Что же произошло в замке, пока Тит находился в пустыне? А вдруг Далберт в бегах или прячется, это же тоже возможно?
— Ваше высочество, — раздался знакомый голос.
Далберт стоял у подножия отвесной скалы, запрокинув круглое лицо. Он не входил в число ливрейных лакеев, хотя в замке всегда носил белую накидку с вышитым на спине двуглавым фениксом — эмблемой личного штандарта матери Тита. Теперь ей на смену пришла простая туника лесоруба, а с плеча шпиона свисала поношенная кожаная сумка.
— Далберт! — Тит не просто обрадовался, а прямо-таки пришел в восторг. Тут же скачком спустился вниз и обхватил камердинера за плечи. — Ты в порядке?
Далберт отвесил ему низкий поклон:
— Вполне хорошо, сэр. Я надеялся прибыть пораньше и приготовить убежище для вашего высочества, в частности еду и ванну.
Тит махнул рукой:
— С этим я и сам могу справиться. Лучше расскажи мне, что происходит. Идем…
Когда Тит с Далбертом вошли, Амара и Кашкари сидели за столом. Перезнакомившись, они вместе устроились ужинать.
— Спасибо вам, мастер Далберт, — сказал Кашкари, — за столь предусмотрительно оставленный переместитель.
— И в самом деле, — заметил Тит. — Когда ты успел его настроить?
— Когда объявили, что ваше высочество собирается поступить в немагическую школу в Англии, я постарался попасть в число тех магов, которых послали в особняк миссис Долиш для проверки здания. А заодно изучил несколько мест в Лондоне. При каждом последующем визите я вносил некоторые изменения в тот гардероб в музее Виктории и Альберта. И к вашему третьему семестру в Итоне переместитель был готов к использованию.
— Отличная работа! Но как ты мог предположить, что однажды мне может понадобиться что-то подобное?
Тит никогда не обсуждал с Далбертом свою миссию, стараясь держать все в тайне. А теперь оказывается, что камердинер уже давно внедряет экстренные меры для его защиты.
Легкая улыбка коснулась губ Далберта, улыбка со следами грусти.
— Когда мне исполнилось четырнадцать, я стал пажом ее высочества. Достигнув совершеннолетия, она уволила личного секретаря, приставленного к ней принцем Гаем, и назначила на эту должность меня. Тогда же принцесса доверилась мне и рассказала, что у нее бывают видения будущего и что, к большому ее сожалению, она пугающе точна в своих пророчествах. Через несколько лет принцесса Ариадна застала генерала Рейнстоун за просмотром дневника, в который записывала все видения, после чего навела на дневник чары: теперь даже зная пароль, можно было увидеть лишь пустые страницы, содержимое же проявлялось лишь при прикосновении ее руки. Но когда ее высочество поняла, что ей предстоит умереть молодой, она попала в затруднительное положение. Большинство ее видений касалось вас, сир. Требовалось обеспечить вам доступ к этим предсказаниям, но предусмотреть, чтобы они не обрушились на вас все разом. У принцессы не хватало времени настроить чары так, чтобы дневник показывал вам именно то, что нужно в конкретный момент. Эта задачу доверили мне, что означало полный доступ к записям. Я получил разрешение ознакомиться со всеми пророчествами, ведь принцесса поручила мне присматривать за вами.
Тит изумленно вскинул брови:
— Ты никогда не рассказывал, что… что она поручила тебе присматривать за мной.
Далберт склонил голову:
— Я сам так решил, сир. Ее высочество по натуре была излишне доверчива. Зная, какую миссию она на вас возложила, я считал, что вы должны никому не рассказывать о своих планах и, по возможности, никому не доверять.
Тит ошеломленно смотрел на человека, которого знал всю свою жизнь. Далберт не так много поведал, но только сейчас стало ясно, насколько его забота отразилась на жизни Тита.
«Никому не доверять». Тит всегда считал, что стал таким подозрительным лишь из-за сложившихся обстоятельств. Но нет, и в этом проявлялось незаметное влияние Далберта.
Вместе они делали все, чтобы принц оставался один. Потому что так безопасно. Так никто не может тебя предать. Титу вдруг стало интересно, что же думает камердинер о присоединившихся к нему спутниках? Тех, что сидели рядом.
