— А чо с ним?
— Забыть его! И говорить «что».
— Чо за… — и тут же получил «леща» по голове. — Бли–и–и–ин!
— Завтра начнём обучение!
— Какое такое обучение?
— Буду из тебя человека делать.
— Я не хочу человеком!
— Тебя никто не спрашивает! Пойдём, я покажу, где тебе спать.
— Может, мне домой, а? — Но робкая попытка не удалась. Влас схватил бедного Славика за шею и толкнул по направлению к коридору. А потом так и толкал в спину «гостя» до коричневой двери комнаты.
Комната маленькая, в ней широкая кровать, шарообразный торшер, низкий стеклянный столик, кресло–качалка из ротанга с пухлой подстилкой сверху.
— Это комната для гостей… — пояснил сзади Влас.
— А тут гости по доброй воле бывают?
— Одежду выдам завтра. А теперь… ты ложишься спать. Надеюсь, в туалет сходил? Так как я тебя закрою.
— А я из окна вылезу!
— Шестнадцатый этаж.
— Чо–о–о? — И тут же затрещина по макушке.
— И ещё. — Влас вдруг содрал с парня полотенце, и Славик с ужасом только сейчас заметил в левой руке у него хлыст. — Я всегда выполняю то, что обещал.
— А–а–а! Убива–а–ают! — заорал он что есть мочи. Но это ему не помогло. Первый удар обвил огнём бедро справа. Славка развернулся, спасаясь, прыгнул на кровать, и хлыст обжёг ему спину по диагонали, свалил его на упругий матрац. Третий удар оставил красную длинную полосу вдоль левой ягодицы по ноге до колена. — У–у–у… — тихонько завыл вконец протрезвевший гость поневоле.
— Так будет всегда, — отрезал истязатель и направился вон. — Кстати, ты запомнил, как меня зовут?
— Придурок! — ответил в матрац парень, блиставший голым задом и спиной, не поворачивающийся к своему мучителю.
— Эй! Тебе мало, что ли? Как. Меня. Зовут, — угрожающе проговорил человек с хлыстом и уже даже развернул хвостик сего орудия вниз, в боевую готовность… Измученный гость, видимо, уловил опасность, даже не видя расправленного хлыста. Он поджал ноги, перевернулся и забился в угол подальше.
— Влас!
— Молодец, — удовлетворённо даже улыбнулся Влас. — Спи!
Он вышел и тут же щёлкнул замком.
— Влас… — прошептал Славик, прислушиваясь: нет ли шагов или дыхания под дверью. — Влас–пидорас! — тоже удовлетворённо высказался парень, правда намного тише.
Достопочтенная публика! Занимайте места согласно купленным билетам. И-и-и… только у нас — морской котик и морской лев выполняют трюки и перевороты. Водное ревю с песнями, прыжками и шутками! Не пропустите!
========== Номер третий: «На матах» ==========
Утро для Славы началось ужасно: мало того что в блаженное воскресенье тебя будят в семь тридцать, так ещё и делают это немилосердно. Рывком сдирают одеяло и железным голосом наполняют всё пространство:
— Подъём! Живо встал!
Славик начал слепо искать что–нибудь, чем укрыться, ибо голышом слишком сильно чувствовалась прохлада утра и враждебный взгляд со стороны «будильника». Обнаружив только подушку, он засунул свою голову под неё, типа спрятался. Но Влас не намерен жалеть. Он отобрал и подушку, ухватил парня за ногу и потащил с кровати, тот успел зацепиться за край кровати и загундел:
— Я хочу спа–а–ать! Куда? Куда меня тащат? Бля–а–а–а…
— Это один.
— Да хоть сто тридцать восемь с половиной! Чо за хрень?
— Не «чо», а «что». И это два.
Славик не удержался и разжал пальцы и тут же грохнулся на пол. Улёгся плашмя и опять выступил с речью:
— Слово «хрень» вовсе не мат!!! Поэтому с каких ебе… э–э–э… перепугов — «два»? А тот мат, который «один», так я ваще не договорил! — обиженный похлопал ладонью по полу. — Эй, соседи! Тут издеваются над честным человеком! А у меня и так голова болит! И кровать неудобная! Полный пиз… этот… попадец! — Он быстро развернулся и, подняв палец, сообщил: — Это от слова «попал», а не от другого, тоже не матершинного! И ваще, я буду жаловаться!
Последние слова явно демонстрировали, что субъект проснулся. Более того, он трезв и вменяем абсолютно. Влас прекратил физическое воздействие и приказал:
— За мной! — И, не привыкший повторять дважды, он пошёл вон из комнаты. Славик заорал ему в спину:
— А одежда? Где моя одежда? — И так как отвечать ему никто не собирался, он ещё посидел на полу минуту и, обвернувшись одеялом, поплёлся разыскивать своего похитителя по квартире.
