– Как-будто вы, джинны, не такие, – зло бросила я, вставая.
– Не такие, – он мрачно усмехнулся, – совсем не такие. Мы хуже.
Если верить древним летописям изначально люди и джинны жили в союзе друг с другом. Физическая мощь людей в сочетании с магией джиннов стала единственной защитой от лютующих в то время ифритов. Совместными силами порождения зла были уничтожены, но мир оказался недолог. За неимением общего врага до этого дружные расы начали выяснять отношения друг с другом. Начиная от того, кто больше сил в войне приложил, и заканчивая тем, кто кого создал.
И вот тут возникла величайшая загадка. Ведь по людским летописям именно они создали джиннов. В предначальные времена, когда каждый человек еще владел магией, кому-то пришла в голову мысль о сотворении разумных могучих слуг. И вроде бы именно так появились джинны. Щедрые люди за ненадобностью отдали им всю магию, оставив себе лишь материальную силу.
А по словам Джабраила, летописи джиннов в свою очередь гласили, что это сами джинны от скуки долгой жизни придумали создать другую расу. Но из-за своего несовершенства и вторичности люди получились во плоти, как звери и птицы. А уж магией эти недоразвитые создания и вовсе не владели.
И вот, выясняя, кто кого создал, и кто, соответственно, истинные хозяева мира, две расы пришли к непримиримой ненависти. Глобальной войны, к счастью, не началось, но тайная не прекращалась по сей день. Уязвимые к магии люди давно бы уже отправились к Матери Природе, но умудрились придумать ловушки для джиннов, уничтожая своих врагов их же собственной магией. Джабраил рассказывал, что суть камня-темницы в том, что плененный без остановки атакуется собственными силами. И чем могущественней джинн, тем хуже ему приходится.
Мы с Джабраилом ни разу не вступали в этот вечный спор 'кто же кого создал'. Я вообще считал сей факт странным и неубедительным. Неужели из-за такой мелочи могла вспыхнуть вековая вражда? Да и очень я сомневалась, что одна раса могла создать другую. Джинны ведь состояли из магии, каждый был сосредоточением света Литаира. Но кто, кроме великой богини, мог наделить свет разумом и душой? На мой взгляд, уж точно никто. Да и люди не походили на создания джиннов. Да, магия могущественна, но и не бесследна. А ведь ни в одном человеке не таилось и искры волшебства, которое вроде как и было источником людской природы. Я пыталась поговорить об этом с Джабраилом, надеялась, что он знает, в чем кроется истинная причина вражды. Но либо джинн пребывал в неведении, либо такие вопросы его уже мало волновали – всегда уходил от разговора. Клеймо изгнанника лишало его способности использовать магию, но знания-то у него остались. И он учил меня. Пусть мы оба не понимали зачем, но Джабраил, одержимый своим проклятьем, пытался продумать все ходы судьбы.
– Теперь ты уникальна, Сария, – сказал он мне однажды. В его спокойном голосе таилась искренняя гордость. Правда, гордость явно собой.
– Почему?
– Ты – предсказательница, а значит не человек. Ты потихоньку познаешь нашу магию и уже можешь воззвать к Литаиру, а значит, становишься чуточку джинном. Пусть проживешь ты совсем недолго, но по сравнению с пресной жизнью остальных людей, твоя подобна самой яркой звезде на небосклоне.
Я восторгов Джабраила не разделяла. Возможность использовать магию только лишний раз подчеркивала, что я не человек, и это очень меня угнетало. Но все равно училась я с жадностью охочего до знания неофита. И при этом всей душой надеялась, что новые способности мне никогда не пригодятся.
Видение настоящего, как ни удивительно, не подорвало моих восторженных чувств к Дагнару. Джинн снисходительно бросил что-то на тему слепой влюбленности, но я не слушала. Верила, что сегодня ночью был убит кто-то очень плохой, о чем потом непременно объявят глашатаи на главной площади. И эмирхан вновь будет благодарить Дагнара за его отвагу.
На следующий день город гудел. Взволнованный народ, судя по слухам, собирался на улицах толпами. И хотя сегодня горожанам явно было не до визитов к предсказателям, на нашей площади тоже собралось достаточно.
