмешливый голос преподавательницы.
Я быстро стушевалась и заняла свое место. За обступившими меня ребятами я не сразу заметила, что в аудиторию вошли…
Это оказалась худосортная женщина средних лет в строгом темном платье, сильно напоминающем нашу форму некро-целителей. Впрочем, так и оказалась, леди Барин была с кафедры нашего факультета и должна была вести у нас с группой Армандо общие лекции по влиянию темного искусства на преобразование живых форм и предметов.
Очередная лекция началась с вступления.
— Вы могли подумать, каким боком некромантия связана с преобразованием и зачем вам общие лекции...– Она словно сорвала с языка мой немой вопрос. — Вы же не думаете, как некоторые невежи, что это лишь поднятие тел?
В ответ тишина.
— Ваша работа будет тесно переплетаться как с целителями, так и с магами преобразования. Вы должны будете сохранить любой орган в случае смерти. Не буду сейчас забегать наперед, это к сэру Даймаду, но даже в изменение внешности часто играет роль вовремя проделанная успешная работа некро-целителей. Очень часто при ожогах не хватает кожи пострадавшего. Как вы думаете, где взять материал?
— Но ведь у мертвого человека клетки погибают через определенное время... — встрял один из двойняшек, сидящий справа от меня.
— Поэтому так важно время и успешная работа некроманта. Только вам дано оживлять клетки. В нашем мире это ценное качество и растрачивать его на поднятие нежити в боевых академиях пустая трата сил.
— Не соглашусь, — вставил свои пять медяков Армандо, неожиданно удивляя меня. — Благодаря силе и мощи боевой некромантии наше королевство до сих пор в безопасности. Более того, именно они подчищают древние кладбища.
— Молодой человек, вы, конечно, правы, но мы с вами в Альмаранской академии и наша работа – это жизнь и здоровье человека. Если вы попутали академии, можете перевестись.
— Не попутал, — спокойно ответил блондин. — Но восхвалять свое дело за счет принижения труда других — по меньшей мере, не разумно.
Это впервые, наверное, на моей памяти, когда Армандо высказал свое собственное мнение. Зачастую он бегал за учителями и только подлизывался.
Преподавательница побагровела, но спорить не стала. Что-то черкнула в журнале и продолжила лекцию, уже не отклоняясь от темы занятия.
Колокол сообщил об окончании лекции. Леди Барин написала мелом на доске задание, после чего отпустила нас.
Мы с ребятами стали спускаться и я уж точно не ожидала, что у выхода меня окликнет Лоран.
— Что? — Я с недоверием остановилась, замечая как двойняшки и Дис с любопытством тоже замерли рядом.
— Поговорить надо.
— Я вас догоню! — бросила троице, даже не посмотрев в их сторону. Весь мой взор был обращен на высокомерный взгляд голубых глаз.
Когда коридор поредел и почти никого не осталось, Армандо заговорил вполголоса, видимо, боясь, что нас могут услышать.
— Вортан, что за шутовство ты там устроила? – неожиданно начал отчитывать блондин.– Тебе уже шестнадцать и мы не в школе. Может, стоит повзрослеть?
Серьезно? Он смеет мне еще что-то говорить? Читать нотации? Мне?!
Я не сразу заметила, что стою прижатой к стене, а по бокам от меня руки блондина.
Ненормальный! Такое его поведение, как и вся эта неправильная ситуация, возмущали меня до глубины души. Он еще будет мне указывать?! Правда что ли? И это учитывая, что я прекрасно знаю, кто виновник моего обезображенного лица. Но Армандо всегда был гадким человечишкой…
— Ты должен быть благодарен мне, — я совершенно спокойно скинула его руку, освобождая себе проход. – Или было бы лучше, чтобы рассказала правду?
С этими словами я гордо встряхнула кудряшками и ушла. Блондин не стал меня догонять. Только краем уха услышала, как он стукнул по стене и обозвал меня «дурой».
И что он вообще хотел?..
ГЛАВА 3
Сегодняшним утром проснулась даже без магического каркуша2. Просто неожиданно пришло осознание, что за всеми событиями совершенно забыла написать родителям! Тут же неприятно закололо в правом подреберье. Чтобы хоть немного унять боль и отогнать от себя плохие мысли, по привычке перекатилась на другой бок. Вот только кровать у меня теперь была слишком узкой, отчего я вместе с простынкой слетела на пол, попутно завернувшись в нее, как в кокон.