И той, что осталась позади.
Будто услышав его мысли, Далберт произнес:
— Очень важно оставаться в живых и на свободе. Но оставаться в живых и на свободе долгое время — задача намного сложнее, и одному с ней не справиться. Поэтому я очень рад, что вы, ваше высочество, обрели друзей на пути к общей цели. Долгие годы я знал, кому суждено отыскать величайшего стихийного мага нашего времени, однако сомневался, действительно ли вам это удастся. Но как и Атлантида, после событий Четвертого июня я заподозрил, что леди Калиста может быть как-то к этому причастна. Когда атланты наконец выведали, что та давно скрывала информацию о стихийном маге, я хотел предупредить вас, но без доступа к вашему личному переместителю в Державе не смог. Когда же пришли вести, что вы пропали, а все ваши вещи изъяты, мне удалось заполучить разрешение, заявив, дескать, Держава должна быть представлена хоть кем-то.
— Мне вот интересно, мастер Далберт, — начал Кашкари, — прибыв в дом миссис Долиш, как вы смогли определить, что я маг? Опознали в моих шторах ковер-самолет?
— Вовсе нет, мастер Кашкари. Мне на глаза попался небольшой алтарь в вашей комнате. С обычной всячиной — масляными лампами, маслом ги, специями. Но вместо киновари на блюде небольшой горкой красной пудры лежал толченый пепел мха.
— Ох, я привез его из дома. Думал, наши алтари такие же, как у немагических соседей.
— Они выглядят почти одинаково, просто у мха немного иная структура и более едкий запах. Поэтому я и решил оставить вам сообщение о признании леди Калисты. Я не знал, удастся ли вам передать информацию его высочеству, но лучше так, чем полагаться на кого-то еще в пансионе. И когда позже меня задержали атланты, с разрешением получилось честно отчитаться, что просто выполнял приказы. И все равно на обратном пути меня сопровождало полдюжины агентов. Когда я понял, что они собираются устроить допрос под сывороткой правды, то сбежал. Я предполагал подобное и уже забрал из замка свой пишущий шар. К сожалению, события развивались быстрее, чем я ожидал, и у меня не было возможности изъять из монастыря некоторые крайне важные предметы — и замок, и монастырь с начала лета оказались под усиленной охраной наемников Атлантиды. Вот чем я занимался последние несколько дней. Пробраться в монастырь не так сложно, но вот покинуть его довольно-таки хлопотно. Лишь прошлой ночью мне удалось выбраться оттуда незамеченным.
Далберт вытащил из сумки какой-то предмет и положил его на обеденный стол. Тит чуть не подпрыгнул:
— Палочка Гесперии!
Которая также принадлежала его матери.
Далберт кивнул и достал из сумки что-то еще. Хранившуюся в монастыре копию Горнила.
— Атлантида уже конфисковала экземпляр Цитадели и ваш личный, ваше высочество. Я не хотел, чтобы забрали и последнюю из наших копий.
Тит погладил старинную кожаную обложку:
— Спасибо, Далберт. Моя благодарность безгранична. Но ты же знаешь, мы не можем использовать Горнило в качестве портала, поскольку остальные копии в руках у Атлантиды.
— Позволю себе не согласиться, сир. Сегодня, пока ваше высочество было в пути, я получил весточку от мисс Сибурн.
— Она в порядке? — мгновенно вскинулся Тит.
Между ними пролегала всего тысяча верст — с момента знакомства, да и за последние двое суток, бывало гораздо больше. Но на сей раз их разделало не только физическое пространство, но и грань между жизнью и смертью.
Он уже почти мертвец. Но она еще могла жить.
— О своем здоровье она не упоминала, — ответил Далберт, — но смею предположить, мисс Сибурн сейчас в безопасности, более или менее.
«В безопасности, более или менее». О большем мечтать не приходилось, хотя очень бы хотелось.
— Так что же она сказала?
— Она сообщила, что мастер Кашкари получил сообщение по оставленному им двустороннему блокноту. Она просит прощения у мастера Кашкари, но в сложившейся ситуации у нее не было выбора, поэтому она угадала пароль и прочитала сообщение.