И не понадобилось самой слышать глашатая, чтобы узнать неприглядную правду. Стоявшие недалеко от моего шатра трое солидных купцов с жаром обсуждали столь взволновавшее всех известие. Сегодня ночью младший сын эмирхана Дастрияр подослал верных ему воинов в покои отца. Великий правитель только чудом остался жив, благодаря вовремя подоспевшей страже. Мятежный принц бежал вместе с небольшим отрядом прочь из города. И имена разыскиваемых воинов передавались из уст в уста. И только раз в десятый от разных людей услышав знакомое 'Дагнар', я все-таки осознала правду.
Этим вечером Джабраил впервые проявил сочувствие. Может, его тронули мои молчаливые слезы. А может, просто надоела уже эта безмолвная истерика.
– Сария, понимаю, это тебя мало утешит, но такова воля судьбы, – джинн едва осязаемо гладил меня по волосам. – Сводя вас с Дагнаром, она заранее рассчитывала вновь развести. Но помни, ему еще суждено как-то указать нам путь в храм Сиапех. Так что вы непременно встретитесь. Смирение, Сария, помни о смирении. Я – один из самых могущественных джиннов и то не в силой тягаться с этой неумолимой хозяйкой наших жизней. Судьба больно бьет тех, кто противится ее замыслу. И только покорность избавит от лишних страданий.
В его тихом голосе слышалось столько обреченности, что я даже о своем горе забыла. Пусть я безмерно жалела себя, с рождения приговоренную страдать и умереть для всеобщего блага. Но каково было Джабраилу? Когда-то великому, а теперь изгнанному и так же как и я обреченному? Я ведь никогда не имела ничего такого, что боялась бы потерять. А он имел. Враз лишился всего, что составляло его жизнь. И на фоне столь всеобъемлющей скорби друга, собственное горе уже не казалось мне столь огромным.
– Я одного не понимаю, – все еще всхлипывая, я села на кровати, – Дагнар ведь был верен эмирхану! Он так искренне восхищался правителем, я не почувствовала ни капли лжи. И если бы не то видение, никогда бы не поверила, что Дагнар пытался убить Атифера.
– Вы, люди, склонны предавать, – в голосе Джабраила сквозило столько горечи, словно он затронул что-то очень личное. – И ваша верность столь хрупка, что не может быть ей веры. Посуди сама, эмирхан ведь уже стар, скоро придет время смены правителя. Принц, не помню его имени, младше Агаиль, потому именно она вместе с мужем станет повелевать страной. Быть может, после убийства эмирхана смерть ждала и наследную принцессу, и ее жениха. Люди любят власть и ни перед чем не остановятся на пути к ней. Что же касается Дагнара... Тут у меня два варианта. Первый: то безумие, которое он принял за пылкую любовь, прошло так же быстро, как и появилось. И второй: чувства так и остались, но верность принцу оказалась сильнее. Но нет смысла гадать, Сария. Теперь наша с тобой задача ждать следующего хода судьбы.
– Мне надоело это безмолвное подчинение ее прихотям, – мой голос дрожал от внезапно нахлынувшей злости. – Я не хочу, чтобы моей жизнью вот так вот распоряжались!
Джабраил покачал головой и с бесконечным терпением произнес:
– Всем рожденным под светом Нарайна дарована жизнь лишь для того, чтобы участвовать в великом замысле. И если кто-то не хочет играть свою роль, судьба от него избавляется. Нас много, всегда можно найти замену.
– Забавно слышать от когда-то всесильного джинна столь безвольные речи, – с презрением бросила я. Запоздало раскаявшись, хотела попросить прощения, но Джабраила моя грубость, похоже, не обидела:
– Потому я и стал изгнанником, Сария. Я просто пошел наперекор судьбе. Ослепленный гордыней решил, что имею право распоряжаться своей жизнью так, как хочу, вопреки всему предначертанному. Я жестоко за это поплатился, – он перевел дыхание. – И теперь, когда мне милостиво дарован шанс заслужить прощение, я не намерен его упускать.
Глава пятая
Ночь размышлений хоть и вернула былое смирение, но легче мне не стало. Уже возненавидев за эти часы стены своей комнаты, я решила отправиться на площадь еще до рассвета. Вышла из спящего дома и побрела через сад, ни о чем не думая и мечтая лишь поскорее добраться до своего шатра, чтобы немного поспать в прохладной тишине. Но на полпути к кованым воротам на улицу я заметила бредущих ранних визитеров.