Влас находился в большой комнате с аквариумом. Увидев своего «подопечного» в качестве кулька из ватного одеяла, молча показал тому на стул с приготовленной одеждой: спортивный костюм фин–флёровский, уже старенький, но почти не ношенный, новые трусы в запаянном пакетике (как для инфекционных больных), носки серые, синяя майка. Славик тупо уставился на кучку тряпок.
— Размер обуви? — буднично спросил Влас.
— Это чо это? Мне это? А моя одёжа где?
— В мусоропроводе со вчерашнего дня.
— Это как это? Да моя куртень две штуки стоила!
— Копеек?
— Какого хрена? И ваще! Чо я тут делаю–то? Ты кто такой? Фигли меня притаранил?
— Сначала тренировка, а потом пресс–конференция.
— Чо–о–о?
— Не «чо», а «что». И вопрос задан с речевой ошибкой.
— Чо–о–о?
— Переодевайся живо! Хватит разговоров. Иначе… — И Влас выразительно взял со стола свёрнутый в жокейский калачик хлыст.
— Бл… — Славик захлебнулся в слове, вытаращив глаза и отчётливо вспоминая вчерашнее. — А–а–а… что за тренировка?
— Уже лучше. Утренняя пробежка. Одевайся.
И Славик решил, что пробежится. Вдруг получится убежать от этого придурка? Он мгновенно сбросил одеяло и начал судорожно натягивать на тело всё предложенное, при этом беспрестанно болтал:
— Ух ты! Майка как раз! Только не прикольная какая–то, ну чо это? Забубенили бы сюды морду Кобейна или написюху какую–нибудь прикольную. Я однажды ваще угорал, у соседа футболисимус был с надписью: «Нас рать!» Нормально, да? Ну, ты понял? Типа насрать мне! А тут так прили–и–ично, ы–ы–ы… с пробелом. Нас. Пробел. Рать! А на твоей только малюська какая–то, ну–ка: «Саль–вин кле–ин». Не знаю такого! Бл… чо трусы–то в пакете? Не ражорвать, нифифа… Тьфу! Это они под майку? Тоже «Клеин»? Синюшные! И девчачьи! Хотя нет, вроде тут местечко для хуяльни… Ой!
— Это три.
— Да вижу, вижу, мужиканские труселя. Только нормальные мужики семейники носят, а не такие трикотажные тряпочки! Так! Штанюли! Не светлые? Они мне малы! Ну чо это? Позорище! Жопец–то в обтягоне!.. Э–э–э… Понял, тебе нравится… И это такие карманы? Туда даже курево не засунуть! А ты не куришь? Блин… Совсем? Даже с ментолом? Блин… У мене зависимость, не можу без дыма! Я предупредил! Так–с, носки. Чистые? — Славик припал к ним носом. — Чи–и–истые. Тогда ладно… Вот. Я готовый! А ты правда выбросил мою одёжу?
— Правда. Иди, умойся.
— Погодь… А паспортина моя где? Ключ от хаты? Деньги там были! Куча денег!
— Сорок рублей, десять копеек.
— Больше же было… Ты спёр?
— Иди, умывайся. — Влас сама выдержка: даже голос не повышает, смотрит на выспавшееся чучело скорее с любопытством, нежели с раздражением. — Живее давай. Размер обуви какой?
— Сорок размер. А рубликов было бо–о–ольше! Не сорок!
Короче, Славик не умолкал. Власу пришлось–таки запихнуть его в ванную комнату, из которой он тут же заорал, ошпарившись кипятком, ибо нажал не на ту кнопку. Когда же он оттуда вышел, мокрый, с забрызганной майкой и торчащими в разные стороны от влаги волосами, то Влас подопнул ему пару кроссовок.
— Велики на размер, но для тебя сойдёт. Завяжи потуже.
Славик же был доволен. По–видимому, он решил свинтить от богатенького придурка и свинтить в новой одежде.
— А ключик–то мой где всё–таки? Не потерял? Покажь!
Вместо ключа Влас брякнул другой железкой. Наручники. Славик вытаращил глаза и открыл рот. Таких наручников он и в кино не видел. Явно не полицейские: два кольца с замком, соединённые длинной цепочкой, навскидку чуть меньше метра.
— Ты чо? — испуганно попятился Славик от хозяина хором с аквариумом.
— Не «чо», а «что». Это — во–первых, а во–вторых, надеюсь, я не сильно похож на дурака.
— Ну, так–то не сильно… Так я это… орать буду на улице.
— Лейкопластырь взять с собой? Или кляп?
— Ё–моё!..