В дверь постучались. Сперва проскользнула мысль, что Итан или Эй, но почти сразу вспомнила, что они обычно вламываются без спроса.
Стянула простынь с головы и любопытно глянула на дверь.
– Леди Рэйнардин, – я узнала голос одной из служанок, что обслуживают комнаты первого курса, – вас ожидают в приемной.
– Сейчас спущусь! – изумленно крикнула в ответ, не понимая, кого могло принести в такую рань.
Девушка опустила какую-то незначительную дежурную фразу, после чего удалилась. Я же, продолжая удивляться, отправилась в ванную. Понежилась под теплой водичкой недолго, желая поскорее закончить с утренним туалетом и узнать, кто же все-таки ко мне пришел. Явно кто-то из родственничков. На душе похолодело. Неужели мама решила забрать меня? Тогда дело полная задница…
Я оделась в скучное траурное платье, распушила волосы и поспешила вниз. Одна из особенностей общежития была в том, что в учебный корпус можно было попасть по небольшому переходу, соединяющему само общежитие и главное здание, благодаря чему не нужно было выходить на улицу. Правда, временами проход оказывался закрыт, так как с той стороны дверь вела прямо в аудиторию, а не все преподаватели любили, когда во время их лекции туда-сюда слонялись студенты. Глупая планировка, но, повторюсь, я сама отказалась от столичной элитной академии.
Сидевшая на выходе секретарь подсказала, где находится приемная. Я только подходила, а уже прекрасно поняла, кого сейчас увижу. Моего отца нельзя было назвать тихим и спокойным человеком, так что до меня еще в коридоре долетели некоторые обрывки его фраз на повышенных тонах. Папа явно был недоволен, что ему нужно дожидаться дочку в приемной.
Когда же вошла, субъект в виде молодого работника секретариата, на чью голову вылилось все негодование отца, посмотрел на меня как на святую избавительницу и облегченно выдохнул, а в следующую секунду незаметно ретировался. Папа только фыркнул и тут же расплылся в счастливой улыбке, замечая в дверях меня.
– Искорка! – с любовью произнес родитель, расставляя руки для объятий.
Долго упрашивать меня не надо было, я радостно кинулась к папе, ощутив, как меня ласково поцеловали в макушку.
Когда же обмен нежностями был закончен, я с не охотой отстранилась и с удивлением поинтересовалась, где мама.
– Я приехал без ее согласия, – привычно махнул рукой папа, – хотя она и была против.
Мой отец отличался уникальной способностью оставаться ко всему происходящему беспредельно равнодушным, конечно, если это не касалось его личных интересов.
– Мы получили твое письмо, Искорка, – продолжил папа, цепко хватая меня за плечи, чтобы заглянуть в такие же, как у него ореховые глаза. – Мама не хотела, чтобы я ехал, потому что не намерена забирать тебя из академии, по ее словам, уже поздно что-то менять, ты ведь не сдавала экзамены в другие учебные заведения. Однако я не мог так просто все оставить! – На этих словах, мои плечи сдавили куда ощутимее. – Тебя обижают? Скажи мне кто – и я устрою им сладкую жизнь! Кошмары будут сниться до конца жизни…
Глаза отца потемнели, а к ладоням прильнула сила, готовая покарать любого, кто посмел обидеть любимую и единственную дочурку. Я ощутила это даже сквозь плотную ткань платья.
Так, надо быстрее расставить все точки над «ё», пока не стало слишком поздно.
– Папа, не волнуйся! – Я освободилась от его рук и отошла на несколько шагов назад, ведь сейчас мне предстояло разочаровать родителя. – Все хорошо, правда.
Могу поклясться, что отец искренне обрадовался письму, наверное, даже уже договорился о моем месте в своей академии. Неважно, что мама против, я слишком хорошо знаю отца: он горы свернет ради своей Искорки.
– Тебя запугивают?! – он по-своему расценил мои слова, сжимая кулаки, чтобы сдержать бушующее пламя в ладонях. – Ничего, они у меня попляшут…
– Нет-нет, – поспешно затараторила я, – никто меня не запугивает. Да и кто посмеет? Ведь я – Рэйнардин Вортан-Ноаэль, твоя дочь!