Вообще, кроме слуг и посыльных, никто не мог наведываться в дом предсказателей. Это только Зехир как-то умудрился получить позволение старейшины Наджиль. Остальные же горожане прекрасно знали о незыблемом запрете и никогда не рвались его нарушить. Но этим утром двое зачем-то направлялись к нам.
Молодые мужчина и женщина были, скорее всего, супругами и, судя по небогатым одеждам, из простого народа. Шли так неспешно, словно вот-вот хотели остановиться или даже повернуть назад. Мужчина поддерживал свою жену, та, похоже, едва ступала от слабости. Быть может, ее одолевала какая-то болезнь. А еще она плакала. Тихо, безмолвно. Лишь подрагивающие плечи выдавали ее рыдания. Ее муж что-то не переставая говорил, но вряд ли его слова были услышаны. И лишь разглядев в предутренней полутьме, что женщина бережно прижимает к себе небольшой сверток, я поняла, в чем дело.
В горле тут же встал ком ужаса. Хотелось закричать: 'Уходите! Скорее уходите, пока никто вас не видел!'. Но и я, и они прекрасно понимали, что другого пути нет.
Поравнявшись с замершей поперек дороги к дому мною, пара остановилась.
– Доброго утра, предсказательница, – тихо произнес мужчина, с почтением поклонившись. Его супруга лишь сильнее зарыдала.
Не в силах что-либо сказать, я не сводила глаз со спящего новорожденного ребенка на ее руках.
– Тирия, милая, – сбивчиво бормотал мужчина, – ты только глянь, в каком прекрасном доме будет жить наша девочка... О ней непременно позаботятся, ведь предсказательницы друг другу настоящая семья... И она непременно станет счастливой! Непременно!
Его голос дрогнул. Не знаю, жену ли он пытался убедить или больше себя, но, похоже, это в любом случае ему не удалось.
Предсказательницы рождались каждое поколение. Раз в двадцать лет на свет появлялось пятеро девочек, отмеченных клеймом. И по нерушимой традиции родители были обязаны отдать новорожденное дитя в дом предсказателей. Тех же, кто посмел бы ослушаться, ждала жестокая кара. Сожжение заживо. Не знаю, совершалось ли когда-нибудь такое, ведь люди слепо следовали жестокой традиции. Вряд ли их пугала расправа, ведь смерть все равно была неизбежна. Все родные предсказательницы непременно умирали, едва клеймо закреплялось окончательно. Старейшина Наджиль как-то обмолвилась, что мы не можем иметь никакого отношения к людям, потому смерть непременно обрывает любую связь с ними. Я старалась раньше об этом не думать, чтобы лишний раз не отравлять такими мыслями свое и без того безрадостное существование. И вот теперь, я столкнулась с этим в реальности.
– Постойте, – прошептала я, мельком оглянувший на, к счастью, еще погруженный в сонную тьму дом. – Давайте присядем.
Супруги медленно подошли к ближайшей каменной скамье в тени деревьев, присели. Я опустилась на колени перед женщиной.
– Позвольте мне взглянуть.
Отчаянно всхлипнув, та дрожащими руками протянула мне спящее дитя. Я не стала забирать, лишь молча смотрела. Уже сейчас и даже в предутреннем полумраке было видно, что девочка станет редкой красавицей. Осторожно, чтобы не нарушить сладкий безмятежный сон, я чуть развернула мягкую ткань и, зная, что не обожгу, коснулась крохотных ладошек. На их тыльной стороне отчетливо угадывался знакомый силуэт цветка ириса. Но он пока еще подрагивал, то исчезая, то появляясь.
Я не была уверена, хватит ли у меня сил. И старалась не думать, что со мной будет, если не смогу справиться. Правильно говорил Джабраил, судьба жестоко наказывала шедших наперекор ее воле.
Контур ирисов на моих ладонях вспыхнул багрово-красным, словно пытался прожечь кожу. Закусив губы, чтобы не заорать от боли, я не отводила пальцев от дрожащего клейма новорожденной предсказательницы. Нехотя, но оно потихоньку начало поддаваться. И в последний раз засветившись, изображение ирисов исчезло с крохотных ладошек.
С трудом собравшись силами, я кое-как поднялась на ноги. Мужчина хотел мне помочь, но я остановила его жестом.