«И чо теперь?» — большими буквами было написано на физиономии Славика, именно через «чо». Сбежать не получится. Это ясно ему дали понять. Клацнули наручники, и безвольное тельце, временно потерявшее надежду, потащилось вслед за уверенным, самодовольным, с лёгкой тенью улыбки на лице хозяином квартиры и хозяином жизни.
«Тренировка» на деле оказалась пробежкой по соседнему парку. Поначалу Славик успевал за Власом, попадал в такт бега. Но через метров пятьсот он, во–первых, устал, во–вторых, устал от молчания, в–третьих, устал от того, что его постоянно дёргают за руку этой железякой. Так и до синяка недалеко! Завидев впереди одинокого и наверняка такого же придурочного любителя здорового образа жизни преклонных лет, Славик начал орать:
— Дяденька! Меня похитили! Надо в полицию звонить! Дяденька! Зырьте, цепура! Он похитил меня! Пожалста! Он ограбил меня! Мои денюжки! Моя паспортина! Зырьте, цепура!
— Здравствуйте, Виктор Сергеевич, — тихо да ещё и улыбнувшись приветствовал дядьку Влас.
— Развлекаешься, Влас? — не замечая Славкиных воплей, ответил мужчина. — Успехов!
И пробежал мимо.
— Если… Ещё раз… Ты… выкрикнешь… Выпорю дома.
— Бля–а–адь, — прошептал Славик в сторону.
— Это четыре, — громко и радостно возвестил Влас.
Они ещё пробежали не меньше километра. А потом упёртый «тренер» заставил бедолагу приседать и отжиматься. Тот сначала получил заветное «пять», а потом упал плашмя на пузо прямо на грязный асфальт. Короче, Влас поднял его за шкирку, ощутимо пнул коленом в зад и поволок стонущего обратно домой. По пути Славик попытался воззвать к удивлённому со вчера Фёдору Кузьмичу, но тоже получилось как–то неэффективно.
В квартире на шестнадцатом этаже Славику был выдан ещё один комплект одежды: хлопковые бриджи и бежевая трикотажная рубашечка с крокодильчиком на кармане. Влас лично проконтролировал, чтобы гость почистил зубы и встал под душ. Только после крика опупевшего от гиперопеки Славика: «Поссать–то можно одному?» — он ушёл на кухню готовить лёгкий завтрак: сырный омлет с тостом и кофе.
Именно за завтраком и состоялся самый важный разговор. Правда, до него значительное количество времени и эмоций было потрачено на то, чтобы заставить гостя нормально сесть на стул и пользоваться салфеткой и ножом.
— Это ж тупо хлеб! Фигли его резать? — искренне изумился Славик.
— Это тост, он тёплый, тем более лежит на тарелке с масляным омлетом и уже пропитался маслом и соусом.
— И чо?
— Не «чо», а «что». Пожалуй, будешь по лбу получать за «чокание». Тебе велено пользоваться ножом? Действуй! В правую руку возьми! Ровно сядь! Не скреби по тарелке, это дурной тон! Боже, что за чавканье! Нож в правой руке!
— Я ваще есть не буду! Легче сдохнуть, чем вся эта ху… ху… хурма! Чо… — и получил ладонью по лбу, несильно. — Блин–н–н, что я здесь делаю? Меня же потеряли все дома! Взял, такой пиз… пис… пИскарь–молодец, выкрал меня из дома, лишил меня крова и уюта!
— Не заметил, чтобы тебе уютно было на бордюре на асфальте избитому и пьяному. Слушай сюда! И нож в правую руку взял! Ты живёшь у меня, слушаешься меня, делаешь то, что я говорю. И через месяц, хотя, может, и раньше, всё от тебя зависит, ты едешь спокойно к себе в посёлок, забираешь с собой одежду, которую я тебе дам, и получаешь м–м–м… тысяч… сколько ты хочешь?
— Тридцать! — выпалил Славик.
— Получаешь к этому тридцать тысяч.
— Так, а делать–то чо надо?
— Надо вести себя прилично в обществе, отучиться от обсценной лексики и всяких эвфемизмов…
— Чо…?
— И от «чо». Надо научится выглядеть нормально, чтобы никто и не подумал, что ты маргинал из деревни Бухалово.
— Кто?..
— И главное, должен слушаться меня. Демонстрировать окружающим, что подчинён и смирён.
— На поводке будешь меня водить? Как собачку? Ну уж нет! Я не согласный! Нахрен мне твоя тридцадка? Всяко пропью! Вертай меня взад! Да и не смогу я ножиками есть и жопу пёрышком вытирать!
— Сможешь.
— А если я тупо не хочу? Да ещё и хлыст этот! Я, может, и долбо… этот, ну… не очень воспитанный человек, но достоинство имею!