Я обняла отца за шею, и это хоть немного его успокоило: на слегка небритом лице вновь возникла улыбка, а проступившие морщинки на лбу почти сразу же разгладились. Отец усадил меня на колени, совсем как в детстве и крепко обнял. Было видно, что он очень по мне соскучился, хотя прошло совсем немного времени. Папа настолько привык, что его Искорка всегда возвращается домой после школы, что теперь никак не мог смириться с моим отъездом.
– Согласен, только Ноаэль тут явно лишнее – ты стопроцентная Вортан!
– А как же прабабуля? – лукаво подмигнула я.
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть ее черты?! – наигранно ужаснулся отец. – Не дай боги! Если обнаружу – клянусь – выгоню из дому и оставлю без наследства.
Я засмеялась. Папа ловко скопировал манеру речи бабушки и ее привычку угрожать наследством.
– Послушай, пап, тут такое дело… – я на секунду замялась, подбирая подходящие слова. – Я решила остаться!
– Что?! – Отец вскочил на ноги, скидывая меня с колен. В последний миг успела поймать равновесие, чтобы позорно не упасть на пол. И хоть устояла на ногах, все равно послала отцу возмущенный обиженный взгляд, который решили просто не заметить!
– Что значит «решила остаться»?!
– То и значит, я просто пересмотрела свои приоритеты и пришла к выводу, что мне нравится в Альмаранской академии.
– Врешь!
– Па-па, – с упреком протянула я, раздраженно скрещивая руки на груди.
– А! Понял!– в глазах отца неожиданно проскользнули знакомые мне безрассудные огоньки. – Это все старая карга тебя надоумила?! Кто же знал, что она окажется такой двуличной, а говорила, будто едет забирать свою любимую правнучку из этого «ужаснейшего места». Думаешь, я не знаю, что старшая Ноаэль была у тебя?
– Бабушка тут ни при чем!
– А кто?
– Мое собственное мнение!
– Не смеши! – фыркнул отец. – Какое «собственное мнение» у шестнадцатилетнего подростка?
Последние слова прозвучали до боли обидно, но так легко сдавать позиций я не собиралась. Подбоченилась и с вызовом посмотрела на отца.
– Я буду здесь учиться и точка! – Для пущей эффектности топнула ножкой. Жаль только черные простецкие туфельки с ремешком не издавали нужного звука.
Мой отец был достаточно суровым человеком, который пугал одним своим грозным внешним видом толпы студентов. У него широкие прямые темные брови, которые он часто хмурил, высокие скулы, тяжелый волевой подбородок и поджатые в вечном недовольстве губы. Черные волосы, с уже первой сединой на висках почти всегда небрежно взлохмачены. Хоть мама и следила за тем, чтобы отец аккуратно зачесывал волосы, он так и не отделался от привычки их взъерошивать, особенно когда его что-то сильно беспокоило. Вот и сейчас папа испортил уложенные мамой волосы.
И только я знала, какой он на самом деле добрый и заботливый, как при виде меня его прищуренные ореховые глаза начинают светиться радостью, словно у мальчишки, только мне он посылал свои искренние и счастливые улыбки… еще маме, но ей, конечно же, реже, чем мне.
В итоге, как и ожидалось, отец не мог долго продержаться под моим натиском. В следующее мгновение губы расплылись в гордой улыбке:
– Ты точно моя дочь!
Затем меня вновь заключили в крепкие объятия, после чего наша беседа перешел уже на другие, менее щекотливые, темы. Отец больше не возвращался к разговору о моем выборе – смирился. Я всегда знала, на что надавить. Папе очень нравилось, когда я проявляла стойкость характера, хотя в итоге мне заявили, что просто капризничаю, слишком часто меняя мнения.
Мне можно – мне же шестнадцать!
– Папа, как там Сед?
Сед – это мой друг со школы, он давно порывался попасть в столичную академию. Благо, уровень знаний был подходящий. Итан рассказывал, что у него все вышло, так что теперь я искренне волновалась за одного из нашей банды – как он? Ведь мой отец не сахар. Увы, сама я с Седом пыталась особо не контактировать последний год, из-за того, что выпускном классе он стал посматривать на меня уже не как на друга, брата, соратника и прочее. Какие-то странные заигрывания, намеки – это все меня стало сильно раздражать. Пару раз пыталась даже образумить, а в конечном итоге все закончилось огромным синяком под глазом. У Седа, конечно же. Может, и не стоило на выпускном устраивать разборки, но просто не выдержала. Хотя мне до сих пор за это стыдно. Впрочем, нечего было лезть ко мне с поцелуями!