— Я бы сам на этом настоял, — вклинился Кашкари.
— Сообщение было от миссис Хэнкок.
Общий вздох эхом отразился от каменных стен комнаты.
— По словам мисс Сибурн, — продолжил Далберт, — где-то неделю назад, в ночь исчезновения студента по имени Уэст, Оракул Тихих вод сказал миссис Хэнкок что-то вроде «И да, ты видела ее прежде».
— Я помню этот момент, — сказал Тит. — Миссис Хэнкок решила, что Оракул говорит о Горниле, которое она много раз видела в моей комнате, пока я не забрал книгу оттуда.
— Как оказалось, Оракул и правда имел в виду Горнило, но только другой экземпляр. Миссис Хэнкок вспомнила, что видела его в библиотеке в Роялисе.
Роялис представлял собой роскошный дворцовый комплекс в Люсидиасе, столице Атлантиды.
На этот раз Тит не усидел.
— Защити меня Фортуна. Дедушка рассказывал, что четвертый экземпляр Горнила давно утерян. Видимо, это не так.
Должно быть, принц Гай отправил копию в качестве подарка Лиходею. Вот значит, как он умудрился заслать уникального шпиона, который смог хорошенько рассмотреть кольца защиты вокруг дворца главнокомандующего.
Итак, все это время утерянный экземпляр Горнила пылился на полке в библиотеке в Роялисе.
Далберт тоже встал:
— Вижу, новости вас обрадовали, сир.
Так и есть. Но также и испугали.
Однако Тит просто кивнул и повернулся к Кашкари и Амаре:
— Кажется, у нас есть другой путь в Атлантиду.
После того, как они обсудили вопросы перемещения, Амара захотела провести немного времени в молитве и попросила Кашкари присоединиться к ней. Тит и Далберт остались одни.
— Мисс Сибурн также просила, чтобы я осмотрел вашу спину, сир, — сказал Далберт. — Позволите взглянуть?
Тит уже почти забыл о своей ране. Несмотря на крайне напряженный день, спина не болела. Далберт тоже остался доволен осмотром — значит, медикаменты сработали как должно, и больше не нужно делать перевязки.
Они снова сели за обеденный стол.
— Есть ли у вас еще какие-то вопросы, сир?
Далберт очень хорошо его знал, и это Тит тоже прежде не ценил. Он вздохнул. Надо спросить — потом, вероятно, уже и не удастся.
— Сегодня утром в дневнике впервые встретилось упоминание о моем отце. Ты служил моей матери во времена их отношений. Что можешь о нем рассказать?
Казалось, Далберт тщательно подбирает слова.
— Он был… обычным, простым — в лучшем значении этого слова: искренним, добрым, живым, без глупости или легкомысленности. Если бы у меня была дочь или сестра, я бы обрадовался, приведи она домой такого молодого человека…
— Но?
— Но моя дочь или сестра не стала бы однажды правительницей Державы. Ей не пришлось бы сталкиваться с запутанными ситуациями или разбираться с враждебно настроенным противником, что требует крайней осторожности и осмотрительности. Твой отец не стал бы ценным помощником женщине в таком окружении, лишь пассивным грузом. Королевский дворец не место для человека, который не способен распознать предательство и обман.
— А точно ли не способен? Он ведь был сихаром, так? Разве возможно, чтобы достигший совершеннолетия сихар не понимал запутанности и жестокости этого мира?
Сихары, с их знаниями в магии крови, долгое время считались изгоями остального магического сообщества. Даже теперь, когда любая дискриминация осталась в прошлом, старые предрассудки все еще проявлялись в почти неуловимых нюансах и порою возвращались в новом обличии.