— Я видел все грани твоего достоинства. Отказаться ты не можешь, считай, что ты мой проект. Более того, ты сейчас позвонишь матери или кому там — брату, сестре — и что–нибудь наврёшь хорошее. Например, что на работу устроился, чтобы тебя не теряли.
— Отлично! Гони мобилу, — нагло протягивает руку прямо в лицо Власу и потряхивает ей перед носом. Тот бьёт по руке.
— Доешь сначала. Не хлюпай кофе, пей маленькими глотками.
— А чо сахара–то нет? — тут же получает в лоб основанием ладони и ответ равнодушным голосом:
— Потому что нет. У меня здесь вообще не сахар, привыкай.
После завтрака, как и обещал, Влас передал Славику включённый на клавиши набора номера телефон. Парень бодро взглянул на похитителя, потыкал в экран, прижал трубку к уху, медленно отодвигаясь от Власа.
— Брателло! Стас! А–а–а–а! Меня украли! — через несколько секунд тишины заорал он, выпучив глаза. — А–а–а! Спасай меня, братву гони, тута всякая звездота живёт, парк рядом этот…
Конечно, он не договорил. Получил в ухо, да так, что полетел в сторону африканских статуэток, упал, перемешавшись с тёмными экзотическими телами, а одна из африканских женщин своими острыми деревянными грудями больно давила на рёбра. В ухе засвистело. Но полежать бедному не дали. Его тут же извлекли из–под груды чёрных фигурок, тряхнули и прижали к стене.
— Ты не понял, что со мной шутить нельзя? — страшным голосом хлестнул Влас. — Если я себе позволил маленькое развлечение с тобой, то руки у твоих друзей и братьев коротки до меня! Почему звонил не матери?
— Она болеет, чо расстраивать? — прошептал Славик, чувствуя непреодолимое желание полежать. — Блин, моя башка…
— Любишь, значит, мать? Сейчас ты звонишь этому же типу, говоришь, что пошутил, что тебя не будет, чтобы не теряли… Иначе твоя мать из больницы не выйдет.
— Ах–х–х… Ах ты… прихуевший пиздобол! Да если ты мою мать пальцем тронешь, то я залупу тебе на нос натяну, объебеню мудака… — Речь, видимо, была бы длиннее, но Влас её прекратил, зажав Славику рот.
— Очень я уважаю, что ты мать любишь. Но это уже девять! Многовато. Все твои угрозы смешны, а мои реальны. Поэтому, раз любишь мать и хочешь тридцатник получить, да ещё и научиться многому, звони! — Влас с удовольствием обнаружил в голубых ясных глазах залётного жлобчика страх. Он набрал последний номер в телефоне и приставил трубку к уху. Сам вдавился в тело бедняги и слушал весь разговор:
— Алло! Бубенец? Я не понял, чо это щас было?
— Кх… всё нормально, брателло. Это шутка юмора такая.
— А чо это за номер?
— Это мне один х… х… хороший человек дал позвонить. Я свой вчера в «Поляне» оставил. Я чо звоню–то…
— И чо?
— Меня не будет сколько–то днёв, тут работа нарисовалась масляная.
— Насколько масляная?
— Потом расскажу. Ты это того… маме не говори ничо, вернее, скажи, что нормально всё, чтобы она меня не ждала пока…
— Замётано, скажу. Чо–то ты не весел… Тухлый какой–то.
Влас толкает всем телом парня, и тот пищит напоследок, так как дышать стало тяжело:
— Ойи–и… всё нормалёк… пока.
И разговор окончен. Влас ещё некоторое время вжимается в Славика, рассматривает обиженно сомкнутые губы и опущенные глаза, в которых подозрительно дрожит синева. Взял всей ладонью парня за подбородок и провёл большим пальцем по губам.
— Умница. Всё будет хорошо, никто не пострадает. А тебе будет только на пользу. Ты вон какой симпатичный… а сейчас приберись тут и в ванной комнате найдёшь на полке средство для стекла, там же тряпка. И марш мыть аквариум!
И что тут поделаешь? Конечно, Слава для порядка побухтел, поупрямился, подпирая стену несколько минут, пока Влас мыл посуду. Но стоило тому появиться в коридоре, то парень начал судорожно ставить чёрные фигурки в шеренгу, обращаясь к ним на каком–то, по–видимому, руандийском наречии. Влас прошёл мимо и не смог сдержать улыбку. Позже Северинов откровенно подглядывал из щели своего кабинета за тем, как Славик натирает стеклянную стену аквариума. Тем более что он общался с рыбами. Каждому из четырёх карпов кои он дал своё имя, отличая их по пятнам. Рыбанутый, Акулина, Черножопик и Сучара. Влас даже не стал возмущаться, не стал выдавать своё невидимое присутствие при этом спектакле.