– Нас нельзя касаться, – мой язык словно бы задеревенел, слова давались с громадным трудом. – И...и вы ошиблись, ваша дочь не предсказательница. Забудьте, что видели у нее клеймо, и не смейте никому об этом рассказывать.
Мужчина упал на колени и коснулся губами подола моего платья.
– Не благодарите меня, – прошептала я едва слышно. – Я сделала это не ради вас, а ради вашей дочери. Поверьте, нет большего горя, чем ведать чужие жизни и при этом не иметь своей. Уходите, прошу вас. Уходите, пока не поздно.
Они и сами не хотели лишний раз задерживаться. Еще раз поклонившись, супруги спешно скрылись за воротами. А я снова устало опустилась на колени. Будто бы обожженные, ладони нестерпимо болели, но куда больше истязали мрачные мысли. Ведь когда-то так же к дому предсказателей принесли меня мои родители. Но почему им по пути не встретился кто-то знающий, что от клейма на первом году жизни еще можно избавиться? Почему никто не спас меня от этого проклятого предназначения?! Но что толку было теперь сокрушаться и сожалеть о тех, кто был бы мне семьей, но уже лет девятнадцать как покинул этот мир. Сейчас имелись вопросы и понасущней. Я могла поклясться, что заметила мелькнувшую за деревьями тень. А значит, кто-то видел, как я сняла клеймо с ребенка.
День у шатра на площади прошел ни чем не примечательно. Если не считать саднящие болью ладони и продолжающий обсуждать покушение на эмирхана народ. Я лишний раз не вслушивалась в пересуды, делая вид, что меня это совсем не касается. Но с мыслями о Дагнаре справиться не могла. Хотелось бежать прочь от своего черного шатра, пусть даже в пустыню. И до последнего вздоха пытаться найти темноволосого воина, в которого так опрометчиво влюбилась. Пусть ему я теперь была безразлична, но все же я имела право получить ответ на это злосчастное 'почему?'. Но, увы, единственным моим лекарем могло стать только время. А оно, хоть и залечивало раны, но было в этом слишком медлительно.
Вечером я рассказала джинну о произошедшем. Тот сильно озадачился.
– Гадаешь, зачем это могло понадобиться судьбе? – мрачно поинтересовалась я. – Так может, у нее были совсем другие планы.
– Этого нам пока не узнать. Но то, что ты смогла снять клеймо, меня несказанно радует. Ты становишься сильнее, Сария, а значит, мои уроки не прошли даром. Я уже начинаю верить, что к тому моменту, как мы доберемся до затерянного храма, ты будешь готова к ритуалу.
– Ритуалу? – опешила я.
Судя по ясно мелькнувшей на полупрозрачном лице досаде, Джабраил явно взболтнул лишнее.
– Хорошо, хорошо, не смотри на меня так, – он вздохнул. – Хотя тебе не время пока еще знать, но я поясню. В Сиапех тебя ждет не просто будто бы случайная смерть. Будь готова к ритуальному убийству. Надеюсь, я тебя лишний раз не напугал.
– Напугал? Чем? – у меня вырвался нервный смешок. – Ты весь последний год изо дня в день мне напоминаешь о грядущей смерти. Так что я уже настолько свыклась с этой мыслью, что мне уже даже все равно как именно она осуществится.
– Главное, чтобы ты случайно не погибла раньше, – мрачно возразил джинн. – Помни, твоя смерть должна быть именно такой, как говорится в моем проклятии, иначе последствия окажутся ужасающими.
– Я это уже давно поняла, – отмахнулась я, – так что постараюсь как-нибудь до нужной смерти дожить.
– Тс-с-с, – джинн взвился под потолок, – к тебе идут.
Он исчез, но я чувствовала его незримое присутствие. Быстро села на тахту, схватив со стола один из свитков, и сделала вид, что поглощена чтением.
Лаяна даже не удосужилась постучать. Бесцеремонно вошла в мою комнату, постукивая звонкими каблучками дорогих туфель, и с любопытством огляделась.
– А у тебя тут мило, – с деланной дружелюбностью произнесла рыжеволосая красавица. – Я ожидала худшего.
– Зачем ты пришла? – я не сводила с нее настороженного взгляда.
– Какая ты негостеприимная, – она заливисто засмеялась. – Радовалась бы, что я снизошла до общения с тобой.
– Радуюсь. Очень. А теперь закрой мою дверь с той стороны.