— Вы думаете, что жизнь изгоев заронила горечь в сердце каждого сихара. Как оказалось, нет. Порою те, на чью долю выпало больше всего мерзости этого мира, поражают красотой своих личностей, теплом и жизнерадостностью, что не может не привлекать и не трогать сердца окружающих. Ваш отец зачах бы, сделай она его своим консортом — такой пост требует строгости, определенного жестокосердия, если можно так сказать. Ее высочество сама по себе не обладала должным хладнокровием. Свяжи она себя браком с мужчиной, который характером еще больше не пригоден для правления… Так или иначе, я посоветовал ей подойти к этому вопросу старым добрым образом — выйти замуж за одного из баронов для усиления своих позиций и держать возлюбленного подальше от глаз общественности. Но ее высочество была идеалисткой. Она не пожелала следовать моему совету, хотя и осознавала, что это вызовет некий резонанс. Мы много спорили, и возможно, именно это больше всего натянуло наши взаимоотношения. А однажды принцесса пришла расстроенная и спросила, не стремлюсь ли я как-то навредить ее возлюбленному. Мне было больно, что она вообще допустила подобную мысль; я никогда не позволил бы себе так опуститься, о чем ей и заявил. Впервые за все годы нашего знакомства она зарыдала. Сказала, мол, ему грозит что-то ужасное, умоляла меня пообещать, что это случится не от моей руки или по моей инициативе — ведь я единственный, кому она доверилась; только я знал, кто он, и только у меня были мотивы и возможности удалить его из ее жизни. Чтобы ее успокоить, я готов был поклясться на крови. Принцесса отказалась, посчитав, что моего честного слова будет достаточно. Дальше она мучительно размышляла, как решить вопрос с отцом. Он закрывал глаза на ее ошибки молодости, но связь приходилось держать в чрезвычайной секретности, ведь было неизвестно, как поступит принц Гай, узнав, что возлюбленный дочери — сихар. В конце концов принцесса решила ничего не говорить отцу и выйти замуж только после того, как займет трон, когда уже никто не сможет ей возразить, или подстроить для ее возлюбленного несчастный случай.
Далбер помолчал.
— Во вторую неделю января тысяча четырнадцатого года ваш отец отправился в свою ежегодную благотворительную поездку заграницу. Община сихаров в Державе намного богаче общин в соседних королевствах, и местные молодые люди часто путешествуют за моря, помогая менее удачливой родне. Это было за несколько лет до Январского восстания, и у магов тогда еще была возможность свободно и быстро перемещаться между странами. Хотя ее высочество отчаянно скучала по любимому, она радовалась, что он будет вне Державы, подальше от причуд принца Гая. Ожидалось, что ваш отец вернется через две недели, к началу весеннего семестра, но этого не случилось. Когда он попал в официальные списки пропавших без вести, я опросил каждого, кто хоть как-то был с ним знаком. Его друзья, с кем он уехал, в один голос утверждали, что он отправился в обратный путь раньше них, торопясь вернуться к повседневной рутине в Деламере. Но где-то посреди своего пути он исчез. Я доложил о результатах своего расследования ее высочеству. Она встала, бледная и трясущаяся, и сказала, что предвидела обрывок моего отчета — хотя ей казалось, что время еще есть. Принцесса попросила меня продолжить поиски. Когда все линии расследования зашли в тупик, она открыто высказала все отцу. Разразился жуткий скандал. Принц Гай утверждал, что не имеет к этому никакого отношения, хотя если бы он знал, то наверняка бы что-то предпринял, но уж точно не тайно, ведь между отцом и дочерью не должно быть никаких секретов. Он бы наглядно продемонстрировал, как относится к этому недостойному принцессы наглецу. Ее высочество не поверила и заявила, что ребенок этого «недостойного наглеца» однажды будет сидеть на троне. Что ж, теперь вы правитель Державы, сир.
Тит стиснул руки:
— А ты веришь принцу Гаю?
— Не знаю. Он всегда получал удовольствие, говоря людям болезненную правду, но и не гнушался подходящей случаю лжи. Кроме того, если бы он действительно стоял за исчезновением вашего отца, в чем смысл запоздалого признания?
Тит медленно кивнул:
— А я… я хоть немного на него похож? На моего отца?
— У вас есть некоторые его черты, сир, но в основном вы похожи на ее высочество.
— Не хранила ли мама его портрета?
Вдруг Тит хотя бы так сможет его обрести? Вдруг увидит ту самую улыбку, которую так любила мама и которую он сам унаследовал?
— Если и хранила, то я ничего в ее вещах не нашел.
Разочарование кольнуло остро и глубоко — и здесь тупик. Пора уже было привыкнуть к тому, что очередное тайное желание сердца не исполнится, однако ощущение пустоты внутри только усилилось.